Менталитет и национальный характер

Важнейшими понятиями в связи с анализом коллективной языковой личности на уровне нации являются менталитет, национальный дух, национальный характер, концептосфера, языковая картина мира, тип (архетип) и стереотип . Современные исследователи пытаются определить Гумбольдтовское понятие народного духа через термины «коллективная память», «менталитет», «картина мира», «лингвокультура».

Коллективная память , запечатленная в языке и духовной культуре, выступает как средство хранения и накопления информации, требующее поддержание знаковых систем, определенного метода упорядочения, организации информации по ее ценности и содержанию. Коллективная память соотносится с понятием «разделенного знания», на базе которого в процессе общения строится новое содержание – продукт совместного творчества коммуникантов.

Необходимо разграничивать национальный менталитет и национальный характер. Отличие национального менталитета от национального характера заключается в следующем: менталитет связан преимущественно с логической, концептуальной, когнитивной деятельностью сознания, а национальный характер – с эмоционально-психологической сферой. Национальный характер – это сложившиеся эмоционально-психологические нормы поведения человека в обществе. Иными словами, национальный характер – это психологические стереотипы поведения народа.

Под менталитетом понимают образ мыслей, психологический склад ума, особенности мышления и многое другое. Но, учитывая то, что менталитет – понятие, характеризующее не только нацию в целом – специфическим менталитетом обладают и различные социальные группы людей, можно сказать, что менталитет – это специфический способ восприятия и понимания действительности, определяемый совокупностью когнитивных стереотипов сознания, характерных для определенной группы людей.

Главным признаком понятия «менталитет» является его принадлежность определенной социальной или культурной группе. Таким образом, в нем изначально заложена потенциальная возможность быть противопоставленным менталитету другой группы. Параметрами противопоставления могут быть когнитивные и мыслительные схемы и модели, образы и ценностные ориентиры.

Можно говорить о менталитете личности, группы и народа (этноса). Менталитет конкретной личности обусловлен национальным, групповым менталитетом, а также факторами личного развития человека – его индивидуальным образованием, культурой, опытом восприятия и интерпретации действительности. Это личные ментальные механизмы восприятия и понимания действительности.

Групповой менталитет – это особенности восприятия действительности определенными социальными, возрастными, профессиональными, половыми группами людей. Хорошо известно, что одни и те же факты действительности, одни и те же события могут быть по-разному восприняты и интерпретированы в разных группах людей. Так, известно, что игроки проигравшей команды имеют тенденцию приписывать поражение влиянию объективных факторов (плохое поле, необъективное судейство и др.), в то время как наблюдатели склонны объяснять поражение субъективными факторами (не проявили воли, не старались, не хватало скорости и проч.). Есть детская, мужская, женская «логика». Существует национальный менталитет – национальный способ восприятия и понимания действительности, определяемый совокупностью когнитивных стереотипов нации. Разный национальный менталитет может воспринимать по-разному одни и те же предметные ситуации. Национальный менталитет как бы заставляет человека видеть одно и не замечать другое.

Русский менталитет, к примеру, неизменно фиксирует покорность азиатских женщин и не замечает повышенной активности собственных, в то время как азиаты прежде всего фиксируют активность и даже агрессивность русских женщин, на замечая покорности и пассивности собственных.

Понимание воспринятого также во многом обусловливается менталитетом. Например, американец при виде разбогатевшего человека думает: «богатый – значит умный». Русский же в этом случае обычно думает «богатый – значит вор». Понятие «новый» у американца воспринимается как «улучшенный, лучший», у русского - как «непрове-ренный». Русские учащиеся понимают повторное объяснение учителя того же самого материала как стремление добиться лучшего понимания ими этого материала, помочь ученику, а финны нередко думают про такого учителя: «Он нас за дураков считает».

Менталитет преимущественно связан с оценочно-ценностной сферой, ценностным аспектом сознания. Он оценивает воспринимаемое как хорошее или плохое, как представляющее ценность, соответствующее ценностям или не соответствующее им. К примеру, концепт белая ворона оценивается русским менталитетом негативно, так как существует ценность – соборность, коллективизм.

Национальный менталитет представляет собой национальный способ восприятия и понимания действительности на базе присутствующих в национальном сознании стереотипов, готовых мыслей, схем объяснений явлений и событий, механизмов каузальной атрибуции. Это стереотипы мышления. Вслед за Г. Малецке С. Даль выделяет следующие факторы, влияющие на парадигму мышления: логика мышления; развитость индуктивного и дедуктивного, абстрактного и конкретного мышления. Существует мнение, что западное мышление, построенное на аристотелевской логике, является аналитическим, линейным, рациональным, в то время как для восточных культур характерна логика холистическая, ассоциативная, аффективная. В западном мышлении превалирует индуктивное, а в восточном – дедуктивное начало. Хотя Даль отмечает одинаковую способность русских и американцев мыслить абстрактно, американцы имеют склонность к более конкретным формам мышления, нежели русские.

Социальное, физическое и коммуникативное поведение определяются менталитетом. Более того, национальный менталитет направляет динамику формирования и развития концептов. Целый ряд исследований подтверждает, что между менталитетом и языком существует тесная связь.

Индивидуальная языковая личность реализуется на уровне идиолекта, который представляет собой «персональную» лингвисти-ческую систему конкретного коммуниканта, с вариациями на фонологическом, грамматическом и лексическом уровне. Каждый идиолект неповторим, как отпечатки пальцев индивида. На его характер влияет множество факторов: пол, возраст, социальное положение, место жительства, психотип, физиологические особенности и т. д., которые в совокупности образуют то, что называется индивидуальностью .

Идиолектные различия проявляются в тончайших нюансах произношения и интонации, специфическом для данного индивида, отборе лексических средств, особенностях синтаксиса и т. д. Даже минимальные единицы (звуки, буквы и цифры) могут приобретать индивидуальные символические значения и ассоциации. Так, например Кафка признавался, что находит букву К «оскорбительной, даже тошнотворной», несмотря на то, что это «его» буква.

В силу культурных различий идиолектная «мозаика» отличается от одной культуры к другой. Сложное переплетение коллективного и индивидуального в языке и речи обусловливает дополнительные сложности в МК. Дело в том, что часто бывает трудным определить, что в коммуникативном поведении индивидуума принадлежит лично ему, а что является отражением национально-специфических особенностей всего языкового коллектива. В результате при общении представителей разных культур черты идиолектной личности могут обобщаться и ошибочно возводиться в ранг национально-специфических. Именно в этом заключается механизм формирования стереотипов . С другой стороны, национально-культурные черты поведения могут игнорироваться на основании того, что представитель другой культуры не идентифицирует их как обобщенные, а считает присущими лишь конкретной личности.

В социологических теориях, посвященных нации, обязательно затрагивается проблема «национального характера», «психических черт нации» или «психического склада нации». Так, в определении нации, выработанном в кругах австромарксизма, общий национальный характер стал первым и основным критерием выделения нации. Отто Бауэр писал по этому поводу следующее: «Нация - это относительная общность характера, так как на протяжении веков у больших масс членов нации можно наблюдать ряд одинаковых черт, и, хотя все нации, как и люди, обладают некоторым количеством совпадающих черт, имеются определенные черты, присущие только этой нации и отличающие ее от других; это не абсолютная, а относительная общность характера. так как отдельные члены нации наряду с общими для всей нации чертами имеют, кроме того, индивидуальные черты (а также групповые, классовые, профессиональные черты), которыми они отличаются друг от друга».

В современной литературе чаше всего говорится о «психическом складе нации» или о «национальном характере» и подчеркивается связь между ними и национальной культурой

Категория национального характера или его эквивалентов находит широкое отражение и в литературе. В качестве примеров можно упомянуть работы таких авторов, как М. Гинзберг, М. Мид А. Инкелесго, А. Кардинер и Р. Лннтонм, а из более ранних авторов - Э. Бакер.

В этих определениях, как правило, отсутствует анализ конкретно классового содержания национального характера. В то же время высказывается мнение, что исторические судьбы нации приводят к формированию своеобразных психических черт ее членов и что эти черты, часто называемые национальным характером, существенным способом воздействуют на поведение нации в различных жизненных ситуациях. В западной литературе можно встретить также значительное расхождение мнений по поводу самого определения национального характера. Дуникер и Фринда (Нидерланды), работа которых содержит много фактических данных по данной проблематике, выделяют шесть основных определений национального характера.

1. Национальный характер понимается как определенные психологические черты, характерные для всех членов данной нации, и только для них. Это распространенная, но уже редко встречающаяся в науке концепция национального характера.
2. Национальный характер определяется так же, как «модальная личность», то есть как относительная частота проявления определенного типа личности среди взрослых членов какой-либо нации.
3. Национальный характер понимается как «основная структура личности», то есть как определенный образец личности, доминирующий в культуре данной нации.
4. Национальный характер может пониматься как система позиций, ценностей и убеждений, разделяемых значительной частью данной нации.
5. Национальный характер определяется путем анализа психологических аспектов культуры, рассматриваемых в определенном, особом смысле (в частности, в работах Ф. Знанецкого).
6. Национальный характер рассматривается так же. как интеллект, выраженный в продуктах культуры, то есть в литературе, философии, искусстве и т. п.

Не все эти определения одинаково часто встречаются в современной научной литературе. Более всего используются, как мне представляется, второе, третье и четвертое из вышеприведенных определений национального характера, причем не все авторы четко разграничивают значения, в которых применяется этот термин.

Изменения черт личности поляков в условиях социалистического общества были рассмотрены в ряде серьезных публикаций. В 1968 году редакция еженедельника «Политика» провела анкету на эту тему. Высказывания довольно широкого круга ученых и публицистов затем были изданы отдельной книгой. Теоретическую проблематику изменения личности в условиях социалистического строительства рассматривал Я. Щепаньский. Важные замечания о психологическом облике современной польской нации содержатся в статье В. Маркевича о патетической культуре. Эти вопросы затронуты также в нескольких публицистических статьях Я. Щепаньского. Следует также упомянуть интересную, но крайне спорную книгу А. Бохеньского, в которой подвергаются нападкам психические черты нашей нациям. Точка зрения подверглась критике со стороны многочисленных публицистов, которые в основном справедливо обвиняли его в отсутствии глубокого анализа, в поверхностной, упрощенной аргументации. Однако эти обвинения не значат, что высказывания Бохеньского следует полностью игнорировать. Хотя его книга дискуссионная, во многом спорная и по ряду принципиальных вопросов ошибочная, но все же она ставит важную проблему оценки личности современного поляка. Наконец, упомяну раздел, посвященный национальному характеру в моей книге по национальному вопросу: там содержится более широкий обзор литературы по данному предмету.

В другой публикации, рассматривая изменения, которые произошли в характере польской нации в условиях социалистического строительства, я коснулся и изменений в облике личности.

В некоторых упомянутых здесь работах появился термин «психический склад нации». Под ним понимается совокупность психических черт, то есть позиций, ценностей, убеждений и предрасположений, которые в настоящее время присущи представителям нации. Так как эти черты весьма различны, анализ психического склада нации должен включать: а) средние психические черты нации, б) доминирующие черты, то есть присущие самым многочисленным группам в пределах нации, в) степень однородности (гомогенности) или различия (гетерогенности) психических черт в пределах нации. Следует также помнить, что психический склад нации включает как черты относительно устойчивые, так и временные, как свойственные только данной нации, так и имеющиеся у других наций.

Более узким является понятие эмпирического национального характера, под которым я понимаю статистическую равнодействующую национальных, специфических черт психики членов нации. Иначе говоря, это такие психические черты, которым свойственна относительно прочная устойчивость и которые отличают данную нацию от других более, чем отдельные общественные группы в пределах этой нации. Таким образом, национальный характер является основной частью психического склада нации, но не исчерпывает этого понятия.

Наконец, мы используем понятие «национальный характер» и в нормативном смысле, имея в виду личный образец (или личные образцы), доминирующий в присущей данной нации системе воспитания и объективированный в таких очевидных продуктах культуры как литература, легенды, историческая традиция. Нормативный национальный характер оказывает существенное влияние на воспитание и поэтому должен учитываться в данном контексте. Определение же того, в какой мере нормативный национальный характер совпадает с эмпирическим и насколько он является фактором, формирующим типичное поведение членов нации, должно стать предметом исследований. Помимо этих трех определений, можно встретить еще одно - «национальный стереотип». Говоря о национальных стереотипах, мы имеем в виду обобщенные и эмоционально окрашенные представления о каких-либо других нациях или о собственной нации. В зависимости от того, кого касается стереотип, мы говорим о стерео типах и собственных стереотипах. Стереотипы - это своего рода представления о других нациях, а собственные стереотипы - представления о себе. Стереотипы являются образами нации, но образами особого типа. В них проявляется обобщенность, иначе говоря, упрощение, а также - и это их важнейшая особенность - эмоциональная окраска. Существует обширная социологическая литература, посвященная проблеме стереотипов. Они являются также благодарной темой для исследований. В национальных стереотипах в какой то мере отражаются психические черты представителей нации, которая признает данный стереотип; в этом смысле анализ стереотипов больше говорит нам о тех, кто верит в стереотипы, чем о тех, на кого распространяется данный стереотип. Не подлежит также сомнению, что национальные стереотипы играют большую роль в формировании поведения больших групп людей. Это - важное основание для проведения исследований по данному вопросу.

Современное состояние социологии, психологии и этнографии позволяет сформулировать некоторые выводы о явлениях, определяемых понятиями «психический облик нации» или «национальный характер». В свете научных данных опровергнуты прежние представления по этому вопросу, в особенности взгляд, что психические черты нации якобы имеют врожденный характер (объясняются «кровью, текущей в жилах» или были «впитаны с молоком матери», как это формулировалось в обиходных выражениях, не имеющих ничего общего с наукой).

Мы знаем, что психические черты нации изменяются, что они подвергаются эволюции под влиянием различных исторических обстоятельств. Мы отдаем себе также отчет в том, что некоторые черты имеют относительно более постоянный характер (хотя никогда не бывают неизменными), чем другие. Личностные предрасположения, например, меньше подвержены быстрым изменениям и превращениям, чем взгляды и мнения по отдельным вопросам. Отсюда вытекает методологический постулат внимательного изучения изменений, происходящих в психическом облике нации.

Мы отдаем себе отчет в том, что психические черты нации не имеют характера абсолютных и повсеместно проявляющихся в рамках данной нации качеств всех ее членов. Каждая нация включает целую гамму типов личности. Единственно, что мы можем утверждать на основе изучения психического склада или национального характера,- это то, что определенные черты более распространены в данной нации, чем другие, что в статистическом смысле они доминируют. Однако ни в коем случае это не будет означать, что такие черты обязательно будут присущи каждому члену этой нации.

Мы знаем также, что психический склад нации различается не только в индивидуальном, но также и групповом и в особенности классовом смысле. Как справедливо отмечает А. Клосковская, характер типичного польского интеллигента совсем не похож на характер типичного крестьянина или рабочего. Анализ психологического склада нации должен поэтому быть направлен на определение не только средних статистических показателей для всей нации, но своеобразных психических черт, свойственных отдельным классам, прослойкам, региональным и профессиональным группам в рамках нации. Такой подход существенно осложняет анализ психического склада нации.

Наконец, имеется много данных, свидетельствующих о том, что в каждом обществе существуют определенные групповые психические черты, которые навязываются представителям других групп в качестве образца для подражания и в этом смысле представляют собой доминирующий элемент психического склада нации. К. Добровольский отмечает, например, что типичным для прежней Польши было копирование крестьянами некоторых черт шляхты, с тем. однако, что крестьяне перенимали шляхетские черты с запозданием, когда в шляхетских кругах они уже не проявлялись. Этот тип классово групповых заимствований представляет собой особо важный, хотя и недостаточно изученный механизм формирования психического склада отдельных классов и прослоек в рамках нации.

Принятие предпосылки об исторической изменчивости психического склада каждой нации приводит к необходимости определить факторы, которые вызывают эти изменения. Я определяю эти факторы следующим образом:

1) элементы исторического наследия, то есть все то, что было накоплено в прошлом и что оказывает влияние на психические черты нации, в особенности к ним относятся:

а) унаследованные от прошлого типы личности,

б) закрепляющие их личностные образцы, содержащиеся в национальной культуре, причем особенно важное значение имеют образцы, содержащиеся в литературе,

в) исторический опыт прошлого, закрепленный в памяти живущих поколений, в исторических документах и памятниках национального прошлого;

2) структурные факторы, то есть совокупность условий, в которых в настоящее время существует нация, к ним в первую очередь относятся:

а) виды и способы функционирования экономических и политических институтов,

б) взаимоотношения общественных классов и прослоек;

3) воспитательные факторы, то есть совокупность действий, сознательно предпринимаемых для формирования психического склада нации, в их числе мы выделяем;

а) воспитательную деятельность государства и господствующих в государстве общественно-политических сил,

б) воспитательную деятельность других общественных сил. руководствующихся другими целями, отличными от целей государства,

в) стихийное воспитательное воздействие в рамках малых общественных групп, особенно в семье, в кругу друзей или соседей.

Под воздействием всех этих влияний формируются различные типы личности. С точки зрения степени совпадения типов личности с воспитательными целями системы мы можем выделить три основных типа: тип личности, адекватный требованиям системы, то есть такой тип личности, в котором доминируют черты, формирования которых добиваются руководящие силы данной системы, тип личности, сохраняющий пережитки прошлого, то есть такой тип личности, который сопротивляется принятию новых черт и сохраняет в качестве доминирующих те черты, которые система пытается преодолеть, тип негативного приспособления, то есть такой тип личности, который приспосабливается к способу функционирования новой системы не путем принятия ее ценностей, а путем овладения механизмами успешного действия в рамках новых институтов.

Концепция национального характера в ее современной, свободной от идеалистического содержания интерпретации представляет собой весьма существенный элемент социологического анализа политических отношений, ибо она позволяет избежать односторонности при объяснении взаимозависимости между общественной структурой и политическим строем, а также между геополитическими условиями и политикой государства.

Одна и та же структура или одни и те же геополитические условия могут породить различные политические отношения в зависимости от того, какой тип сформированного историей национального характера является доминирующим.

Используя современную социологическую терминологию, можно сказать, что национальный характер оказывается в данном случае центральной «переменной».

Зависимость между национальным характером и политическими отношениями является при этом двусторонней, а не многосторонней, так как:

1. Национальный характер, будучи продуктом наслаивающихся друг на друга исторических воздействий, формируется в большой мере - хотя не исключительно и даже не главным образом-под влиянием политических отношений прошлого. Под влиянием исторических условий формируются те аспекты национального характера, которые имеют особое политическое значение. Длительное пребывание под деспотическим гнетом иностранных захватчиков способствует формированию анархического отношения к власти. Длительное пребывание в состоянии войны или подготовки к войне способствует формированию таких национальных черт, как воинская доблесть, чувство чести. Необходим длительный опыт успешной деятельности демократических институтов, чтобы в национальном характере появились такие функциональные по отношению к этим институтам черты, как терпимость, готовность к деловому сотрудничеству с людьми, разделяющими иные взгляды, уважение прав меньшинства. Словом, анализ изменений, происходящих в политических отношениях, должен учитывать их влияние на черты национального характера.
2. Национальный характер одновременно оказывает воздействие на политическое поведение людей, а тем самым - хотя и опосредованно - на политический строй. Одно поведение, побуждаемое относительно устойчивыми чертами национального характера, может оказаться функциональным, а другое поведение - дисфункциональным по отношению к определенному строю. Многие неудачи политических реформаторов происходили потому, что эти деятели не учитывали взаимозависимости, существующей между чертами национального характера и особенностями строя, который они пытались создать. Это проявляется, например, в провале попыток перенести североамериканские образцы государственного устройства на Латинскую Америку. Национальный характер оказывает влияние и на направление эволюции политической системы, причем чаще всего бывает так, что в процессе этой эволюции модификации подвергаются не только институты, но и черты национального характера, создавая в результате новое, более гармоничное целое. Национальный характер в значительной степени определяет поведение наций в кризисных ситуациях.

Нельзя, например, понять единодушной сплоченности польского народа перед лицом гитлеровского шантажа весной 1939 года, если не учитывать такие черты польского национального характера, как любовь к не зависимости, чувство чести и воинская доблесть. То, что поляки первыми оказали вооруженное сопротивление гитлеровской Германии, вытекало не из сложившегося стратегического положения, качественно лучшего, чем положение предыдущих жертв гитлеровской агрессин, а именно из определенных национальных черт, которые независимо от глубоких политических различий, раскалывавших в то время польскую нацию, делали капитуляцию перед врагом неприемлемой.

Политик, учитывая национальный характер народа, знает, что он должен с ним считаться в своих действиях и воздействовать на него. Действия, не соответствующие устойчивым чертам национального характера, приводят к неудачам. Об этом знают политики, которые, основываясь на опыте или научном знании, понимают, что способы правления, где-то и когда-то приносившие успех, могут быть обречены в их стране на провал. Одновременно политик-реалист может искать наиболее подходящие способы воздействия на национальный характер в направлении, совпадающем с теми долговременными целями, которые он ставит перед собой. Такое воздействие будет успешным только тогда, когда оно будет основываться на последовательном формировании объективных условий, способствующих появлению определенных психических черт нации. Если ставится цель воспитания чувства государственной ответственности у граждан, то недостаточно, например, лишь призывать их к этому, используя средства пропаганды, а нужно создавать политические условия, в которых граждане могли бы фактически брать на себя. В советской литературе распространена точка зрения, что более существенное влияние на политические институты и политические отношения оказывает политическая культура, а не национальный характер.

Буду благодарен, если Вы поделитесь этой статьей в социальных сетях:

Поиск по сайту.

Тайну загадочной русской души на протяжении многих веков пытались постичь иностранные гости и купцы, посещающие сначала Русь, а затем - Российскую Империю. Всемирно известные классики российской литературы также не остались в стороне от решения загадки русского менталитета - в своих произведениях они пытались описать русских мужчин и женщин и как можно более полно раскрыть грани их характера и особенности мировоззрения. Но все же даже сейчас большинству иностранцев русские кажутся загадочными и во многом непонятными, а сами русские могут безошибочно отличить своих соотечественников среди толпы иностранцев в другой стране. Но в чем же особенность менталитета и психологии русских, что делает их такими непохожими на представителей других народов?

Национальные особенности русских

Национальные особенности характера русских формировались на протяжении столетий, и основа уникального менталитета нации начала закладываться еще во времена средневековья, когда большинство русских жили в деревнях и вели коллективное хозяйство. Именно с тех веков для русских мнение общества и собственное положение в коллективе стало значить очень много. Также в то время начала формироваться и такая национальная черта русских, как и приверженность патриархальным традициям - от сплоченности коллектива и от наличия сильного лидера во многом зависело выживание и благополучие всей деревни, волости и др.

Эти черты присущи психологии русских и сейчас - большинство представителей нации уверены, что стране нужен сильный лидер, не считают себя вправе открыто критиковать и оспаривать решения вышестоящих лиц, и готовы в любом случае поддержать правительство. По отношению к роли каждого индивидуума в обществе русский менталитет, как и географическое положение России, находится между "западом" и "востоком": представителям этой нации сложно принять западноевропейскую модель общества, в которой индивидуальность каждого отдельного человека считается безусловной ценностью, но и к такой привилегирующей роли коллектива над индивидуумом, как это свойственно и китайцев, у русских нет. Можно сказать, что русские смогли найти "золотую середину" между коллективизмом и индивидуализмом - они придают большое значение общественному мнению и своей роли в коллективе, но при этом умеют ценить индивидуальность и неповторимость личности каждого человека .

Еще одной национальной особенностью характера русских, что отличает его от менталитета других наций, считается "широта" души русского человека. Конечно, душа не может быть широкой в буквальном смысле этого слова, и под данным выражением подразумевается, что русские люди обладают следующими чертами характера:

Психология русских в личной жизни и в быту

Большинство русских людей считают, что духовное важнее, чем материальное, поэтому не ставят целью своей жизни заработать миллионы, а выбирают другие приоритеты - семью, саморазвитие и др. Многим представителям этого народа свойственно "легкое" отношение к деньгам - русский человек не будет слишком сильно унывать во время , а также зачастую предпочтет потратить деньги на что-то приятное для себя, а не копить финансы на будущее.

Однако несмотря на такое отношение к финансам, русские любят роскошь и вычурность, поэтому не жалеют денег на дорогой ремонт в жилье, модные гаджеты и статусные предметы. В домах русских, помимо мебели и бытовой техники, есть много украшений интерьера - разнообразные сувениры, статуэтки и другие милые безделушки. Также не редкость, когда в кладовке квартиры или дома будут годами лежать какие-либо ненужные вещи - русские люди со времен существования СССР еще не совсем избавились от привычки оставлять про запас все, что может теоретически пригодиться в будущем.

В любовных отношениях русские мужчины галантны, романтичны, щедры и обходительны и всегда стремятся окружить свою даму сердца максимальной заботой. Русские женщины способны полностью раствориться в любимом человеке, готовы идти на жертвы ради любви и уверены, что "с милым рай и в шалаше". В большинстве русских семей между мужем и женой равноправные отношения, но все же забота о детях и домашние дела считаются преимущественно женским делом, а зарабатывание денег для всей семьи - мужским.

Глава монографии Н. Я. Большуновой «Проблема характера: традиции и современность (Новосибирск: Изд. НГПУ, 2011)». Публикуется с разрешения автора.

Проблема национального характера в целом и специфики русского характера, в частности, является неоднозначной. Начнем с того, что ряд современных этнопсихологов вовсе отрицают существование такого явления как национальный характер, исходя из ряда оснований. Одни, как мы помним, считают, что категория характера утратила свое значение в силу ее расплывчатости, многозначности и может применяться лишь в обыденной, житейской, но не научной психологии; другие полагают, что каждая личность в каждом конкретном случае представлена набором определенных черт, к которым не применимо понятие характер, следовательно, у каждого человека, вне зависимости от национальной принадлежности, можно выделить различные сочетания типичных черт.

Даже если исследователи признают правомерность использования в психологии понятия характер, они нередко утверждают, что каждый народ представлен множеством разнообразных характеров, среди которых невозможно выделить типичный для него. Последняя позиция обусловлена тем, что категория характера действительно ускользает от точного однозначного определения. В первой главе мы уже рассматривали его многообразные определения, одни из которых имеют сугубо психологическое содержание и обращены к различным проявлениям психического в поведении и поступках; в других, скорее, выделяются социальные аспекты; в третьих в характер вкладывается социокультурное содержание; в иных же интегрируются клинические отклонения и т. д. Соответственно, кросскультуральные исследования характера, основанные на этих определениях, действительно часто не дают основания говорить об этнических характерологических различиях.

В самом деле, если в кросскультуральном исследовании исходить, например, из клинических типологий характера, то ожидание этнических различий связано с предположением о том, что люди разных этносов склонны к разным психическим заболеваниям, что не всегда оправдано и не подтверждается в конкретном исследовании. Косвенным свидетельством этой установки на сходство является, например, стремление применять единый для всех перечень психических болезней и личностных расстройств, отвечающих Международной классификации болезней 10-го пересмотра (МКБ-10: Класс V). В то же время исследователи отмечают существование этнических вариантов симптоматики различных болезней, наличие этнических психозов, культурно-специфических реакций на стресс и т. д.

Например, Ю. С. Шойгу и М. В. Павлова считают, что реакция на стресс имеет не только типичный, но и культурально-специфичный характер. Так, у пострадавших в 2003 г. от землятресения в с. Кош-Агач Алтайского края наиболее частыми были реакции эмоциональной ригидности, минимально выражены мимические реакции, практически отсутствовали реакции психомоторного возбуждения, агрессивные, включая вербальную агрессию, слезливости, плаксивости как среди взрослых, так и среди детей. Тогда как в Беслане (Северная-Осетия Алания) в 2004 г. на разных этапах переживания горя и острых стрессовых реакций у пострадавших наблюдались массовые истерические формы реагирования как среди женщин, так и среди мужчин, доминировали агрессивные формы реагирования, в основном — вербальной агрессии, а также реакции психомоторной заторможенности.

Аналогичным образом, ряд качеств или черт характера, таких как трудолюбие, или материнское чувство, или коммуникативность и пр. должны быть в достаточной мере выражены у любого народа, поскольку представляют собой универсальные условия существования любой этнической общности.

В то же время, есть черты или качества характера, которые в разной степени представлены у разных народов, например, феминность или маскулинность, соотношение которых различно в феминных или маскулинных культурах.

Нидерландский этнопсихолог Гирт Хофстед, исследовавший влияние национальных культур на организационное поведение людей, выделяет пять «культурных измерений», которыми одна культура отличается от другой: индивидуализм — коллективизм; дистанция власти (большая — малая); неприятие неопределенности (сильное — слабое); мужественность — женственность; краткосрочная — долгосрочная ориентация на будущее. Культуру в целом он определяет следующим образом: «Коллективная ментальная запрограммированность, часть предопределенности нашего восприятия мира, общая с другими представителями нашей нации, региона или группы и отличающая нас от представителей других наций, регионов и групп». В рамках этого подхода (проект GLOBE) исследовались национальные особенности менеджмента, тип его, так сказать, «коллективной запрограммированности». В опросе участвовали более 17000 руководителей из 825 организаций в 61 стране, включая Россию. Был выявлен «портрет» эффективного «мирового» лидера: энергичный, решительный, умный, надежный менеджер, заслуживающий доверия, умеющий планировать будущее и создавать мотивацию. Тип российского эффективного лидера иной, ему свойственны: способность принимать индивидуальные решения и отвечать за них; открытость, быстрота и компетенция в нестабильной внешней среде; ориентация на процесс, а не на конечный результат; агрессивность и забота о статусе и… отсутствие видения будущего. Таким образом, здесь явно выражены черты противоречивой личности с жестким автократичным стилем поведения. Трудно сказать, какие из этих черт российского менеджера более связаны с современной социокультурной ситуацией, а какие обусловлены культурными традициями, однако они отражают представление многих как отечественных, так и зарубежных исследователей русского характера о его противоречивости и полюсности (Колонтай, 2004, Латова, Латов, 2001)

Г. Хофстед выделил также в рамках своего подхода особенности маскулинных и феминных культур, представленные в таблице 5 (Апарцева, 2005).

Таблица 5. Ключевые различия между феминными и маскулинными обществами (по Г. Хофстеду)

Общая норма

На работе

В политике

Идеал общества благоденствия; необходимо помогать нуждающимся; терпеливое общество; высший приоритет — сохранение среды; правительство тратит сравнительно большую часть бюджета на помощь бедным странам; правительство тратит сравнительно меньшую часть бюджета на вооружение; международные конфликты должны разрешаться путем переговоров и компромиссов; сравнительно много женщин занимают выборные политические должности.

Идеал общества высоких достижений; нужно поддерживать сильных; строгое, карающее общество; высший приоритет —поддержание экономического роста; правительство тратит сравнительно меньшую часть бюджета на помощь бедным странам; правительство тратит сравнительно большую часть бюджета на вооружение; международные конфликты должны разрешаться путем демонстрации силы или путем борьбы; сравнительно мало женщин занимают выборные политические должности.

Преобладающие идеи

Сексуальность

Спокойное отношение к сексуальности как к бытовому явлению; слабые запреты на открытое обсуждение сексуальных вопросов; сексологические исследования акцентируют внимание на переживаниях и чувствах; больше внебрачных сожительств; меньшая зависимость жены от мужа; меньше различий между сексом и любовью; признание женской сексуальной активности; секс рассматривается как партнерское отношение; более терпимое отношение к мастурбации и гомосексуальности.

Моралистическое отношение к сексуальности как к бытовому явлению; строгие запреты на открытое обсуждение сексуальных вопросов; сексологические исследования фиксирует внимание на числах и частотах; меньше внебрачных сожительств; большая зависимость жены от мужа; больше различий между сексом и любовью; норма женской сексуальной пассивности; с екс часто ассоциируется с эксплуатацией партнера; нетерпимое отношение к мастурбации и гомосексуальности.

С другой стороны, и само содержание качеств, которые в той или иной мере представлены в психологии разных народов, может быть весьма различным. Например, в исследовании содержания толерантности у немецких и русских студентов, проведенном О. Е. Гурьяновым и Д. И. Сеймченко (по: Ли Чжин, 2004) обнаружены существенные различия в понимании толерантности(в социологическом опросе участвовали 597 студентов СибГТУ и 476 студентов Мюнхенского политехнического института). Немецкие студенты в качестве основных синонимов толерантности (терпимости) назвали доброту, уважение, сочувствие и способность понять другого. Русские студенты в качестве признаков толерантности назвали сдержанность, терпение и спокойствие. В самом определении толерантности были выявлены следующие особенности: немецкие студенты рассматривают ее как «хорошее отношение к людям независимо пола, национальности, умственных способностей, особенностей и социального положения человека»; российские студенты преимущественно представляют толерантность как стремление понять другого, не торопиться с негативными суждениями.

Д. Мацумото вводит даже понятие индигенной личности, под которым понимаются «представления о личности, выработанные в рамках какой-либо отдельной культуры и характерные, а также адекватные только для данной культуры» (Мацумото, 2008: 518). Соответственно в разных культурах могут быть применимы разные измерения личности, соответствующие этим концептуальным основаниям, универсальные измерительные методики, основанные, в частности, на факторных моделях личности, могут искажать и нивелировать культуральные, этнические, национальные различия.

Добавляет сложностей в анализ национальных характеров господство различных стереотипов в представлениях о типичных национальных особенностях.

Любопытный материал в этом отношении собран С. Г. Тер-Минасовой (2000), которая выделяет ряд источников появления и бытования этнических стереотипов, к которым относятся, в частности анекдоты. Она пишет: «в русских международных анекдотах англичане обычно подчеркнуто пунктуальны, немногословны, прагматичны, сдержанны, любят сигары, виски, конный спорт и т. п. Немцы практичны, дисциплинированны, организованны, помешаны на порядке и потому ограниченны. Французы — легкомысленные гуляки, эпикурейцы, думающие только о женщинах, вине и гастрономических удовольствиях. Американцы богатые, щедрые, самоуверенные, прагматичные, знамениты хорошими дорогими машинами. Русские — бесшабашные рубахи-парни, неприхотливые, алкоголики, драчуны, открытые, неотесанные, любят водку и драки. В русских международных анекдотах все они ведут себя соответственно этим стереотипам. В качестве одного из примеров автором приводится анекдот о международном конкурсе на лучшую книгу о слонах, который в российском варианте выглядит так: Немцы привезли на тележке многотомный труд «Введение к описанию жизни слонов». Англичане принесли книгу в дорогом кожаном переплете «Торговля слоновой костью». Французы представили жюри изящно иллюстрированное издание «Любовь у слонов». Американцы издали тоненькую карманную книжечку «Все о слонах». Русские написали толстую монографию «Россия — родина слонов». Болгары предложили брошюру «Болгарский слоненок — младший брат русского слона». В норвежском варианте этого анекдота немцы представляют на конкурс книгу «150 способов использования слонов в военных целях», французы — «Сексуальная жизнь у слонов», американцы — «Самый большой слон, которого я когда-либо видел», шведы — «Политическая и социальная организация общества слонов», датчане — «150 рецептов блюд из слона», норвежцы — «Норвегия и мы, норвежцы»» (Тер-Минасова, 2000: 140).

Вследствие этих разноречивых данных в этнопсихологии сложилось несколько достаточно различающихся представлений о национальном характере, в которых выделяются разные грани национального характера. Приведем некоторые из них.

Русский философ, этнопсихолог Г. Г. Шпет (1879-1940), склонный сближать категории духа (смысл и идея народа), характера, души народа, полагает, что национальный характер (душа народа) представляет собой единство переживаний («то общее в их переживаниях как «откликах» на происходящее перед их глазами, умами, сердцем» ), общность отношений « к им же «созданным» духовным ценностям» и «типичные коллективные реакции индивидов на сходные условия жизни» (Шпет, 1996: 111).

Душа народа предстает в его работах как особый тип коллективности, «коллективный субъект», в основе которого находится индивидуальная душа, и «организация» которого детерминирована природными, социальными факторами и творимой людьми духовной культурой.

Один из основателей социальной психологии Г. Лебон (1841-1931) определяет душу народа (общеупотребительный в 19 веке термин, применяемый этнопсихологами и этнологами) как совокупность моральных и интеллектуальных особенностей, как синтез его прошлого и наследство всех его предков, и, что самое важное, как общие чувства, общие интересы и общие верования. В качестве причин, определяющих специфику души народа, выступают наследственность, влияние семьи, социальной среды, причем приоритет отдается влиянию предков, т. е. биологической наследственности. Этот «агрегат общих психологических особенностей» образует некий средний тип (идеальный тип) определенного народа или национальный характер (Лебон, 1995).

Д. В. Ольшанский (Ольшанский, 2001) считает, что «национальный характер — это совокупность наиболее устойчивых, характерных для данной национальной общности особенностей восприятия окружающего мира и форм реакций на него. Национальный характер представляет собой, прежде всего, определенную совокупность эмоционально-чувственных проявлений, выражаясь в первую очередь в эмоциях, чувствах и настроениях — в предсознательных, во многом иррациональных способах эмоционально-чувственного освоения мира, а также в скорости и интенсивности реакций на происходящие события» (Ольшанский, 2001). В. Г. Крысько (Крысько, 2002) определяет национальный характер как «исторически сложившуюся совокупность устойчивых психологических черт, определяющих привычную манеру поведения и типичный образ действий представителей той или иной нации и проявляющихся в их отношении к социально-бытовой среде, к окружающему миру, к труду, к своей и другим этническим общностям».

С. М. Арутюнян, который также признает существование национального характера, или «психологического склада нации», определяет его как «своеобразный национальный колорит чувств и эмоций, образа мыслей и действий, устойчивые и национальные черты привычек и традиций, формирующихся под влиянием условий материальной жизни, особенностей исторического развития данной нации и проявляющихся в специфике ее национальной культуры» (Арутюнян, 1966: 31).

Интересна и обоснована точка зрения К. Касьяновой, которая связывает национальный характер с понятием социального архетипа и полагает, что в «основе национального или — точнее — этнического характера … лежит некоторый набор предметов или идей, которые в сознании каждого носителя определенной культуры связаны с интенсивно окрашенной гаммой чувств или эмоций («сентименты»). Появление в сознании любого из этих предметов приводит в движение всю связанную с ним гамму чувств, что, в свою очередь, является импульсом к более или менее типичному действию. Вот эту единицу «принципиального знаменателя личности», состоящую из цепочки «предмет — действие», мы впредь будем подразумевать под понятием социальный архетип» (Касьянова, 1994: 32).

Таким образом, несмотря на многообразие определений национального характера исследователи выделяют в нем, как правило, то, что относится к собственно психологическим проявлениям и то, что относится к поведению.

Вследствие столь многогранного, многомерного и противоречивого содержания категории национального характера этнопсихологи пытаются ввести иные понятия, которые в меньшей мере содержат в себе пресуппозиции различных взглядов и подходов: национальный менталитет, базовая личность, модальная личность.

Например, категория национального менталитета, рассматриваемая обыкновенно как более общая по отношению к понятию национальный характер, определяется как «присущая национальной общности стабильная совокупность иррациональных и рациональных особенностей коллективных представлений о мире, специфический склад мышления, чувств, верований, установок, которые опредмечиваются в материальной и духовной культуре, а также в особенностях функционирования и организации социальных институтов» (Трофимов, 2001). Однако, на наш взгляд, здесь акцент, скорее, делается лишь на одну из сторон национального характера: представления, мышление, мировоззрение, но почти исчезают такие важные составляющие, как специфика действий, поступков, отношений.

В рамках культурной антропологии А. Кардинером (1892-1981) было сформулировано понятие базовой личности как неком доминирующем типе, представленном в каждой культуре и формируемом определенной культурой. Понятие базовой личности предполагает существование некоторого структурного ядра, общего для всех членов группы. Она представляет собой тип и способ интеграции человека в культурную среду: особенности социализации представителей данной культуры, их индивидуально-личностные характеристики. Согласно А. Кардинеру, базовая личность «… техника размышлений, система безопасности (то есть стиль жизни, посредством которого человек получает защиту, уважение, поддержку, одобрение), чувства, мотивирующие согласованность (то есть чувство стыда или вины) и отношение к сверхъестественному» (Этнология в США и Канаде, 1989). Базовая личность, таким образом, как отмечают исследователи, представляет собой совокупность склонностей, представлений, способов связи с другими людьми, которая обусловливает максимальную восприимчивость человека к определенной культуре и позволяет ему переживать удовлетворенность и устойчивость, иначе говоря, базовая личность представляет собой результат адаптации к универсальному порядку жизни определенной культуры (формируемая в детстве способами ухода за детьми и их социализацией). В данном случае акцент делается, главным образом, на переживании благополучия, достигаемого в том случае, если человек «вписался» в определенную культуру, что также отражает лишь один из аспектов национального характера и недооценивает его активное начало.

Однако многие этнопсихологи не согласились с позицией А. Кардинера относительно существования единственной базовой личностной структуры, присущей всем членам группы, поскольку ее признание означало бы отказ от личностного разнообразия, и в этом смысле категория базовой личности имеет чрезмерно универсальный и умозрительный характер. Стремясь преодолеть указанные недостатки, этнологи А. Инкельс и Д. Левенсон ввели понятие модальной личности, представляющей собой некий собирательный облик, включающий черты характера и другие психологические особенности, присущие большинству взрослых членов данного общества. В этом случае речь идет о статистическом явлении: совокупности особенностей, которые можно определить эмпирически с помощью тестирования. Однако дальнейшие исследования показали, что в обществе, как правило, имеется не один наиболее распространенный тип личности, но несколько модальных личностей. Впрочем, последнее не меняет сугубо эмпирического и статистического понимания модальной личности, что лишает эту категорию целостности и системности и теоретической обоснованности (Стефаненко, 2007).

Таким образом, введение новых категорий не снимает проблемы содержания национального характера, но лишь размывает ее.

Традиционно используемая категория национального характера имеет право на существование и достаточно адекватно отражает существующие этнические, национальные, культурные различия. Национальный характер одно из объединяющих начал нации и поэтому требует специального изучения и анализа.

Национальный характер — это не статистическая совокупность наиболее часто встречающихся психологических или иных особенностей мышления, переживания, поведения той или иной этнической общности, и даже не наиболее часто встречающиеся типы личностей, это отражение души народа во всей ее противоречивости и сложности, в ее явных и скрытых особенностях.

Это некая форма бытия народа, способ его существования в истории, закрепленный в языке и тенденциях его развития, в системе ценностей, отношений к миру и к самому себе, моделях решения исторических задач, традициях, социальном поведении, в совокупной специфике психологических особенностей. Все эти параметры находятся во взаимосвязи и взаимообусловленности, определяя интегральное и динамичное единство национального характера и логику его развития. В различные исторические периоды в соответствии с конкретными историческими задачами могут на первый план выходить те или иные ценности, типы социального поведения и пр., однако неизменной является социокультурная топология (конфигурация) национального характера, способ связи между собой его различных составляющих.Говоря математическим языком, национальный характер представляет собой топологический инвариант, включающий качественные, устойчивые свойства, не меняющиеся при деформациях, т. е. он гомеоморфен. К таким свойствам можно отнести систему ценностей, представленную в социокультурных образцах, которые выступают как мера, с которой представители данного народа или этноса соизмеряют свои действия, поступки, переживания, выборы. Эти социокультурные образцы могут быть осознанны или выступать как архетипические (Касьянова, 1994), однако в любом случае они актуализируют определенный набор сложившихся в данной культуре способов поведения, способов решения тех задач, которые поставлены самой историей и конкретной социокультурной ситуацией перед этносом или народом.

Сошлемся на любопытное высказывание немецкого этнолога Вальтера Шубарта (1897-1942), трепетно относившегося к России и погибшего вместе со своей русской женой в лагере для военнопленных в Казахстане.

«Разные народы дали разные образы человеческих идеалов. У китайцев это мудрец, у индусов — аскет, у римлян властитель, у англичан и испанцев — аристократ, у пруссаков — солдат, а Россия предстает идеалом своей женщины. Достоевский был прав, возлагая на нее большие надежды. Русская женщина самым привлекательным образом объединяет в себе преимущества своих западных сестер. С англичанкой она разделяет чувство женской свободы и самостоятельности, не превращаясь при этом в «синий чулок». С француженкой ее роднит духовная живость, умение без потуг сострить; она обладает тонким вкусом француженки, тем же чувством красоты и элегантности, не становясь жертвой тщеславного пристрастия к нарядам. Она обладает добродетелями немецкой домохозяйки, не сводя жизнь к кастрюлям; и она, как итальянка, обладает сильным чувством материнства, не огрубляя его до животной любви. К этим качествам добавляется еще грация и мягкость, свойственные только славянкам. Никакая другая женщина, по сравнению с русской, не может быть одновременно возлюбленной, матерью и спутницей жизни. Ни одна другая не сочетает столь искреннего стремления к образованию с заботой о практических делах, и не одна так не открыта навстречу красоте искусства и религиозной истине» (Шубарт, 2003).

Какие же факторы влияют на становление национального характера и свидетельствуют одновременно о его уникальности и целостности. Разные исследователи обращают внимание на целый ряд таких факторов и условий, в которых он одновременно и проявляет себя и посредством которых происходит его становление.

Особое значение в анализе национального характера многие авторы придают языку, что вполне правомерно, если опираться на теорию языковой относительности». Согласно концепции Э. Сепира - Б. Уорфа восприятие мира детерминировано именно языком, который определяет то, как мы видим, слышим, понимаем мир, выделяем в нем главное и второстепенное.Язык, как считает известный российский лингвист С. Г. Тер-Минасова (2000), и подтверждает само существование национального характера, и раскрывает его черты, и позволяет выявить его не всегда заметные стороны. Роль анализа языка для понимания национального характера подчеркивалась еще в 19 веке выдающимся немецким лингвистом В. Гумбольдтом, отечественными учеными А. А. Потебней, Д. Н. Овсянико-Куликовским и др. Например выдающийся русский лингвист, философ, литературовед А. А. Потебня (1835-1891) считал, что язык «влияет на все миросозерцание человека, так каждая мелочь в устройстве языка должна давать без нашего ведома свои особые комбинации элементов мысли. Влияние всякой мелочи языка на мысль в своем роде единственно и ничем незаменимо» (Потебня, 1993). Его ученик Д. Н. Овсянико-Куликовский (1853-1920) полагал, что именно с освоения языка начинается освоение ребенком национальной культуры (Овсянико-Куликовский, 1922).

В настоящее время имеется ряд интереснейших лингвокультуральных исследований, в которых анализ особенностей национальной культуры и характера осуществляется сквозь призму языковой картины мира (Вержбицкая, 1996; Воробьев, 2008; Маслова, 2004; Тер-Минасова, 2000; Шмелев, 2002 и др.). А. Ф. Лосев ссылается в своих работах на исследование Оскара Вейзе, который еще в начале двадцатого века делает это на материале сопоставления древнеримской и древнегреческой культур в контексте анализа латинского и греческого языков. Оскар Вейзе считает, что черты национального духа, национального характера римлян, выделенные в трудах Ливия и Цицерона, представлены в особенностях латинского языка. Сами римляне выделяли у себя такие черты характера как важность (величие духа), упорное терпение, твердость (или сдержанность), непреклонное мужество. В языке же это отражено нагромождением согласных звуков nt, rt, st, rs, ms (в особенности в конце слов), «свидетельствующих о какой-то воле и активности языкового сознания». Латинский язык в сравнении с греческим является более простым в отношении спряжения глаголов, в нем меньше причастий. «В синтаксисе латинский язык поражает энергией и логической последовательностью. Ясно, что этот синтаксис был создан для обвинительных речей и изображения военных действий, но не для лирики и не для поэзии». В синтаксисе латыни выражена также склонность «к методу подчинения вместо сочинения». В целом этому языку свойственна точность, конкретность, ясность, в нем преобладает рассудочность при бедности украшающих эпитетов. Рассудочна римская любовь и латынь «чрезвычайно бедна в словах и выражениях, относящихся к сфере любви. Даже религия понимается «просто как связь (religare) без всяких намеков на внутреннюю жизнь духа». «Римская поэзия гораздо беднее, суше, деловитее, чем греческая» (Лосев, 2000: 28-34).

Аналогичные идеи развиваются в ряде других современных отечественных исследований (Шмелев, 2002; Малышева, 2002; Мельникова, 2003 и др.). Так, А. А. Мельникова считает, что язык «дает возможность гораздо глубже исследовать культурные установки, чем непосредственный анализ культурных проявлений, ибо последние объемны, многозначны и находятся в постоянном изменении, тогда как лингвистические правила конкретны, обозримы и лишь в малой степени изменяются (причем изменения касаются не синтаксиса, а направлены на коррекцию словарного запаса)» (Мельникова, 2003: 113).

Приведем один из примеров лингвистического (в данном случае морфологического) анализа национального характера в работе С. Г. Тер-Минасовой (Тер-Минасова, 2000: 153-155). «Известно, что в русском языке имеется очень большое количество уменьшительных и ласкательных суффиксов: -очк- (-ечк-), -оньк-(-еньк-), -ушк- (-юшк-), -ик- и многих других. Носитель английского языка, практически не имеющего таких суффиксов (bird [птица] — birdie [птичка], girl [девочка] — girlie [девчушка] — это редкие исключения), не может даже отдаленно вообразить себе все то огромное суффиксальное богатство русского языка, которое предоставляет его носителям возможность выразить столь же огромное богатство тончайших нюансов ЛЮБЯЩЕЙ души (поскольку эти суффиксы даже в сухих грамматических учебниках называются уменьшительно-ласкательными).

Как известно, стереотипный образ России и русского человека на Западе — это медведь, могучий, но грубый и опасный зверь. Так вот родной язык этого зверя отражает его потребность в передаче оттенков хорошего отношения к миру, любви и ласки (язык — зеркало культуры) и формирует из него тонкую и любящую личность, предоставляя в его распоряжение большое разнообразие языковых средств для выражения этого самого хорошего отношения к миру. Причем именно к МИРУ, а не только к людям, потому что уменьшительно-ласкательные суффиксы с одинаковым энтузиазмом присоединяются русскими людьми и к одушевленным, и к неодушевленным предметам.

Разумеется, это создает большие трудности при переводе. Представьте себе, что русское слово старушка в есенинском «Ты жива еще, моя старушка?» требует в переводе четырех (!) английских слов: «Are you still alive, my dear little old woman?»

Действительно, по-русски можно сказать о людях: Машенька, Машутка, Машечка, Машуня, Машунечка и т. д.; девушка, девочка, девонька, девчушка, девчонка, девчоночка; о животных: кот, котик, коток, котишка, котишечка, котишенька; телка, телушка, телочка, телушечка; собачка, собачушка, собаченька; а также о любом предмете НЕЖИВОГО МИРА: домик, домишечка, домичек, домок, домушка; ложечка, вилочка, кастрюлька, сковородочка и т. д. Всему этому богатству английский язык может противопоставить только слово little или dear little: little сat [букв. маленькая кошка], dear little dog [букв. милая маленькая собака], но до высот dear little fork/spoon/frying pan [букв. милая маленькая вилка/ ложка/сковорода] англоязычному человеку не подняться...

Употребление такого рода суффиксов показывает уважение, такт, хорошее отношение к окружающим. Часто они употребляются в речи, обращенной к детям. В магазине женщины, особенно пожилые, нередко говорят: дайте хлебушка, колбаски, молочка, маслица и т. п. Современные коммерсанты немедленно взяли на вооружение эту «слабость» русского народа и продают масло под названием «Маслице» (лучше идет с таким ласковым родным названьицем), овсяное печенье в пачке с надписью «Овсяночка» и т. п.

Навещая знакомого в реабилитационном военном госпитале в Химках, я услышала, как пациент — большой высокий человек, сохранивший даже в больничной пижаме свою военную выправку, говорил по телефону: «Я тут попал в госпиталек». Тактичный русский человек, он не хотел пугать своих близких словом госпиталь и смягчил его, добавив уменьшительно-ласкательный суффикс. Между тем сам госпиталь выглядит как огромный неприступный бастион.

Стюардесса, любя пассажиров или демонстрируя любовь, говорила, заглядывая в их билеты: «Третий салончик, второй салончик, пожалуйста».

Ласкательный суффикс может встретиться в любом слове, даже в свежем заимствовании из иностранного языка. Так, в Москве на Красной Пресне открылся магазин под названием «Парфюмчик».

Профессор Зденька Трестерова из Словакии дает свое объяснение пристрастию русских людей и русского языка к уменьшительно-ласкательным суффиксам. По ее мнению, это реакция языка и культуры на тяжелую жизнь в советское время 28.

Чем хуже благосостояние народа во всех отношениях, тем заметнее рвение к прекрасному (в духовном смысле прежде всего среди интеллигенции) и просто красивому, будь то одежда, духи, мебель, все равно. Грубость жизни отразилась в языке не только богатым запасом бранных выражений, но, как это ни парадоксально, также любовью к ласкательно-уменьшительным словам, диминутивам, активным использованием языковых средств выражения подчеркнутой вежливости. Покупали и читали не просто книги, а книжечки, ели огурчики, помидорчики, капусточку. В стихах Ахматовой читаем: «А мне ватничек и ушаночку» — здесь и связь с фольклором, и намек на места ссылки. В литературе встречаются примеры гипертрофированного употребления таких диминутивных выражений:

Я возьму свеколки, капустки, морковочки, все нарежу меленько и варю на маленьком огонечке, добавлю лучка, петрушечки, укропчика (подслушано в очереди).

В престижном подмосковном санатории на двери была надпись: «Медсестрички». Его сотрудники, объясняя, как пройти в столовую, говорили: «По коридорчику направо», а лекарства давали со словами: «Это Вам анальгинчик, стрептомицинчик и ноотропильчик». Представить себе носителей английского языка, говорящих dear little corridor или dear little hospital, невозможно — и не просто потому, что в английском языке нет такого количества и разнообразия уменьшительно-ласкательных суффиксов, а главным образом потому, что у них этого нет и в менталитете. А в менталитете нет, потому что нет в языке, они не приучены языком к таким «нежностям».

Та же тенденция к повышенной эмоциональности у носителей русского языка, к так называемой переоценке (overstatement), в отличие от знаменитой английской недооценки, недосказанности (understatement), проявляется, как это ни удивительно, и в пунктуации, в первую очередь в употреблении восклицательного знака.

В русском языке восклицательный знак употребляется гораздо чаще, чем в английском, что свидетельствует, возможно, о большей эмоциональности и, очевидно, о более открытом проявлении (демонстрации?) эмоций. В русском языке восклицательный знак ставится после обращения в письменной форме — в любом жанре переписки: в деловой, частной, официальной и т. д.

В английском языке во всех этих жанрах ставится запятая, что часто вызывает конфликт культур. Носители английского языка недоумевают по поводу восклицательного знака в письмах, написанных русскими: Dear John! Dear Smith! Dear Sir/Madam! Русскоязычные же обижаются на запятую после имени: не уважают нас, восклицательного знака пожалели, что это за Dear Svetlana?!»

Следующий фактор становления национального характера — природно-климатические и географические условия, в которых складывалась нация, общность территории. Сошлемся здесь на работу уже упомянутого нами Вальтера Шубарта, создавшего оригинальную и весьма поэтичную концепцию эонических прототипов (Эон — часть космического времени, эпоха), основных душевных прообразов с резко очерченным характером, которые «в постоянной смене следуя один за другим, стремятся найти свое воплощение в живом человеческом поколении. Развитие каждого из этих прототипов и его борьба против своих предшественников и последователей и придают истории культуры ритм и часть ее напряженностей и противоречий». Он считает, что «дух ландшафта обусловливает различия в пространстве, дух эпохи — различия во времени… есть два фактора, определяющих человеческую историю, — постоянные силы место развития и переменные силы экономического прототипа. Сочетание и противоборение этих двух противоположных принципов, земного и духовного, и борьба между прототипами составляют содержание культурных судеб, поэтому столь трудно поддающихся научному объяснению» (там же: 14).

Приведем выдержку из его работы «Европа и душа Востока». «Из духа ландшафта вырастает народная душа. Он чеканит в ней ее постоянные национальные свойства. В бесконечных, непресеченных, широких равнинах человек отдаст себе отчет в своей ничтожной малости и потерянности. Величаво и тихо смотрит на него вечность и тянет его прочь от земли. Так зарождаются религии. Как много значили в религиозной судьбе человечества степи Китая и России, равнины Индии, пустыни Сирии и Аравии! Будда получил божественное озарение на широких равнинах Патны. Для того, чтобы воспринять откровение, другие основатели религий, как Христос, уходили в пустыни. Совсем иной человеческий тип создают горы. В то время как степь неимеет ни границ, ни имени, в горах каждая вершина, каждая долина имеют свое название и свою индивидуальность. Это благоприятствует укреплению в человеке самостоятельности, но также развивает в нем себялюбие и замкнутость. Это защищает от искусственной централизации, но создает и опасность раздробления. Эллада и Швейцария тому примеры» (там же: 14-15).

«Прототип выходит за рамки наций и рас — он может охватывать целые континенты. Трудно сказать, где находятся границы его действия, но в этих границах своего господства он все пронизывает своей своеобразностью, все, вплоть до последней человеческой личности, не лишая ее, однако, тем самым моральной свободы. Отдельная человеческая личность принуждена ориентироваться на этот прототип: она его может или воплощать, или себя ему противопоставлять, но ни в коем случае не игнорировать. Она должна его признавать; ведь и сопротивление есть форма признания. Эонический прототип ставит большие вопросы эпохи, он заставляет звучать доминанты, по отношению к которым отдельные личности разыгрывают обертоны в некоем контрапунктическом сочетании. Он, наконец, ставит большие духовные рамки, в которых индивидуумы с их частными желаниями и целями движутся в меру своей моральной свободы.

Каждый раз, когда человечество оплодотворяется новым прототипом, творческий процесс повторяется сначала, и горячее ощущение молодости охватывает культуры. Только тогда кажется найденным смысл существования. Все до этого времени бывшее становится как бы завершенным, пройденным этапом, достойным осмеяния. Начинается «новое время». Но и оно когда-то становится старым и уступает место более новому. За этой сменой эонических прототипов скрывается, вероятно, какой-то темный закон, согласно которому божественные силы вливаются в вещный мир и снова его покидают. Об этих закономерностях можно лишь догадываться, их нельзя объяснить во всех деталях. О них можно говорить лишь притчами или молчать…

Персы и иудеи с верной интуицией ограничили возрасты мира четырьмя. Действительно, имеются четыре сменяющие один другого прототипа. Они создают во времена своего господства гармонического, героического, аскетического и мессианского человека, которые отличаются друг от друга своим основным поведением в противопоставлении себя Вселенной. Гармонический человек переживает Вселенную как космос, одушевленный внутренней гармонией, не подлежащий ни человеческому водительству, ни оформлению, а долженствующий быть лишь созерцаемым и любимым. Здесь нет мысли об эволюции, а есть лишь мысль о статическом покое.

Мир — у цели. Так чувствовали гомеровские греки, китайцы Кунг-Тцэ, христиане готики. Героический человек видит в мире хаос, который он должен оформить своей организующей силой. Здесь все в движении. Миру ставятся цели, определяемые человеком. Так чувствовали античный Рим, романские и германские народы современности. Аскетический человек ощущает бытие как заблуждение, от которого он бежит в мистическую суть вещей. Он покидает мир без желания и надежды его улучшить. Так чувствовали индусы или греки неоплатоники. Наконец, мессианский человек чувствует себя призванным создать на Земле высший божественный порядок, чей образ он в себе роковым образом носит. Он хочет восстановить вокруг себя ту гармонию, которую он чувствует в себе. Так ощущали первые христиане и большинство славян. Эти четыре прототипа можно определить выражениями: созвучие с миром, господство над миром, бегство от мира и освящение мира.

Гармонический человек живет во всем мире и со всем миром, связанный с ним в одно целое. Аскетический человек отвращается от мира. Героический же и мессианский выступают против него; первый — из желания полноты своей власти, второй — но имя задания, полученного от своего Бога. Гармонический и аскетический человек — статичны, два других — динамичны. Гармонический считает смысл истории выполненным, аскетический — считает невозможным, чтобы он когда-либо был выполнен. Оба не ставят своему времени никаких требований. Героический же и мессианский человек хотят сотворить мир иным, чем тот, который им представляется в действительности. Это волнует и принуждает к напряжению всех сил. Поэтому их эпохи более подвижны и активны, чем все остальные.

Картины мира гармонического и мессианского человека родственны между собой. Но то, что первый считает уже имеющимся вокруг себя, то второй видит лишь как дальнюю цель. В обоих случаях мир есть возлюбленная, которой себя отдают для того, чтобы с ней соединиться.

Героический человек рассматривает мир как раба, которому ставят ногу на шею; аскетический — как искусителя, которого следует избегать. Героический человек не смотрит покорно на небо, он полон жажды власти и злыми, враждебными глазами смотрит вниз, на землю. По самому существу своему он удаляется все дальше и дальше от Бога и все глубже уходит в мир вещей. Секуляризация — его судьба, героизм — его жизненное чувство, трагика — его конец.

Мессианского человека одухотворяет не жажда власти, но настроение примирения и любви. Он не разделяет, чтобы властвовать, но ищет разобщенное, чтобы его воссоединить. Им не движут чувства подозрения и ненависти, он полон глубокого доверия к сущности вещей. Он видит в людях не врагов, а братьев; в мире же не добычу, на которую нужно бросаться, а грубую материю, которую надо осветить и освятить. Им движет чувство некоей космической одержимости, он исходит из понятия целого, которое ощущает в себе и которое хочет восстановить в раздробленном окружающем. Его не оставляют в покос стремление к всеобъемлющему и желание сделать его видимым и осязаемым……

Я называю новый эон иоанническим по Евангелию от Иоанна, ибо ему как раз в необычной степени свойственны дух солидарности, примирения и любви. И особенно думаю я о стихе 17, 21, где горячее желание переходит в молитву: «Да будут все они воедино». Эта борьба за вселенскость станет основной чертой иоаннического человека.

Тут возникает одна трудность: несомненно, существуют группы лиц, проникнутые духом единого зона и все же не покрывающие друг друга во всех чертах своего существа. Существуют национальные различия. Некоторые народы обладают свойствами, переживающими смену прототипа. Широко распространено мнение о существовании ярко выраженных черт национального характера, душ народов, остающихся неизменными во времени. В жизни общества, следовательно, должны действовать одновременно постоянные и меняющиеся факторы. Перемены производят эонические прототипы» (там же: 8-14).

Следующий признак нации и одновременно условие становление национального характера — исторический опыт, передающийся от поколения к поколению в традициях, обычаях, преданиях, общность культурных ценностей. Этот опыт представлен в фольклоре, художественной литературе и изобразительном искусстве, музыке, танце. По-видимому, особенно полно и достоверно этот опыт вербализован в фольклоре (пословицах и поговорках, колыбельных, сказках), поскольку фольклорные произведения анонимны, они представляют коллективное творчество, автором которого является народ, и в то же время, отображают социальные архетипы, которые, как мы помним, выделяются К. Касьяновой в качестве основы национального характера, скрывают и обнажают «неосознанное, повседневное», «автоматизмы поведения», «внеличные аспекты индивидуального сознания» (Ле Гофф (цит. по: Гуревич, 1993: 194)). Фольклор с одной стороны, выступает как одна из важных составляющих духовной культуры народа, в нем отражены этнические установки, стереотипы, обряды, в которых представлены типичная образность, герои и антигерои, способы чувствования, восприятия мира, картина мира и др., с другой стороны, в нем все эти самобытные стороны культуры сохраняются, воспроизводятся и передаются. Эти образы воспроизводятся в современной литературе, выступают как метафоры, смыслы которых хорошо понимаются носителями языка и включаются в концептосферу современного языка.

Одним из оснований национального характера, этнической (национальной) идентичности является, по мнению ряда ученых, миф (Гачев, 2000; Осмонова, 2004; Щеглова, Шипулина, Суродина, 2002; Радугин, 2001 и др.). Например, с точки зрения одного из представителей этносимволизма Э. Д. Смита, национальная идентичность связана с поддержанием и постоянным воспроизводством «определенного склада, набора ценностей, символов, воспоминаний, мифов и традиций, которые составляют отличительное культурное наследие нации, а также идентификацию отдельных индивидуумов с этим отличительным наследием, набором ценностей, символов, воспоминаний, мифов и традиций» (Смит, 2004: 30).

Вопреки представителям так называемого модернизма в этнологии и политологии, исходящих из того, что нация представляет собой исторически достаточно позднее образование, связанное с появлением государства, и с этносом она может иметь лишь случайное совпадение, сторонники этносимволизма полагают, что в основе наций лежит достаточно древняя история и национальное самосознание, что, фактором формирования нации, наряду с экономикой, является этническая принадлежность.

В этом контексте значение мифа как особой формы сознания имеет существенное значение для становления национального характера. Архетипические сюжеты мифа в преобразованном, символическом виде представлены в сказках, потешках, пословицах, поговорках, традициях, праздниках, в целом в искусстве и др. явлениях современной жизни. «Мифологические символы функционируют таким образом, чтобы личное и социальное поведение человека и мировоззрение (аксиологически ориентированная модель мира) взаимно поддерживали друг друга в рамках единой системы. Миф объясняет и санкционирует существующий социальный и космический порядок в том его понимании, которое свойственно данной культуре, и через это объясняет человеку его самого», — считает Е. М. Мелетинский (Мелетинский, 1995: 169). Специфика мифа и в том, что в виде рассказа о происхождении элементов мироздания и социума дается описание некоей модели мира (Мелетинский, 1991), его происхождения, его упорядочивания, что, безусловно, остается в культурной памяти народа и имеет символический смысл.

К особенностям мифа, позволяющим рассматривать его в качестве фактора национального характера, относятся его статус как коллективного верования, его иррациональный характер, синкретичность и взаимосвязь с массовым сознанием, символичность и возможность интерпретировать с помощью символической картины мира социокультурные события, обращаться к будущему на основе рефлексии истории и ценностей народа, кодированных в архетипах, переживать культуральную, духовную, событийную общность, солидарность с определенным социумом — этносом или нацией (Леви-Брюль, 1930; Мелетинский, 1991, 1995; Осмонова, 2004; Смит, 2004 и др.).

Пожалуй, одним из важнейших признаков и условий становления национального характера является осознание человеком себя как представителя определенной этнической общности, нации, культуры, т. е. наличие этнической самоидентификации и этнического самосознания. В этом случае человек становится ответчивым социокультурным, национальным, этническим образцам, он готов соизмерять свою жизнь, поступки, переживания с соответствующей системой ценностей, свойственной его народу, делать выбор и принимать решения исходя из этой системы ценностей и картины мира, он способен позитивно принимать свою национальную (этническую) принадлежность, осознавая, в то же время, включенность своего народа, культуры в общечеловеческий контекст и культурные ограничения, связанные с негативными сторонами национального характера.

Национальный характер - это совокупность наиболее устойчивых, характерных для данной нацио­нальной общности особенностей восприятия окружаю­щего мира и форм реакций на него. Национальный харак­тер представляет собой, прежде всего, определенную совокупность эмоционально-чувственных проявлении, выражаясь в первую очередь в эмоциях, чувствах и настроениях - в предсознательных, во многом ирро-циональных способах эмоционально-чувственного освое­ния мира, а также в скорости и интенсивности реак­ций на происходящие события.

Наиболее отчетливо национальный характер про­является в национальном темпераменте - например, отличающем скандинавские народы от, например, латиноамериканских. Зажигательность бразильских карнавалов никогда не спутаешь с неторопливостью северной жизни: различия очевидны в темпе речи, динамике движений и жестов, всех психических прояв­лений.

Понятие национального характера по своему про­исхождению поначалу не было теоретико-анали­тическим. Первоначально, оно было, прежде всего, описательным. Впервые его стали употреблять путе­шественники, а вслед за ними географы и этнографы для обозначения специфических особенностей образа дсизни и поведения разных наций и народов. При этом разные авторы в своих описаниях часто имели в виду совершенно различные и подчас просто несопостави­мые вещи. Поэтому синтетическая, обобщенная трак­товка национального характера невозможна - она носит заведомо комбинаторный и оттого недостаточ­но целостный характер. В рамках политической пси­хологии наиболее адекватной все-таки является ана­литическая трактовка.

В аналитическом контексте принято считать, что национальный характер - составной элемент и, одно­временно, основа («платформа», «базовый уровень») психического склада нации в целом, и национальной психологии как таковой. Сложная, взаимосвязанная и взаимообусловленная совокупность в основном эмо­циональных (национальный характер) и более рацио­нальных (национальное сознание) элементов как раз и представляет собой «психический склад нации» - ту самую «духовно-поведенческую специфичность», которая и делает представителей одной национально-этнической группы непохожими на представителей других таких групп. Психический склад нации - ос­нова всей национально-этнической психологии, уже как совокупности этого «склада» и определяемого им поведения.

В истоках национального характера лежат пре­жде всего устойчивые психофизиологические и био­логические особенности функционирования челове­ческих организмов, включая в качестве основных такие факторы, как реактивность центральной нерв­ной системы и скорость протекания нервных процессов. В свою очередь, эти факторы связаны, по своему происхождению, с физическими (прежде всего, кли­матическими) условиями среды обитания той или иной национально-этнической группы. Общий, единый национальный характер является следствием, псхическим отражением той общности физической территории, со всеми ее особенностями, на которой проживает данная группа. Соответственно, например жаркий экваториальный климат порождает совершенно иные психофизиологические и биологиче­ские особенности, а вслед за ними и национальные характеры, чем холодный северный климат.

Разумеется, формирование современных нацио­нальных характеров представляет собой результат сложного историко-психологического процесса, про­должающегося уже в течение многих веков. Прожи­вая в неодинаковых природных условиях, люди с те­чением времени постепенно приспосабливались к ним вырабатывая определенные общепринятые формы вос­приятия и реагирования на эти условия. Это играло адаптивную роль, способствуя развитию и совершен­ствованию человеческой деятельности и общения лю­дей. Подобные адаптивные формы восприятия и реа­гирования закреплялись в определенных нормативных, социально одобряемых и закрепляемых способах инди­видуального и коллективного поведения, наибо­лее соответствующих породившим их условиям. Осо­бенности национального характера находили свое выражение в первичных, наиболее глубинных формах национальной культуры, формируя своего рода социо-культурные эталоны, нормативы и образцы адаптив­ного поведения. Так, например, художниками давно было очень образно подмечено, что «народ климата пламенного оставил в своем национальном танце ту же негу, страсть и ревность». Напротив, в специальном исследовании шведский этнограф А. Даун, проанали­зировав обширный материал, установил, что основной чертой шведского национального характера является чрезвычайная рациональность мышления. Шведы не склонны выставлять свои чувства напоказ, в случае конфликтов не дают волю эмоциям, стремятся к ком­промиссным решениям. Этим А. Даун объясняет осо­бенности удивительно четкого функционирования шведской государственной машины, слабую религиоз­ность населения, традиционную посредническую роль Швеции в международных конфликтах и др.

С усложнением способов социальной организации жизни, адаптивная роль и приспособительное значение национального характера, непосредственно связывав­шего человека и его поведение с физическими условия­ми среды обитания, постепенно отходили на задний план. В развитых формах социальности, национальный характер оставляет за собой значительно более скромную функцию - своеобразной «эмоциональной подпит­ки» поведения представителей национально-этнических групп, как бы лишь чувственно расцвечивая те формы поведения, которые теперь уже носят вторично социально- и культурно-детерминированный и, потому, неиз­бежно более унифицированный характер, а также при­давая эмоциональное разнообразие действию общих социальных факторов, их восприятию и реагированию на них. Понятно, что политик-русский или политик-азер­байджанец достаточно по-разному исполняют свои, в об­щем-то, одинаковые социальные роли.

Закладываясь на самых ранних, досоциальных эта­пах развития общества, элементы национального харак­тера служили важнейшим способом стихийного, эмпи­рического, непосредственного отражения окружающей действительности в психике членов национально-этни­ческой общности, формируя, тем самым, ее первичное, природно-психологическое единство. Сохраняясь, в последующем, они подчиняются влиянию социально-политической жизни, однако проявляются в повседнев­ной жизни в основном на обыденном уровне, в тесной связи с формами обыденного национального сознания. Однако в определенных ситуациях, связанных с кризи­сами привычных форм социальности, с обострением национальных проблем и противоречий, с появлением ощущения «утраты привычного порядка», непосредст­венные проявления национального характера могут выходить на передний план.

В этих случаях, как бы вырываясь на свободу из-под гнета социальности, они непосредственно детер­минируют кризисное поведение людей. Многочислен­ные примеры такого рода дают процессы модификации политических систем, в частности, распада тоталитар­ных унитарных государств имперского типа - напри­мер, СССР. Именно с взрывными проявлениями нацио­нального характера связано большинство случаев быстрого подъема массовых национально-освободи­тельных движений.

В структуре национального характера обычно различают ряд элементов. Во-первых, это националь­ный темперамент - он бывает, например, «возбуди­мым» и «бурным», или, напротив, «спокойным» и «замедленным». Во-вторых, национальные эмоции - типа «национальной восторженности» или, допустим, «национального скептицизма». В-третьих, национальные чувства - например, «национальную гордость», «национальную уничижительность» и др. В-четвертых первичные национальные предрассудки . Обычно это - закрепившиеся в эмоциональной сфере мифологемы касающиеся «роли», «предназначения» или «историче­ской миссии» нации или народа. Эти мифологемы мо­гут касаться и взаимоотношений национально-этниче­ской группы с нациями-соседями. С одной стороны, это «комплекс нацменьшинства». С другой стороны, это «национально-патерналистский комплекс», обычно про­являющийся в виде так называемого «имперского син­дрома» или «синдрома великодержавности» (иногда именуемого «синдромом Большого брата»). Разновидно­стью национально-этнических предрассудков являются соответствующие стереотипы реагирования на проис­ходящие события типа, например, «национального кон­серватизма», «национальной покорности» или, напро­тив, «национального бунтарства» и «национальной самоуверенности».