Женский портал. Вязание, беременность, витамины, макияж
Поиск по сайту

Корней чуковский биография для детей

Этот очерк не о творчестве нескольких поколений семьи Чуковских – одной из самых удивительных в русской культуре, поскольку тема необъятная: пришлось бы писать о детской и взрослой прозе и поэзии, мемуарах, литературоведении, эпистолярном наследии, критике, литературных переводах... Некоторые из перечисленных жанров в какой – то мере были использованы в очерке, но не более того. Главной задачей была попытка проанализировать тему «Роль еврейского фактора в семье Чуковских».


Судьба и психология человеческая порою трудно объяснимы. Пример тому – жизнь выдающегося российского литератора Корнея Ивановича Чуковского (Николая Васильевича Корнейчукова). Он родился в 1882 году в Петербурге, умер в 1969 году в Кунцево под Москвой, прожив долгую, но далеко не безоблачную жизнь, хотя был и знаменитым детским писателем, и крупным литературоведом; его заслуги перед российской культурой, в конце концов, были оценены на родине (доктор филологических наук, лауреат Ленинской премии) и за рубежом (почётный доктор Оксфордского университета). Такова внешняя сторона его жизни.

Но была и внутренняя, потаённая. Сын украинской крестьянки Екатерины Осиповны Корнейчуковой и... (?). В документах Чуковский всякий раз указывал разные отчества (Степанович, ануилович, Васильевич, Н.Е. Корнейчуков). По метрике он был Николай Корнейчуков, т.е. незаконнорожденный. Однако, у него была родная сестра – Мария Корнейчукова, родившаяся в 1879 году. Исследователям удалось установить, что в тех документах Марии, где присутствует отчество, она названа Мануиловна, либо Эммануиловна. Предполагают, что отцом Корнея Чуковского является Потомственный Почётный Гражданин Одессы Эммануил Соломонович Леве(и)нсон, 1851 года рождения, сын владельца типографий, расположенных в нескольких городах. Отец всеми силами препятствовал «неравному браку» своего сына с простой крестьянкой и добился своего.

Еврейское происхождение отца Чуковского почти не вызывает сомнений. Вот что писал М. Бейзер в 1985 году в самиздатском «Ленинградском еврейском альманахе. Автор (в 1998 году жил в Израиле) беседовал с Кларой Израилевной Лозовской (эмигрировала в США), которая работала секретарём Чуковского. Она рассказала об Эммануиле Левинсоне, сыне владельца типографий в Петербурге, Одессе и Баку. Его брак с матерью Маруси и Коли формально не был зарегистрирован, так как для этого отец детей должен был креститься, что было невозможно. Связь распалась... О еврейском происхождении отца Корнея Чуковского свидетельствует также Нина Берберова в книге «Железная женщина». Сам писатель на эту тему не высказывался. «Он, каким он был, был создан своей покинутостью», - писала об отце Лидия Чуковская . Существует только один достоверный источник – его «Дневник», которому он доверял самое сокровенное.

Вот что пишет в «Дневнике» сам Корней Иванович: «Я, как незаконнорожденный, не имеющий даже национальности (кто я? еврей? русский? украинец?) – был самым нецельным, непростым человеком на земле... Мне казалось,... что я единственный – незаконный, что все у меня за спиной перешёптываются и что когда я показываю кому-нибудь (дворнику, швейцару) свои документы, все внутренне начинают плевать на меня... Когда дети говорили о своих отцах, дедах, бабках, я только краснел, мялся, лгал, путал... Особенно мучительно было мне в 16–17 лет, когда молодых людей начинают вместо простого имени называть именем-отчеством. Помню, как клоунски я просил даже при первом знакомстве – уже усатый – «зовите меня просто Колей», «а я Коля» и т.д. Это казалось шутовством, но это была боль. И отсюда завелась привычка мешать боль, шутовство и ложь – никогда не показывать людям себя – отсюда, отсюда пошло всё остальное».

«... У меня никогда не было такой роскоши как отец или хотя бы дед» - с горечью писал Чуковский. Они, конечно же, существовали (так же, как и бабушка), но все дружно отказались от мальчика и его сестры. Своего отца Коля знал. Об этом после смерти отца написала Лидия Чуковская в книге «Памяти детства». Семья жила тогда в финском местечке Куоккала и однажды, уже известный литератор Корней Чуковский неожиданно привёз в дом дедушку своих детей. Было обещано, что тот погостит несколько дней, но сын неожиданно и быстро выгнал его. Больше в доме об этом человеке никогда не говорили. Маленькая Лида запомнила, как однажды, мама вдруг позвала детей и строго сказала: «Запомните, дети, спрашивать папу о его папе, вашем дедушке, нельзя. Никогда не спрашивайте ничего». Корней Иванович навсегда был оскорблён за мать, но она всю жизнь любила отца своих детей – в их доме всегда висел портрет бородатого мужчины.

О своём национальном происхождении Чуковский не распространяется. И лишь в «Дневнике» он приоткрывает свою душу. Тем более обидно, что изданы они со множеством купюр (редактор «Дневника» - его внучка Елена Цезаревна Чуковская).

Лишь по отдельным отрывкам можно косвенно судить об его отношении к еврейскому вопросу. И здесь наблюдается необъяснимый парадокс: человек, тяжело переживший своё «байстрючество», виновником которого был отец – еврей, обнаруживает явное тяготение к евреям. Ещё в 1912 году он писал в дневнике: «Был у Розанова. Впечатление гадкое... Жаловался, что жиды заедают в гимназии его детей». Купюра не даёт возможности узнать тему разговора, хотя предположительно речь идёт об антисемитизме Розанова (свои взгляды по этому вопросу Розанов не скрывал). А вот, что пишет он о своих секретарях К. Лозовской и В. Глоцере: похвалив их за чуткость, самоотверженность, простодушие, он объясняет эти их качества тем, что «оба они – евреи – люди, наиболее предрасположенные к бескорыстию». Прочитав автобиографию Ю.Н. Тынянова, Чуковский записал: «В книге нигде не говорится, что Юрий Николаевич был еврей. Между тем та тончайшая интеллигентность, которая царит в его «Вазир Мухтаре», чаще всего свойственна еврейскому уму».

Через полвека после записи о Розанове, в 1962 году, Чуковский пишет: «... был Сергей Образцов и сообщил, что закрывается газета «Литература и жизнь» из-за недостатка подписчиков (на черносотенство нет спроса), и вместо неё возникает «Литературная Россия». Глава Союза писателей РСФСР Леонид Соболев подбирает для «ЛР» сотрудников, и, конечно, норовит сохранить возможно больше сотрудников «ЛЖ», чтобы снова провести юдофобскую и вообще черносотенную линию. Но для видимости обновления решили пригласить Образцова и Шкловского. Образцов пришёл в Правление, когда там находились Щипачёв и Соболев, и сказал: «Я готов войти в новую редакцию, если там не останется ни одного Маркова, а если там появится антисемитский душок, я буду бить по морде всякого, кто причастен к этому». Образцов уполномочил меня пойти к Щипачёву и сказать, что он в редакцию «ЛР» не входит...».

В начале 1963 года на страницах «Известий» возникла полемика между критиком-антисемитом В. Ермиловым и писателем И. Эренбургом по поводу книги мемуаров «Люди, годы, жизнь». 17 февраля Чуковский записал: «Вчера был Паустовский: «Читали «Известия – насчёт Ермишки?». Оказывается, там целая полоса писем, где Ермилова приветствует тёмная масса читателей, ненавидящих Эренбурга за то, что он еврей, интеллигент, западник...». Отдыхая в 1964 году в Барвихе, он пишет: « У меня такое впечатление, будто какая-то пьяная личность рыгнула мне в лицо. Нет это слишком мягко. Явился из Минска некий Сергей Сергеевич Цитович и заявил, подмигивая, что у Первухина и Ворошилова жёны – еврейки, что у Маршака (как еврея) нет чувства родины, что Энгельс оставил завещание, в котором будто бы писал, что социализм погибнет, если к нему примкнут евреи, что настоящая фамилия Аверченко – Лифшиц, что Маршак в юности был сионистом, что А.Ф. Кони на самом деле Кон и т.д.». Цитирование можно было бы продолжить, однако и приведенных записей достаточно, чтобы понять мировоззрение Чуковского: его позиция не только позиция передового русского интеллигента – антисемитизм воспринимается им болезненно, как личное оскорбление.

Ещё одно подтверждение еврейского происхождения отца Корнея Чуковского я обнаружил в очерке С. Новикова «Рохлин». Описывая жизнь своего старшего друга, выдающегося советского математика Владимира Абрамовича Рохлина, автор пишет: «Года за два до смерти он рассказал мне следующее. Его дедом по матери был богатый одесский еврей Левинсон. Горничная – девица Корнейчук – произвела от него на свет младенца мужского пола, которому с помощью полиции (за деньги) был изготовлен чисто русский православный паспорт... От себя замечу, что Корней получал образование, вероятно, на деньги Левинсона... Мать Рохлина – законная дочь Левинсона – получила медицинское образование во Франции. Она была начальником санинспекции в Баку, где её убили в 1923 году... Отец был расстрелян в конце 30-х г.г. Тогда Рохлин, оказавшись 16-ти летним юношей в Москве, испытывал большие трудности с поступлением в университет. Он попытался обратиться за помощью к Корнею, но тот его не принял. По-видимому, в тот период Корней безумно боялся Сталина (Рохлин прав, но он связывает это с «Тараканищем», не подозревая, что Большой террор именно в это время вошёл в семью Чуковских – В.О.)... После смерти Сталина, - как сказал мне Рохлин, - Корней искал контакта с ним, уже известным профессором. Но Рохлин из гордости отказался. Один физик, Миша Маринов... находился в хорошем контакте с Лидией Чуковской, дочерью Корнея. Она говорила ему об этом родстве с Рохлиным, как сказал мне Миша, когда я рассказал в обществе эту историю вскоре после кончины Владимира Абрамовича». Сын Рохлина Владимир Владимирович стал выдающимся прикладным математиком и ныне проживает в Америке.

Таковы факты, подтверждающие, что Корней Иванович наполовину был евреем. Но не это волновало его. Он не мог простить отцу того, что он сделал: обманул любившую его всю жизнь женщину и обрёк на безотцовщину двух своих детей. После той семейной драмы, которую он пережил в детстве, вполне могло случиться и так, что он стал бы юдофобом: хотя бы из-за любви к матери, хотя бы в отместку за своё искалеченное детство. Этого не произошло: случилось обратное – его потянуло к евреям.

Понять и объяснить логику происшедшего трудно и, на первый взгляд, невозможно. В статье предлагается один из вариантов происшедшего. Известно, что Коля Корнейчуков учился в одной гимназии с Владимиром (Зеевом) Жаботинским – будущим блестящим журналистом и одним из наиболее ярких представителей сионистского движения. Отношения между ними были дружескими: их даже исключили из гимназии вместе – за написание острого памфлета на директора. Сведений о дальнейших взаимоотношениях этих людей (по понятным причинам) сохранилось немного. Но тот факт, что именно Жаботинского выбрал поручителем при оформлении своего брака Чуковский, говорит о многом – поручители случайными людьми не бывают. В «Дневнике» имя Жаботинского появляется лишь в 1964 году:

«Влад. Жаботинский (впоследствии сионист) сказал обо мне в 1902 году:

Чуковский Корней

Таланта хвалёного

В 2 раза длинней

Столба телефонного».

Только такую шутку Корней Иванович мог доверить в то время бумаге. Из переписки с жительницей Иерусалима Рахилью Павловной Марголиной (1965 год) выясняется, что всё это время он как драгоценность хранил рукописи В. Жаботинского. Вдумайтесь в значение данного факта и вы поймёте, что это был подвиг и что личность Жаботинского для него была священной. Чтобы показать, что именно такой человек мог вывести Колю из состояния душевной депрессии, позволю процитировать отрывок из его письма к Р.П. Марголиной: «... Он ввёл меня в литературу... От всей личности Владимира Евгеньевича шла какая-то духовная радиация. В нём было что-то от пушкинского Моцарта да, пожалуй, и от самого Пушкина... Меня восхищало в нём всё: и его голос, и его смех, и его густые чёрные волосы, свисавшие чубом над высоким лбом, и его широкие пушистые брови, и африканские губы, и подбородок, выдающийся вперёд... Теперь это покажется странным, но главные наши разговоры тогда были об эстетике. В.Е. писал тогда много стихов, - и я, живший в неинтеллигентной среде, впервые увидел, что люди могут взволнованно говорить о ритмике, об ассонансах, о рифмоидах... Он казался мне лучезарным, жизнерадостным, я гордился его дружбой и был уверен, что перед ним широкая литературная дорога. Но вот прогремел в Кишинёве погром. Володя Жаботинский изменился совершенно. Он стал изучать родной язык, порвал со своей прежней средой, вскоре перестал участвовать в общей прессе. Я и прежде смотрел на него снизу вверх: он был самый образованный, самый талантливый из моих знакомых, но теперь я привязался к нему ещё сильнее...».

Чуковский признаёт, какое огромное влияние оказала личность Жаботинского на становление его мировоззрения. Несомненно, В.Е. сумел отвлечь Корнея Ивановича от «самоедства» в отношении незаконорожденности и убедить в его талантливости. «Он ввёл меня в литературу...». Публицистический дебют девятнадцатилетнего Чуковского состоялся в газете «Одесские новости», куда его привёл Жаботинский, развивший в нём любовь к языку и разглядевший талант критика. Первой статьёй молодого журналиста была «К вечно-юному вопросу», посвящённая полемике о задачах искусства между символистами и сторонниками утилитарного искусства. Автор пытался нащупать некий третий путь, который примирил бы красоту и пользу. Едва ли эта статья смогла попасть на страницы популярной газеты – слишком она отличалась от всего, что там печаталось об искусстве, если бы не содействие «золотого пера» (так называли в Одессе Владимира Жаботинского). Он очень ценил философские идеи и стиль раннего Чуковского. Его по праву можно назвать «крестным отцом» молодого журналиста, что Корней Иванович прекрасно понимал и помнил всю жизнь. Недаром он сравнивал его с Пушкиным. И, возможно, по ассоциации вспоминал бессмертные строки, посвящённые лицейскому учителю Куницыну, перефразируя их:

(Владимиру) дань сердца и ума!

Он (меня) создал, он воспитал (мой) пламень,

Поставлен им краеугольный камень,

Им чистая лампада возжена...

Жаботинский разговаривал на семи языках. Под его влиянием Чуковский начал изучать английский язык. Так как в старом самоучителе, купленном у букиниста отсутствовала часть, посвящённая произношению, то разговорный английский язык Чуковского был весьма своеобразен: например, слово «writer» звучало у него как «вритер». Поскольку в редакции «Одесских новостей» он был единственным, кто читал приходившие по почте английские и американские газеты, то через два года по рекомендации всё того же Жаботинского, Чуковский отправляется корреспондентом в Англию. В Лондоне его ожидал конфуз: обнаружилось, что он не воспринимает английских слов на слух. Большую часть времени он проводил в Библиотеке Британского музея. Кстати, здесь же, в Лондоне, друзья виделись в последний раз в 1916 году, через десять лет после той памятной командировки. Роль Жаботинского в становлении К.И. Чуковского как личности и художника изучена совершенно недостаточно, однако имеющиеся в настоящее время материалы позволяют говорить об огромном влиянии, которое оказал будущий выдающийся сионист на развитие в Чуковском еврейской самоидентификации.

Вся его дальнейшая жизнь подтверждает этот тезис. В 1903 году он женился на еврейской девушке – одесситке Гольдфельд. В выписке из метрической книги Крестовоздвиженской церкви сказано: «1903 г. 24 мая крещена Мария. На основании указа Херс. Дух. Консист. От 16 мая 1903 г. за?5825 просвещена св. Крещением одесская мещанка Мария Аронова-Берова Гольдфельд, иудейского закона, родившаяся 6 июня 1880 г. во св. Крещении наречена именем Мария...». Через два дня состоялось бракосочетание.

«1903 г. 26 мая. Жених: Ни к какому обществу не приписанный Николай Васильев Корнейчуков, православ. вероисповед., первым браком, 21 года. Невеста: одесская мещанка Мария Борисова Гольдфельд, православного вероисповед., первым браком, 23 лет». Далее следуют фамилии поручителей со стороны жениха и невесты (по 2 человека). Среди поручителей со стороны жениха – никопольский мещанин Владимир Евгеньев Жаботинский.

Мария Борисовна Гольдфельд родилась в семье бухгалтера частной фирмы. В семье было восемь детей, которым родители стремились дать образование. Мария обучалась в частной гимназии, а один из её старших братьев Александр – в реальном училище (некоторое время в одном классе с Л. Троцким). Все дети родились в Одессе, у всех родной язык – еврейский. Брак Чуковских был первым, единственным и счастливым. «Никогда не показывать людям себя» - такая жизненная позиция сохранилась у Корнея Ивановича с детства. Поэтому о своей жене он даже в «Дневнике» пишет целомудренно, скупо: «На свадьбу пришли все одесские журналисты». И лишь иногда прорывается подлинное чувство. Посетив в 1936 г., через 33 года после свадьбы Одессу, он стоял около дома, в котором когда-то жила его невеста: многое вспомнилось. Появляется запись: «Мы здесь бушевали когда-то любовью». И ещё одна пронзительная запись, сделанная после смерти любимой женщины: «Смотрю на это обожаемое лицо в гробу..., которое я столько целовал – и чувствую, будто меня везут на эшафот... Хожу каждый день на могилу и вспоминаю умершую: ... вот она в бархатной кофточке, и я помню даже запах этой кофточки (и влюблён в него), вот наши свидания за вокзалом, у Куликова поля..., вот она на Ланжероне, мы идём с ней на рассвете домой, вот её отец за французской газетой...». Сколько любви, нежности и юной страсти в словах этого далеко не молодого человека, лишившегося жены и верной подруги уже после войны! Они делили и радость, и горе. Из четверых детей (Николай, Лидия, Борис и Мария) – выжили двое старших. Младшая дочь Маша умерла в детстве от туберкулёза. Оба сына были на фронте во время войны. Младший – Борис – погиб в первые военные месяцы; Николаю повезло – он вернулся. И Николай, и Лидия были известными писателями. Причём, если отец и старший сын писали, руководствуясь «внутренней цензурой» – К. Чуковский на всю жизнь запомнил шабаш ведьм против «чуковщины» в 30-х годах, возглавленный Н.К. Крупской, то для его дочери какие-либо ограничения отсутствовали. «Я счастливый отец – с юмором говорил он приятелям: если к власти придут правые, у меня есть Коля, если левые – Лида».

Вскоре, однако, юмор отступил далеко на задний план.

Во время Большого террора, когда в «общем потоке» был расстрелян муж Лидии Чуковской, выдающийся физик Матвей Бронштейн , после безумных ночей в очередях родственников около страшной тюрьмы «Кресты», где общее горе сблизило её на всю жизнь с великой Ахматовой (у неё тюрьма навсегда отняла единственного сына), после всех перенесенных ужасов Чуковская не боялась никого и ничего.

Лидия Корнеевна, как и её отец, прожила долгую и трудную жизнь (1907-1996 г.г.). Главную роль в её жизни сыграли отец, муж и Самуил Яковлевич Маршак – друг отца. Вот что писала она отцу – двадцатилетняя, из саратовской ссылки, куда она попала за написанную в институте антисоветскую листовку: «Ты действительно не знаешь, что я по-прежнему, по-детски, по-трёхлетнему, люблю тебя...? Не поверю я этому никогда, потому что ведь ты – ты». После ссылки Чуковскую взял на работу в ленинградское отделение «Детгиза», которое он возглавлял, Маршак. Забегая вперёд, укажем, что он и во время войны оказался её добрым ангелом-хранителем. Вот что писал в декабре 1941 г. Корней Иванович Самуилу Яковлевичу: «... Я благодарю Вас и Софью Михайловну (жена С.Я. – В.О.) за дружеское отношение к Лиде. Без Вашей помощи Лида не доехала бы до Ташкента – этого я никогда не забуду». (Маршак помог Л.К., перенесшей тяжёлую операцию, выбраться из голодного и холодного Чистополя).

1937 год, оказавшийся переломным в жизни и мировосприятии молодой женщины, застал её в маршаковском «Детгизе»: арест и расстрел мужа, разгон редакции и аресты её членов (Чуковской «повезло» - она стала «всего лишь» безработной) на всю жизнь сформировали её диссидентский характер. Надо сказать, что особой любовью к новой власти в семье Чуковских не отличался никто и никогда. Вот что писал Корней Иванович в «Дневнике» в 1919 году после вечера памяти Леонида Андреева: «Прежней культурной среды уже нет – она погибла и нужно столетие, чтобы создать её. Сколько-нибудь сложного не понимают. Я люблю Андреева сквозь иронию, но это уже недоступно. Иронию понимают только тонкие люди, а не комиссары». От себя можно добавить, что Чуковский был большим оптимистом: уже скоро столетие, а культура целенаправленно загоняется в угол.

Злополучная листовка, написанная девятнадцатилетней девушкой, преследовала Лидию Корнеевну много десятков лет. В записке председателя КГБ Ю. Андропова в ЦК КПСС от 14 ноября 1973 года сказано: «Антисоветские убеждения Чуковской сложились ещё в период 1926-1927 г.г., когда она принимала активное участие в деятельности анархистской организации «Чёрный крест» в качестве издателя и распространителя журнала «Чёрный набат»... Это «дело» всплывало в КГБ в 1948, 1955, 1956, 1957, 1966, 1967 г.г. Воистину, у страха гебистов глаза велики: ни с каким анархистским журналом она никогда не была связана, а её антисоветские настроения были рождены советской властью. Известны дата и адрес рождения: 1937 год, г. Ленинград, очередь у тюрьмы «Кресты».

Куда они бросили тело твоё? В люк?

Где расстреливали? В подвале?

Слышал ли ты звук

Выстрела? Нет, едва ли.

Выстрел в затылок милосерд:

Вдребезги память.

Вспомнил ли ты тот рассвет?

Нет. Торопился падать.

В феврале 1938 года, выяснив в Москве формулировку приговора мужу – «10 лет без права переписки», она решила бежать из любимого города. Лидия Корнеевна «всё-таки вернулась в Ленинград, но на квартиру к себе не пошла, на Кирочную – тоже. Два дня жила у друзей, а с Люшей (дочь от первого брака с литературоведом Ц. Вольпе), ... с Корнеем Ивановичем виделась в скверике. Простилась, взяла у Корнея Ивановича деньги и уехала». Так власть ковала инакомыслящих. И какое значение для вдовы, для всей семьи имел факт реабилитации Матвея Бронштейна после смерти Сталина? Ведь они никогда не верили обвинению в том, что он враг народа. До ареста Бронштейн и Чуковская не успели зарегистрировать свой брак. «Чтобы получить право охранять труды Бронштейна, – пишет она, – мне пришлось оформить наш брак уже тогда, когда Матвея Петровича не было в живых. Брак с мёртвым. Оформить по суду».

В период реабилитации, когда приоткрылись архивы НКВД, исследователи нашли «дело» Бронштейна. «Бронштейн Матвей Петрович, 02. 12. 1906 г. рождения, урож. г. Винницы, еврей, беспартийный, с высшим образованием, научный сотрудник Ленинградского физико-технического института, осуждён 18 февраля 1938 года Военной Коллегией Верховного суда СССР «за активное участие в контрреволюционной фашистской террористической организации» по ст. 58-8 и 58-11 УК РСФСР к высшей мере уголовного наказания – расстрелу, с конфискацией всего, лично ему принадлежащего, имущества». Суд заседал 18 февраля с 8.40 до 9.00 часов. За эти 20 минут была решена судьба одного из столпов советской физики. Письма в его защиту писали будущие академики Тамм, Фок, Мандельштам, Иоффе, С. Вавилов, Ландау, писатели Чуковский и Маршак – они не знали, что Бронштейна уже нет в живых: их усилия были тщетны. Последним напоминанием о погибшем муже был лист из архивной папки с записью 1958 года: «возместить Л.К. Чуковской стоимость бинокля, изъятого при обыске 1 августа 1937 года».

Я шла к Неве припомнить ночи,

Проплаканные у реки.

Твоей гробнице глянуть в очи,

Измерить глубину тоски.

Нева! Скажи в конце концов,

Куда ты дела мертвецов?

Характерно взаимное влияние этих двух выдающихся личностей – физика и лирика. «Солнечное вещество» - так называется одна из научно – популярных книг Бронштейна. Вот что впоследствии сказал о ней выдающийся физик, лауреат Нобелевской премии Лев Ландау: «Читать её интересно любому читателю – от школьника до физика - профессионала». О рождении этой удивительной книги и о появлении нового детского писателя свидетельствует его дарственная надпись от 21 апреля 1936 года: «Дорогой Лидочке, без которой я никогда не смог бы написать эту книгу». В оставшиеся полтора года жизни он создал ещё два таких же шедевра. Так она – профессиональный литератор, сумела вдохновить выдающегося физика на создание книг, жанр которых был ему до сих пор неизвестен. Его влияние на неё было потрясающим: при жизни она им гордилась и наслаждалась общностью мыслей и чувств. После его гибели ожесточилась: «Я хочу, чтобы винтик за винтиком была исследована машина, которая превращала полного жизни, цветущего деятельностью человека, в холодный труп. Чтобы ей был вынесен приговор. Во весь голос. Не перечеркнуть надо счёт, поставив на нём успокоительный штемпель «уплачено», а распутать клубок причин и следствий, серьёзно, тщательно, петля за петлёй, его разобрать...».

Вот отрывок из её письма от 12.10. 1938 г., в котором она описывает свои впечатления от фильма «Профессор Мамлок»: «Да, фашизм – страшная вещь, гнусная вещь, с которой необходимо бороться. В фильме показана травля профессора-еврея... Пытки, применяемые на допросах, очереди матерей и жён к окошку гестапо и ответы, которые они получают: «О вашем сыне ничего не известно», «сведений нет»; законы, печатаемые в газетах, о которых фашистские молодчики откровенно говорят, что это законы лишь для мирового общественного мнения...». Фактически, это черновой набросок её будущих произведений. Чуковская ясно даёт понять, что фашизм и советский «коммунизм» - близнецы, что антисемитизм – чудовищное зло мирового масштаба.

И Корней Иванович, и Лидия Корнеевна Чуковские своими жизненными поступками доказали, что быть евреем – гордое право порядочных людей. Это надо подчеркнуть особо, так как Корней Иванович видел и обратный пример – своего отца-еврея, которого он презирал за его непорядочность. Судьба свела его с выдающимся человеком – евреем Жаботинским. Именно этот человек стал примером для него на всю жизнь. Еврейские идеалы привели к его женитьбе на еврейке, были привиты детям. Такова еврейская «сага» Чуковских.

В заключение хотелось бы коснуться ещё одного вопроса. Оба Чуковских – и отец, и дочь очень тонко чувствовали правду и настоящий талант. Известна фраза Чуковского на машинописной книжке стихов опального поэта Александра Галича: «Ты, Галич, бог и сам того не понимаешь». Особенно любопытны их взаимоотношения с советскими Нобелевскими лауреатами: состоявшимися и будущими. И отец, и дочь писали письма советскому руководству в защиту арестованного за «тунеядство» будущего лауреата Иосифа Бродского. О взаимоотношении Л. Чуковской и лауреата Нобелевской премии за мир Андрея Дмитриевича Сахарова много писать не стоит – это были идейные соратники по правозащитному движению. Героический поступок совершила Л. Чуковская, выступившая в 1966г. с открытым письмом лауреату Нобелевской премии М Шолохову в ответ на его выступление на съезде партии, в котором он потребовал смертной казни писателям Синявскому и Даниэлю. Она писала: «Литература Уголовному суду не подсудна. Идеям следует противопоставлять идеи, а не лагеря и тюрьмы... Ваша позорная речь не будет забыта историей. А литература сама отомстит за себя... Она приговорит Вас к высшей мере наказания, существующей для художника, - к творческому бесплодию...».

© Произведения этого автора - несвободны.

Корне́й Ива́нович Чуко́вский (имя при рождении - Никола́й Васи́льевич Корнейчуко́в , 19 (31) марта , Санкт-Петербург - 28 октября , Москва) - известный русский поэт , публицист , критик , также переводчик и литературовед , известен в первую очередь детскими сказками в стихах и прозе. Отец писателей Николая Корнеевича Чуковского и Лидии Корнеевны Чуковской .

Происхождение

Николай Корнейчуков родился 31 марта 1882 г в Санкт-Петербурге . Часто встречающаяся дата его рождения 1 апреля появилась в связи с ошибкой при переходе на новый стиль (прибавлено 13 дней, а не 12, как должно для XIX века). Писатель долгие годы страдал от того, что был «незаконнорожденным ». Его отцом был Эммануил Соломонович Левенсон , в семье которого жила прислугой мать Корнея Чуковского - полтавская крестьянка Екатерина Осиповна Корнейчукова. Отец оставил их, и мать переехала в Одессу . Там мальчик был отдан в гимназию, но в пятом классе его отчислили из-за низкого происхождения . Эти события он описал в автобиографической повести «Серебряный герб».

Отчество «Васильевич» было дано Николаю по крёстному отцу. С начала литературной деятельности Корнейчуков, долгое время тяготившийся своей незаконнорожденностью (как видно по его дневнику 1920-х годов), использовал псевдоним «Корней Чуковский», к которому позже присоединилось фиктивное отчество - «Иванович». После революции сочетание «Корней Иванович Чуковский» стало его настоящим именем, отчеством и фамилией. Его дети - Николай, Лидия, Борис и умершая в детстве Мария (Мурочка), которой посвящены многие детские стихи отца - носили (по крайней мере после революции) фамилию Чуковских и отчество Корнеевич/Корнеевна.

Журналистская деятельность до революции

«В один из этих дней, зная, что по Невскому проспекту будут идти мобилизованные, Корней Чуковский и я решили пойти на эту главную улицу. Там же, совершенно случайно, встретился и присоединился к нам Осип Мандельштам ... Когда стали проходить мобилизованные, ещё не в военной форме, с тюками на плечах, то вдруг из их рядов вышел, тоже с тюком, и подбежал к нам поэт Бенедикт Лившиц . Мы принялись обнимать его, жать ему руки, когда к нам подошёл незнакомый фотограф и попросил разрешения снять нас. Мы взяли друг друга под руки и так были сфотографированы...»

- С-Петербург. Столица Российской империи. Лики России. С-Петербург 1993 .

Рассказ Анненкова совпадает с фотографией вплоть до мелких деталей... Однако, кое-что осталось и за пределами его рассказа. И прежде всего, неизвестным фотографом оказался «сам» Карл Булла , из мастерской которого эта фотография впоследствии получила распространение.

Из четырёх ярких творческих лиц, представленных на снимке, только двое умерли своей смертью в конце 60-х, начале 70-х годов, дожив до глубокой старости: это Корней Чуковский, единственный, оставшийся в СССР и сам Анненков, уцелевший в эмиграции. Осип Мандельштам и Бенедикт Лившиц были жестоко убиты своими согражданами во времена сталинских репрессий . Осипу Мандельштаму, по более поздним словам академика Шкловского , «этому странному... трудному... трогательному... и гениальному человеку» , на фотографии 23 года. Всего год назад в петербургском издательстве «Акмэ» вышел его поэтический сборник «Камень». С момента первой публикации в 1907 году в журнале Тенишевского коммерческого училища пройден огромный путь: занятия французской литературой в Петербургском университете, знакомство с Вячеславом Ивановым и Иннокентием Анненским , новое литературное общение – поэты круга журнала «Аполлон»... Чуть старше Мандельштама – вошедший в литературу с группой футуристов поэт и переводчик Бенедикт Лившиц, который на снимке сидит уже наголо обритый и с нарочно сделанным бравым лицом, человек уходящий на фронт. Он ещё не знает, останется ли в живых после Первой Мировой, где будет ранен и получит георгиевский крест ... Так же, как и Мандельштам, Бенедикт Лившиц был незаконно репрессирован в 30-е годы и погиб в лагерях в 1939 году.

Литературоведение

Детские стихи

Увлечение детской словесностью, прославившее Чуковского, началось сравнительно поздно, когда он был уже знаменитым критиком. В Чуковский составил сборник «Ёлка» и написал свою первую сказку «Крокодил».

«Все другие мои сочинения до такой степени заслонены моими детскими сказками, что в представлении многих читателей я, кроме „Мойдодыров“ и „Мух-Цокотух“, вообще ничего не писал.»

Травля Чуковского в 1930-е

Детские стихи Чуковского подверглись в сталинскую эпоху жестокой травле, хотя известно, что сам Сталин неоднократно цитировал «Тараканище ». Инициатором травли стала Н. К. Крупская , неадекватная критика исходила и от Агнии Барто . В среде партийных критиков редакторов возник даже термин - «чуковщина». Чуковский взял на себя обязательство написать ортодоксально-советское произведение для детей «Весёлая колхозия», но не сделал этого. 1930-е годы ознаменованы двумя личными трагедиями Чуковского: в 1931 году умерла после тяжёлой болезни его дочь Мурочка, а в 1938 году был расстрелян муж его дочери Лидии физик Матвей Бронштейн (о гибели зятя писатель узнал только после двух лет хлопот в инстанциях).

Другие произведения

В 1930-х гг. Чуковский много занимается теорией художественного перевода («Искусство перевода» 1936 года переиздали перед началом войны, в 1941 году , под названием «Высокое искусство») и собственно переводами на русский язык (М. Твен, О. Уайльд, Р. Киплинг и др., в том числе в форме «пересказов» для детей).

Начинает писать мемуары, над которыми работал до конца жизни («Современники» в серии «ЖЗЛ»).

Чуковский и Библия для детей

В 1960-х годах К. Чуковский затеял пересказ Библии для детей. К этому проекту он привлёк писателей и литераторов и тщательно редактировал их работу. Сам проект был очень трудным в связи с антирелигиозной позицией Советской власти. Книга под названием «Вавилонская башня и другие древние легенды» была издана в издательстве «Детская литература» в 1968 году. Однако весь тираж был уничтожен властями. Первое книжное издание, доступное читателю, состоялось в 1990 году. В 2001 году в издательствах «Росмэн» и «Стрекоза» книга стала выходить под названием «Вавилонская башня и другие библейские предания».

Последние годы

В последние годы Чуковский - всенародный любимец, лауреат ряда государственных премий и орденов, вместе с тем поддерживал контакты с диссидентами (Александр Солженицын , Иосиф Бродский , Литвиновы, видным правозащитником была также его дочь Лидия). На даче в Переделкино , где он постоянно жил последние годы, он устраивал встречи с окрестными детьми, беседовал с ними, читал стихи, приглашал на встречи известных людей, знаменитых летчиков, артистов, писателей, поэтов. Переделкинские дети, давно ставшие взрослыми, до сих пор вспоминают эти детские посиделки на даче Чуковского. Умер Корней Иванович 28 октября г. от вирусного гепатита . На даче в Переделкино , где писатель прожил большую часть жизни, ныне действует его музей.

Адреса в Санкт-Петербурге - Петрограде - Ленинграде

  • Август 1905-1906 - Академический переулок, 5;
  • 1906 - осень 1917 года - доходный дом - Коломенская улица, 11;
  • осень 1917-1919 - доходный дом И. Е. Кузнецова - Загородный проспект, 27;
  • 1919-1938 - доходный дом - Манежный переулок, 6.

Награды

Список произведений

Сказки

  • Английские народные песенки
  • Краденое солнце
  • Приключения Бибигона
  • Путаница
  • Телефон ()
  • Топтыгин и Лиса
  • Топтыгин и Луна
  • Федорино горе
  • Цыплёнок
  • Что сделала Мура, когда ей прочли сказку «Чудо-дерево»
  • Чудо-дерево

Стихи для детей

  • Обжора
  • Слониха читает
  • Закаляка
  • Поросёнок
  • Ёжики смеются
  • Бутерброд
  • Федотка
  • Черепаха
  • Свинки
  • Огород
  • Песня о бедных сапожках
  • Верблюдица
  • Головастики
  • Бебека
  • Радость
  • Пра-пра-правнукам
  • Муха в бане

Повести

  • Солнечная
  • Серебряный герб

Работы о переводе

Дошкольное воспитание

Воспоминания

  • Воспоминания о Репине
  • Юрий Тынянов
  • Борис Житков
  • Ираклий Андроников

Статьи

  • К вечно-юному вопросу
  • История моего «Айболита»
  • Как была написана «Муха-Цокотуха»
  • Признания старого сказочника
  • Страничка Чукоккалы
  • О Шерлоке Холмсе
  • Госпиталь № 11

Избранные цитаты

У меня зазвонил телефон.
- Кто говорит?
- Слон.
- Откуда?
- От верблюда...

ТЕЛЕФОН

Надо, надо умываться
По утрам и вечерам,
А нечистым трубочистам -
Стыд и срам! Стыд и срам!..

МОЙДОДЫР

Маленькие дети! Ни за что на свете
Не ходите в Африку, в Африку гулять!
В Африке акулы, в Африке гориллы,
В Африке большие злые крокодилы
Будут вас кусать, бить и обижать, -
Не ходите, дети, в Африку гулять...

Корней Иванович Чуковский

(1882 – 1969),

писатель, поэт, переводчик.

(Настоящее имя Николай Васильевич Корнейчуков)

К.И.Чуковский родился в Санкт-Петербурге 31 марта (19.03) 1882 года. Ему было 3 года, когда он остался жить только с матерью. Свое детство провел в Одессе и Николаеве. Из одесской гимназии его исключили по причине «низкого» происхождения, так как мать работала прачкой. Семье очень тяжело жилось на маленькую зарплату матери, но юноша не сдался, он много читал, занимался самостоятельно и сдал экзамены, получив аттестат зрелости.

С ранних лет К.Чуковский начал интересоваться поэзией: сам писал стихотворения и даже поэмы. А в 1901 году появилась его первая статья в газете "Одесские новости".

В 1903 году Корней Иванович отправился в Петербург, чтобы стать писателем. Вскоре он стал корреспондентом газеты "Одесские новости", куда отправлял свои материалы из Петербурга. Благодаря своим способностям, он был отправлен в Лондон. Там хорошо изучил английский язык. А в 1916 году Чуковский стал военным корреспондентом газеты "Речь" в Великобритании. В 1917 году он вернулся на родину.

Однажды, в 1916 году, А.М. Горький попросил Чуковского написать поэму для детей. Чуковский вначале очень переживал, что он не сможет написать, потому что никогда раньше этого не делал. Но ему помог случай. Возвращаясь в поезде в Петербург с заболевшим сыном, Чуковский под стук колес рассказывал ему сказку про крокодила. Сын очень внимательно слушал. Прошло несколько дней. Корней Иванович уже забыл о том эпизоде, а сын запомнил все, рассказанное тогда отцом, наизусть. Так родилась сказка "Крокодил", опубликованная в 1917 году. С тех пор Чуковский стал любимым детским писателем.

А замечательную сказку «Чудо-дерево», написанную в 1924 году, К.Чуковский посвятил своей маленькой дочери Муре, рано умершей от туберкулеза.

Кроме произведений для детей Чуковский пишет книги о детях – об их языковом творчестве. В 1928 году выходит книга «Маленькие дети», которая затем получила название «От двух до пяти».

Десять лет, с 1906 по 1916 год, Чуковский жил в финском поселке Куоккала, которую друзья писателя в шутку назвали Чукоккалой. Там он подружился со многими известными художниками и писателями.

В послевоенные годы Чуковский часто встречался с детьми в загородном доме в Переделкино. Там он собирал вокруг себя до полутора тысяч детей и устраивал им праздники "Здравствуй, лето!" и "Прощай, лето!". Сейчас в этом доме работает музей, посвящённый жизни и творчеству детского писателя Корнея Ивановича Чуковского.

Награды писателя

В 1957 г. Чуковскому была присвоена ученая степень доктора филологических наук

Также в 1962 г. он получил почетное звание доктора литературы Оксфордского университета.

Корней Чуковский

русский советский поэт, публицист, литературный критик, переводчик и литературовед, детский писатель, журналист

Краткая биография

Корне́й Ива́нович Чуко́вский (настоящее имя - Никола́й Корнейчуко́в , 19 марта 1882, Санкт-Петербург, - 28 октября 1969, Москва) - русский и советский поэт, публицист, литературный критик, переводчик и литературовед, детский писатель, журналист. Отец писателей Николая Корнеевича Чуковского и Лидии Корнеевны Чуковской. По состоянию на 2015 год являлся самым издаваемым в России автором детской литературы: за год было выпущено 132 книги и брошюры тиражом 2,4105 млн экземпляров.

Детство

Николай Корнейчуков, позже взявший себе литературный псевдоним Корней Чуковский, родился в Санкт-Петербурге 19 (31) марта 1882 года у крестьянки Екатерины Осиповны Корнейчуковой; его отцом был потомственный почётный гражданин Эммануил Соломонович Левенсон (1851-?), в семье которого жила прислугой мать Корнея Чуковского. Их брак формально не был зарегистрирован, так как для этого требовалось крещение отца, но они прожили вместе не менее трёх лет. До Николая родилась старшая дочь Мария (Маруся). Вскоре после рождения сына Левенсон оставил свою незаконную семью, женился «на женщине своего круга» и переехал в Баку, где открыл «Первое типографское товарищество»; мать Чуковского была вынуждена переехать в Одессу.

Детство Николай Корнейчуков провёл в Одессе и Николаеве. В Одессе семейство поселилось во флигеле, в доме Макри на Новорыбной улице (ныне - Пантелеймоновская), № 6. В 1887 году Корнейчуковы сменили квартиру, переехав по адресу: дом Баршмана, Канатный переулок, № 3. Пятилетнего Николая отдали в детский сад мадам Бехтеевой, о пребывании в котором он оставил следующие воспоминания: «Мы маршировали под музыку, рисовали картинки. Самым старшим среди нас был курчавый, с негритянскими губами мальчишка, которого звали Володя Жаботинский. Вот когда я познакомился с будущим национальным героем Израиля - в 1888 или 1889 годах!!!» . Какое-то время будущий писатель учился во второй одесской гимназии (впоследствии стала пятой). Одноклассником его в ту пору был Борис Житков (в будущем также писатель и путешественник), с которым у юного Николая Корнейчукова завязались дружеские отношения. Окончить гимназию Чуковскому так и не удалось: из пятого класса его отчислили, по его собственным утверждениям, из-за низкого происхождения. Эти события он описал в автобиографической повести «Серебряный герб».

По метрике у Николая и его сестры Марии, как незаконнорождённых, не было отчества; в других документах дореволюционного периода его отчество указывалось по-разному - Васильевич (в свидетельстве о браке и крещении сына Николая, впоследствии закрепилось в большинстве поздних биографий как часть «настоящего имени»; дано по крёстному отцу), Степанович, Эммануилович, Мануилович, Емельянович, сестра Маруся носила отчество Эммануиловна или Мануиловна. С начала литературной деятельности Корнейчуков использовал псевдоним Корней Чуковский, к которому позже присоединилось фиктивное отчество - Иванович. После революции сочетание «Корней Иванович Чуковский» стало его настоящим именем, отчеством и фамилией.

По воспоминаниям К. Чуковского, у него «никогда не было такой роскоши, как отец или хотя бы дед», что в юности и в молодости служило для него постоянным источником стыда и душевных страданий.

Его дети - Николай, Лидия, Борис и умершая в детстве Мария (Мурочка), которой посвящены многие детские стихи отца, - носили (по крайней мере, после революции) фамилию Чуковских и отчество Корнеевич/Корнеевна.

Журналистская деятельность до Октябрьской революции

С 1901 года Чуковский начал писать статьи в «Одесских новостях». В литературу Чуковского ввёл его близкий гимназический друг, журналист В. Е. Жаботинский. Жаботинский также был поручителем жениха на свадьбе Чуковского и Марии Борисовны Гольдфельд.

Затем в 1903 году Чуковский, как единственный корреспондент газеты, знающий английский язык (которому обучился самостоятельно по «Самоучителю английского языка» Олендорфа), и соблазнившись высоким по тем временам окладом - издатель обещал 100 рублей ежемесячно - отправился корреспондентом «Одесских новостей» в Лондон, куда выехал с молодой женой. Кроме «Одесских новостей» английские статьи Чуковского публиковались в «Южном обозрении» и в некоторых киевских газетах. Но гонорары из России поступали нерегулярно, а затем и вовсе прекратились. Беременную жену пришлось отправить обратно в Одессу. Чуковский подрабатывал перепиской каталогов в Британском музее. Зато в Лондоне Чуковский основательно ознакомился с английской литературой - прочитал в оригинале Диккенса , Теккерея.

Вернувшись в Одессу в конце 1904 года, Чуковский поселился с семьёй на улице Базарной № 2 и окунулся в события революции 1905 года. Чуковский оказался захвачен революцией. Он дважды посетил восставший броненосец «Потёмкин», кроме прочего приняв письма к близким у восставших моряков.

В Петербурге начал издавать сатирический журнал «Сигнал». Среди авторов журнала были такие известные писатели как Куприн, Фёдор Сологуб и Тэффи. После четвёртого номера его арестовали за «оскорбление величества». Его защищал знаменитый адвокат Грузенберг, добившийся оправдания. Чуковский находился под арестом 9 дней.

В 1906 году Корней Иванович приехал в финское местечко Куоккала (ныне Репино, Курортный район Санкт-Петербурга), где свёл близкое знакомство с художником Ильёй Репиным и писателем Короленко. Именно Чуковский убедил Репина серьёзно отнестись к своему писательству и подготовить книгу воспоминаний «Далёкое близкое». В Куоккале Чуковский прожил около 10 лет. От сочетания слов Чуковский и Куоккала образовано «Чукоккала» (придумано Репиным) - название рукописного юмористического альманаха, который Корней Иванович вёл до последних дней своей жизни.

В 1907 году Чуковский опубликовал переводы Уолта Уитмена. Книга стала популярной, что увеличило известность Чуковского в литературной среде. Чуковский стал влиятельным критиком, насмешливо отзываясь о популярных в то время произведениях массовой литературы: книгах Лидии Чарской и Анастасии Вербицкой, «Пинкертоновщине» и других, остроумно защищал футуристов - как в статьях, так и в публичных лекциях - от нападок традиционной критики (познакомился в Куоккале с Маяковским и в дальнейшем с ним приятельствовал), хотя сами футуристы далеко не всегда были ему за это благодарны; вырабатывал собственную узнаваемую манеру (реконструкция психологического облика писателя на основании многочисленных цитат из него).

Осип Мандельштам, Корней Чуковский, Бенедикт Лившиц и Юрий Анненков, проводы на фронт. Случайная фотография Карла Буллы . 1914 год

В 1916 году Чуковский с делегацией Государственной думы вновь посетил Англию. В 1917 году вышла книга Паттерсона «С еврейским отрядом в Галлиполи» (о еврейском легионе в составе британской армии) под редакцией и с предисловием Чуковского.

После революции Чуковский продолжал заниматься критикой, издав две наиболее знаменитые свои книги о творчестве современников - «Книга об Александре Блоке» («Александр Блок как человек и поэт») и «Ахматова и Маяковский». Обстоятельства советского времени оказались неблагодарны для критической деятельности, и Чуковскому пришлось этот свой талант «зарыть в землю», о чём он впоследствии сожалел.

Литературоведение

В. В. Маяковский с Борисом и К. И. Чуковскими

В 1908 году опубликованы его критические очерки о писателях Чехове, Бальмонте , Блоке, Сергееве-Ценском, Куприне, Горьком , Арцыбашеве, Мережковском, Брюсове и других, составившие сборник «От Чехова до наших дней », выдержавший в течение года три издания.

С 1917 года Чуковский принялся за многолетний труд о Некрасове, его любимом поэте. Его стараниями вышло первое советское собрание стихотворений Некрасова. Чуковский закончил работу над ним только в 1926 году, переработав массу рукописей и снабдив тексты научными комментариями. Монография «Мастерство Некрасова», вышедшая в 1952 году, много раз переиздавалась, а в 1962 году Чуковский был удостоен за неё Ленинской премии. После 1917 года удалось опубликовать значительную часть стихов Некрасова, которые либо были ранее запрещены царской цензурой, либо на них было наложено «вето» правообладателями. Примерно четверть известных в настоящее время стихотворных строк Некрасова была введена в оборот именно Корнеем Чуковским. Кроме того, в 1920-е годы им были обнаружены и изданы рукописи прозаических сочинений Некрасова («Жизнь и похождения Тихона Тросникова», «Тонкий человек» и других).

Помимо Некрасова, Чуковский занимался биографией и творчеством ряда других писателей XIX века (Чехова, Достоевского , Слепцова), чему посвящена, в частности, его книга «Люди и книги шестидесятых годов», участвовал в подготовке текста и редактировании многих изданий. Самым близким себе по духу писателем Чуковский считал Чехова.

Детские стихи и сказки

Увлечение детской словесностью, прославившее Чуковского, началось сравнительно поздно, когда он был уже знаменитым критиком. В 1916 году Чуковский составил сборник «Ёлка» и написал свою первую сказку «Крокодил». В 1923 году вышли его знаменитые сказки «Мойдодыр» и «Тараканище», в 1924 году «Бармалей».

Несмотря на то, что сказки были напечатаны большим тиражом и выдержали множество изданий, они не вполне отвечали задачам советской педагогики. В феврале 1928 года в «Правде» была опубликована статья заместителя народного комиссара просвещения РСФСР Н. К. Крупской «О „Крокодиле“ Чуковского»:

Такая болтовня - неуважение к ребёнку. Сначала его манят пряником - весёлыми, невинными рифмами и комичными образами, а попутно дают глотать какую-то муть, которая не пройдёт бесследно для него. Я думаю, „Крокодила“ ребятам нашим давать не надо…

Вскоре в среде партийных критиков и редакторов возникает термин - «чуковщина». Восприняв критику, Чуковский в декабре 1929 года в «Литературной газете» опубликует письмо, в котором «отречётся» от старых сказок и заявит о намерениях изменить направление своего творчества, написав сборник стихов «Весёлая колхозия», однако обещания своего не сдержит. Сборник так и не выйдет из-под его пера, а следующая сказка будет написана только через 13 лет.

Несмотря на критику «чуковщины», именно в этот период в ряде городов Советского Союза устанавливаются скульптурные композиции по мотивам сказок Чуковского. Наиболее известен фонтан «Бармалей» («Детский хоровод», «Дети и крокодил») работы видного советского скульптора Р. Р. Иодко, установленный в 1930 году по типовому проекту в Сталинграде и других городах России и Украины. Композиция представляет собой иллюстрацию к одноимённой сказке Чуковского. Сталинградский фонтан прославится как одно из немногих сооружений, уцелевших во время Сталинградской битвы.

В жизни Чуковского к началу 1930-х годов появилось ещё одно увлечение - изучение психики детей и того, как они овладевают речью. Он записал свои наблюдения за детьми, за их словесным творчеством в книге «От двух до пяти» (1933).

Все другие мои сочинения до такой степени заслонены моими детскими сказками, что в представлении многих читателей я, кроме «Мойдодыров» и «Муха-Цокотуха», вообще ничего не писал.

Чуковский К. И. «О себе» // Собрание сочинений: В 15 т. Т. 1. - 2-е изд., электронное, испр.. - М.: Агентство ФТМ, Лтд., 2013. - С. 11-12. - 598 с.

Другие произведения

В 1930-е годы Чуковский много занимался теорией художественного перевода (вышедшая в 1936 году книга «Искусство перевода» была переиздана перед началом войны, в 1941 году, под названием «Высокое искусство») и собственно переводами на русский язык (М. Твен, О. Уайльд, Р. Киплинг и другие, в том числе в форме «пересказов» для детей).

Начинает писать мемуары, над которыми работал до конца жизни («Современники» в серии «ЖЗЛ»).Посмертно опубликованы «Дневники 1901-1969».

В годы войны эвакуирован в Ташкент. Младший сын Борис погиб на фронте.

Как доносил НКГБ в ЦК, в годы войны Чуковский высказывался: «…Всей душой желаю гибели Гитлера и крушения его бредовых идей. С падением нацистской деспотии мир демократии встанет лицом к лицу с советской деспотией. Будем ждать».

1 марта 1944 года в газете «Правда» вышла статья П. Юдина «Пошлая и вредная стряпня К. Чуковского», в которой был устроен разбор изданной в 1943 году в Ташкенте книги Чуковского «Одолеем Бармалея!» (Айболития ведёт войну со Свирепией и её царем Бармалеем), и книга эта признавалась в статье вредной:

Сказка К. Чуковского - вредная стряпня, которая способна исказить в представлении детей современную действительность.

«Военная сказка» К. Чуковского характеризует автора, как человека, или не понимающего долга писателя в Отечественной войне, или сознательно опошляющего великие задачи воспитания детей в духе социалистического патриотизма.

Чуковский и Библия для детей

В 1960-е годы К. Чуковский задумал пересказ Библии для детей. К этому проекту он привлёк писателей и литераторов и тщательно редактировал их работу. Сам проект был очень трудным в связи с антирелигиозной позицией советской власти. В частности, от Чуковского потребовали, чтобы слова «Бог» и «евреи» не упоминались в книге; силами литераторов для Бога был придуман псевдоним «Волшебник Яхве». Книга под названием «Вавилонская башня и другие древние легенды» была издана в издательстве «Детская литература» в 1968 году. Однако весь тираж был уничтожен властями. Обстоятельства запрета издания позже описывал Валентин Берестов, один из авторов книги: «Был самый разгар великой культурной революции в Китае. Хунвейбины, заметив публикацию, громогласно потребовали размозжить голову старому ревизионисту Чуковскому, засоряющему сознание советских детей религиозными бреднями. Запад откликнулся заголовком „Новое открытие хунвейбинов“, а наши инстанции отреагировали привычным образом». Книга была опубликована в 1990 году.

Последние годы

В последние годы Чуковский - всенародный любимец, лауреат ряда государственных премий и кавалер орденов, вместе с тем поддерживал контакты с диссидентами (Александр Солженицын, Литвиновы, видным правозащитником была также его дочь Лидия). На даче в Переделкине, где он постоянно жил последние годы, он устраивал встречи с окрестными детьми, беседовал с ними, читал стихи, приглашал на встречи известных людей, знаменитых лётчиков, артистов, писателей, поэтов. Переделкинские дети, давно ставшие взрослыми, до сих пор вспоминают эти детские посиделки на даче Чуковского.

В 1966 году подписал письмо 25 деятелей культуры и науки генеральному секретарю ЦК КПСС Л. И. Брежневу против реабилитации Сталина.

Умер Корней Иванович 28 октября 1969 года от вирусного гепатита. На даче в Переделкине, где писатель прожил большую часть жизни, ныне действует его музей.

Из воспоминаний Ю. Г. Оксмана:

Лидия Корнеевна Чуковская заранее передала в Правление московского отделения Союза писателей список тех, кого её отец просил не приглашать на похороны. Вероятно, поэтому не видно Аркадия Васильева и других черносотенцев от литературы. Прощаться пришло очень мало москвичей: в газетах не было ни строки о предстоящей панихиде. Людей мало, но, как на похоронах Эренбурга, Паустовского, милиции - тьма. Кроме мундирных, множество «мальчиков» в штатском, с угрюмыми, презрительными физиономиями. Мальчики начали с того, что оцепили кресла в зале, не дают никому задержаться, присесть. Пришёл тяжело больной Шостакович. В вестибюле ему не позволили снять пальто. В зале запретили садиться в кресло. Дошло до скандала.

Гражданская панихида. Заикающийся С. Михалков произносит выспренние слова, которые никак не вяжутся с его равнодушной, какой-то даже наплевательской интонацией: «От Союза писателей СССР…», «От Союза писателей РСФСР…», «От издательства „Детская литература“…», «От Министерства просвещения и Академии педагогических наук…» Всё это произносится с глупой значительностью, с какой, вероятно, швейцары прошлого века во время разъезда гостей вызывали карету графа такого-то и князя такого-то. Да кого же мы хороним, наконец? Чиновного бонзу или жизнерадостного и насмешливого умницу Корнея? Отбарабанила свой «урок» А. Барто. Кассиль исполнил сложный словесный пируэт для того, чтобы слушатели поняли, насколько он лично был близок покойному. И только Л. Пантелеев, прервав блокаду официозности, неумело и горестно сказал несколько слов о гражданском лике Чуковского. Родственники Корнея Ивановича просили выступить Л. Кабо, но когда в переполненном помещении она присела к столу, чтобы набросать текст своего выступления, к ней подошёл генерал КГБ Ильин (в миру - секретарь по оргвопросам Московской писательской организации) и корректно, но твёрдо заявил ей, что выступать ей не позволит.

Похоронен на кладбище в Переделкине.

Семья

  • Жена (с 26 мая 1903 года) - Мария Борисовна Чуковская (урождённая Мария Арон-Беровна Гольдфельд, 1880-1955). Дочь бухгалтера Арона-Бера Рувимовича Гольдфельда и домохозяйки Тубы (Таубы) Ойзеровны Гольдфельд.
    • Сын - поэт, прозаик и переводчик Николай Корнеевич Чуковский (1904-1965). Его жена - переводчица Марина Николаевна Чуковская (1905-1993).
    • Дочь - писательница и диссидент Лидия Корнеевна Чуковская (1907-1996). Её первым мужем был литературовед и историк литературы Цезарь Самойлович Вольпе (1904-1941), вторым - физик и популяризатор науки Матвей Петрович Бронштейн (1906-1938).
    • Сын - Борис Корнеевич Чуковский (1910-1941), погиб вскоре после начала Великой Отечественной войны, осенью 1941 года, возвращаясь из разведки недалеко от Бородинского поля.
    • Дочь - Мария Корнеевна Чуковская (Мурочка) (1920-1931), героиня детских стихов и рассказов отца.
      • Внучка - Наталья Николаевна Костюкова (Чуковская), Тата (род. 1925), микробиолог, профессор, доктор медицинских наук, Заслуженный деятель науки России.
      • Внучка - литературовед, химик Елена Цезаревна Чуковская (1931-2015).
      • Внуки - Николай Николаевич Чуковский (род. 1933), инженер-связист; Евгений Борисович Чуковский }