Главная Секс Зощенко: Святая ночь. Святая ночь

Зощенко: Святая ночь. Святая ночь

Сельма Лагерлеф - Святая ночь из книги Легенды о Христе

Когда мне было пять лет, меня постигло очень большое горе. Более сильного я, кажется, с тех пор и не знала: умерла моя бабушка. До самой своей кончины она проводила дни, сидя в своей комнате на угловом диване и рассказывая нам сказки.

Бабушка рассказывала их с утра до вечера, а мы, дети, тихо сидели возле нее и слушали. Чудесная это была жизнь! Никаким другим детям не жилось так хорошо, как нам.

Лишь немногое сохранилось у меня в памяти о моей бабушке. Помню, что у нее были красивые, белые как снег волосы, что она ходила совсем сгорбившись и постоянно вязала чулок.

Помню еще, что, кончив рассказывать какую-нибудь сказку, она обыкновенно опускала свою руку мне на голову и говорила:

И все это такая же правда, как то, что мы сейчас видим друг друга.

Помню я и то, что она умела петь чудесные песни, но пела она их не часто. В одной из этих песен речь шла о рыцаре и о морской царевне, и у нее был припев: «Ветер холодный–холодный над морем подул».

Помню еще короткую молитву и псалом, которым она меня научила.

Обо всех сказках, которые она мне рассказывала, у меня осталось лишь бледное, смутное воспоминание. Только одну из них я помню так хорошо, что могла бы пересказать ее и сейчас. Это маленькая легенда о Рождестве Христовом.

Вот почти все, что я могу припомнить о своей бабушке, кроме того, что я помню лучше всего, - ощущение великой утраты, когда она покинула нас.

Я помню то утро, когда диван в углу оказался пустым, и было невозможно представить, когда же кончится этот день. Этого я не забуду никогда.

И помню я, как нас, детей, подвели к усопшей, чтоб мы простились с ней и поцеловали ее руку. Мы боялись целовать покойницу, но кто-то сказал нам, что ведь это последний раз, когда мы можем поблагодарить бабушку за все радости, которые она нам доставляла.

И я помню, как сказки и песни вместе с бабушкой уехали из нашего дома, уложенные в длинный черный ящик, и никогда больше не возвращались.

Что-то ушло тогда из жизни. Точно навсегда заперли дверь в широкий, прекрасный, волшебный мир, в котором мы прежде свободно бродили. И никого не нашлось, кто сумел бы отпереть эту дверь.

Мы постепенно научились играть в куклы и игрушки и жить так, как все другие дети, и могло показаться, что мы больше не тоскуем о бабушке и не вспоминаем о ней.

Но даже и в эту минуту, спустя много лет, когда я сижу и вспоминаю все слышанные мною легенды о Христе, в моей памяти встает сказание о Рождестве Христовом, которое любила рассказывать бабушка. И теперь мне хочется самой рассказать его, включив в мой сборник.

Это было в Рождественский сочельник, когда все уехали в церковь, кроме бабушки и меня. Мы были, кажется, одни во всем доме. Нас не взяли, потому что одна из нас была слишком мала, другая слишком стара. И обе мы горевали о том, что не можем побывать на торжественной службе и увидеть сияние рождественских свечей.

И когда мы сидели с ней в одиночестве, бабушка начала свой рассказ.

Когда-то в глухую, темную ночь один человек вышел на улицу, чтобы раздобыть огня. Он переходил от хижины к хижине, стучась в двери, и просил: «Помогите мне, добрые люди!

Моя жена только что родила ребенка, и мне надо развести огонь, чтобы согреть ее и младенца».

Но была глубокая ночь, и все люди спали. Никто не откликался на его просьбу.

Когда человек приблизился к овцам, он увидел, что у ног пастуха лежат и дремлют три собаки. При его приближении все три проснулись и оскалили свои широкие пасти, точно собираясь залаять, но не издали ни единого звука. Он видел, как шерсть дыбом поднялась у них на спине, как их острые, белые зубы ослепительно засверкали в свете костра и как все они кинулись на него. Он почувствовал, что одна схватила его за ногу, другая - за руку третья вцепилась ему в горло. Но крепкие зубы словно бы не повиновались собакам, и, не причинив ему ни малейшего вреда, они отошли в сторону.

Человек хотел пойти дальше. Но овцы лежали так тесно прижавшись друг к другу, спина к спине, что он не мог пробраться между ними. Тогда он прямо по их спинам пошел вперед, к костру. И ни одна овца не проснулась и не пошевелилась…

До сих пор бабушка вела рассказ не останавливаясь, но тут я не могла удержаться, чтобы ее не перебить.

Отчего же, бабушка, они продолжали спокойно лежать? Ведь они так пугливы? - спросила я.

Это ты скоро узнаешь, - сказала бабушка и продолжала свое повествование: - Когда человек подошел достаточно близко к огню, пастух поднял голову. Это был угрюмый старик, грубый и неприветливый со всеми. И когда он увидел, что к нему приближается незнакомец, он схватил длинный, остроконечный посох, с которым всегда ходил за стадом, и бросил в него. И посох со свистом полетел прямо в незнакомца, но, не ударив его, отклонился в сторону и пролетел мимо, на другой конец поля.

Когда бабушка дошла до этого места, я снова прервала ее:

Отчего же посох не попал в этого человека?

Но бабушка ничего не ответила мне и продолжала свой рассказ:

Человек подошел тогда к пастуху и сказал ему: «Друг, помоги мне, дай мне огня! Моя жена только что родила ребенка, и мне надо развести огонь, чтобы согреть ее и младенца!».

Старик предпочел бы ответить отказом, но, когда он вспомнил, что собаки не смогли укусить этого человека, овцы не разбежались от него и посох, не задев его, пролетел мимо, ему стало не по себе, и он не посмел отказать ему в просьбе.

«Бери, сколько тебе нужно!» - сказал пастух.

Но костер уже почти догорел, и вокруг не осталось больше ни поленьев, ни сучьев, лежала только большая куча жару; у незнакомца же не было ни лопаты, ни совка, чтобы взять себе красных угольков.

Увидев это, пастух снова предложил: «Бери, сколько тебе нужно!» - и радовался при мысли, что человек не может унести с собой огня.

Но тот наклонился, выбрал себе горстку углей голыми руками и положил их в полу своей одежды. И угли не обожгли ему рук, когда он брал их, и не прожгли его одежды; он понес их, словно это были яблоки или орехи…

Тут я в третий раз перебила рассказчицу:

Бабушка, отчего угольки не обожгли его?

Потом все узнаешь, - сказала бабушка и стала рассказывать дальше: - Когда злой и сердитый пастух увидел все это, он очень удивился: «Что это за ночь такая, в которую собаки кротки, как овечки, овцы не ведают страха, посох не убивает и огонь не жжет?» Он окликнул незнакомца и спросил его: «Что это за ночь такая? И отчего все животные и вещи так милостивы к тебе?» «Я не могу тебе этого объяснить, раз ты сам этого не видишь!» - ответил незнакомец и пошел своей дорогой, чтобы поскорее развести огонь и согреть свою жену и младенца.

Пастух решил не терять этого человека из виду, пока ему не станет ясно, что все это значит. Он встал и пошел следом за ним до самого его обиталища. И пастух увидел, что у незнакомца нет даже хижины для жилья, что жена его и новорожденный младенец лежат в горной пещере, где нет ничего, кроме холодных каменных стен.

Пастух подумал, что бедный невинный младенец может насмерть замерзнуть в этой пещере, и, хотя он был суровым человеком, он растрогался до глубины души и решил помочь малютке. Сняв с плеч свою котомку, он вынул оттуда мягкую белую овчину и отдал ее незнакомцу, чтобы тот уложил на нее младенца.

И в тот самый миг, когда оказалось, что и он тоже может быть милосерден, глаза его открылись, и он увидел то, чего раньше не мог видеть, и услышал то, чего раньше не мог слышать.

Он увидел, что вокруг него стоят плотным кольцом ангелочки с серебряными крылышками. И каждый из них держит в руках арфу, и все они поют громкими голосами о том, что в эту ночь родился Спаситель, который искупит мир от греха.

Тогда пастух понял, почему все в природе так радовалось в эту ночь, и никто не мог причинить зла отцу ребенка.

Оглянувшись, пастух увидел, что ангелы были повсюду. Они сидели в пещере, спускались с горы и летали в поднебесье; они проходили по дороге и, минуя пещеру, останавливались и бросали взоры на младенца. И повсюду царили ликование, радость, пение и веселье…

Все это пастух увидел среди ночной тьмы, в которой раньше ничего не мог разглядеть. И он, обрадовавшись, что глаза его открылись, упал на колени и стал благодарить Бога… - При этих словах бабушка вздохнула и сказала: - Но то, что видел пастух, мы тоже могли бы увидеть, потому что ангелы летают в поднебесье каждую рождественскую ночь. Если бы мы только умели смотреть!.. - И, положив мне руку на голову, бабушка прибавила: - Запомни это, потому что это такая же правда, как то, что мы видим друг друга. Дело не в свечах и лампадах, не в солнце и луне, а в том, чтобы иметь очи, которые могли бы видеть величие Господа!

Хотел на Фотосайте дать ссылку на этот замечательный рассказ, но именно того перевода, что был у меня, не нашел. В результате отсканировал и публикую рассказик "Святая ночь" в переводе неизвестного. Различия в переводах на примере последнего абзаца покажу по окончании рассказа.

Сельма Лагерлеф - Святая ночь

Когда мне исполнилось пять лет, я пережила большое горе. Пожалуй, это было самое крупное горе, какое только выпало на мою долю. У меня умерла бабушка. До самой смерти она проводила все время, сидя в своей комнате на угловом диване и рассказывая нам сказки.

Помню я о бабушке очень мало. Помню, что у нее были красивые белые, как снег, волосы, что ходила она сгорбившись и постоянно вязала для внуков теплые чулки.

Потом я еще помню, что, рассказывая какую-нибудь сказку, она, бывало, положит мне на голову руку и скажет:

-И все это правда... Такая же правда, как и то, что мы сейчас видим друг друга.

Припоминается мне также, что бабушка умела петь славные песни, только пела она их не часто. В одной из этих песен говорилось о каком-то рыцаре и русалке. У этой песни был припев: "А по морю, а по морю дул холодный ветер!"

Помню я еще одну молитву и псалом, которым бабушка меня научила. Обо всех сказках, которые она мне рассказывала, у меня осталось слабое, смутное воспоминание, и только одну я помню так ясно, что могу и сейчас ее пересказать.

Это небольшая легенда о Рождестве Христове.

Вот, кажется, и все, что я помню о своей бабушке, кроме, впрочем, того чувства ужасного горя, которое я испытала, когда она умерла. Это я помню лучше всего. Словно вчера это было - так помню я утро, когда диван в углу вдруг оказался пустым и я не могла даже себе представить, как пройдет этот день. Это я помню вполне ясно и никогда не забуду.

Помню, как нас привели проститься с бабушкой и велели поцеловать ей руку, и как мы боялись поцеловать покойницу, и как кто-то сказал, что мы должны поблагодарить ее в последний раз за все те радости, которые она нам доставляла.

Помню я, как все наши сказки и песни положили вместе с бабушкой в черный гроб и увезли... увезли навсегда. Мне казалось, что-то исчезло тогда из нашей жизни. Как будто дверь в чудную, волшебную страну, по которой мы раньше свободно бродили, закрылась. И уж никто потом не сумел отворить эту сказочную дверь.

Мы, дети, постепенно научились играть в куклы и игрушки и жить, как живут все другие дети. И со стороны можно было подумать, что мы перестали тосковать о бабушке, перестали ее вспоминать. Но это было не так. Даже и теперь, хотя с тех пор прошло более сорока лет, в моей памяти встает легенда о Рождестве Христове, которую бабушка мне не раз рассказывала. И мне самой захотелось включить ее в сборник «Легенды о Христе».

Это было в рождественский сочельник. Все, кроме бабушки и меня, уехали в церковь. Только мы вдвоем, кажется, и остались во всем доме. Одна из нас была слишком стара, чтобы ехать, а другая слишком мала. И обеим нам было грустно, что не придется ни услыхать рождественский гимн, ни полюбоваться сиянием рождественских свечей в церкви. И бабушка, чтобы разогнать нашу грусть, принялась рассказывать.

Однажды темной ночью, - начала она, - один человек отправился раздобыть огня. Он ходил от одного дома к другому, стучался и говорил: "Помогите мне, добрые люди! Жена моя родила ребеночка. Надо развести огонь и согреть ее и младенца".

Но дело было ночью, все уже спали, и никто не откликался на его просьбу. Человек шел все дальше и дальше. Наконец, он заметил вдали огонек. Он направился в ту сторону и увидал разведенный костер. Вокруг костра лежало стадо белых овец. Стадо сторожил старый пастух.

И вот человек, которому было нужно добыть огонь, подошел к овцам и увидал, что у ног пастуха лежат три большие собаки. При его приближении все три собаки проснулись, раскрыли свои широкие пасти, словно собираясь залаять, но не издали ни малейшего звука. Человек видел, как шерсть у собак на спине встала дыбом, как засверкали их белые зубы и как все они разом кинулись на него. Он почувствовал, что одна собака схватила было его за ногу, другая за руку, а третья вцепилась ему в горло. Однако челюсти и зубы не повиновались собакам, и лютые псы, не причинив пришельцу ни малейшего вреда, отошли в сторону.

Тогда человек направился к костру, но овцы так плотно прижались друг к другу, что нельзя было пробраться между ними. Тогда он прошел по их спинам к костру, и ни одна из них не проснулась и даже не пошевелилась.

До сих пор я слушала бабушку, не прерывая ее неторопливого рассказа. Но тут у меня невольно вырвался вопрос:

-Почему же, бабушка, овцы продолжали лежать? Ведь они так пугливы , - нетерпеливо спрашиваю я.

-Подожди немного, узнаешь! - говорит бабушка и продолжает свой рассказ:

Когда человек этот почти приблизился к костру, пастух поднял голову. Это был угрюмый старик, который относился ко всем людям подозрительно и неприветливо. Когда он увидел приближавшегося незнакомца, то схватил длинный заостренный на конце посох, с которым ходил всегда за стадом, и бросил его. Посох со свистом полетел прямо к незнакомцу, но вдруг почему-то отклонился и со звоном упал в поле.

Бабушка хотела продолжать, но я перебила ее.

- Отчего же посох не попал в этого человека?

Но бабушка, не обратив внимания на мой вопрос, продолжала рассказ:

Тогда незнакомец подошел к пастуху и сказал: "Помоги мне, друг мой. Дай мне огоньку. Жена моя родила ребеночка, и надо развести огонь, согреть ее и младенца!"

Пастух хотел было отказать, но когда вспомнил, что собаки не могли укусить этого человека, овцы не испугались и не разбежались от него и посох не задел его, стало старику жутко, и он не посмел отказать незнакомцу.

"Бери, сколько хочешь!" - сказал пастух.

Но костер уже почти догорел, и не осталось ни одного полена, ни одного сучка, - лежала только большая куча горячих угольев, а у незнакомца не было ни лопаты, ни ведра, в котором можно было бы их донести.

Увидев это, пастух повторил: "Бери, сколько хочешь!" А сам радовался при мысли, что тот не сможет унести с собой жаркие угольки из его костра. Но незнакомец нагнулся, выгреб рукой из-под пепла уголья и положил их в полу своей одежды. И уголья, когда он доставал их, не обожгли ему рук и не прожгли его одежды. Человек понес их, как будто это был не огонь, а орехи или яблоки...

Я пораженно слушаю бабушку, но на этом месте нетерпеливо перебиваю ее в третий раз.

-Отчего же, бабушка, уголья не обожгли его? -Услышишь, услышишь! Подожди! - успокаивает меня бабушка и продолжает рассказывать дальше:

Когда злой и угрюмый пастух увидал все это, он очень удивился: "Что это за ночь, что злые псы не кусаются, овцы не пугаются, посох не убивает, а огонь не жжет?!"

Он остановил незнакомца и спросил его:

"Что за ночь сегодня? И отчего к тебе относятся так милостиво все?"

"Если ты сам не видишь, я не могу объяснить тебе этого!" - ответил незнакомец и пошел своей дорогой, чтобы поскорее развести огонь и отогреть свою жену и младенца.

Пастух решил не терять из вида незнакомца, пока не разузнает, что все это значит, и шел следом за ним, пока тот не добрался до своей стоянки. И удивленный пастух увидал, что у этого человека не было даже хижины, а жена его и младенец лежали в пустой пещере, где ничего не было, кроме голых каменных стен.

И подумал тогда пастух, что бедный невинный ребенок может замерзнуть в пещере, и хотя сердце его было не из нежных, ему стало жаль младенца. Решив помочь ему, пастух снял с плеч сумку, вынул оттуда мягкую белую овчину и отдал ее незнакомцу, чтобы тот положил на нее младенца.

И в ту же самую минуту, когда оказалось, что и он, жестокосердный и грубый человек, может быть милосердным, открылись глаза его. И пастух увидел то, что раньше не мог видеть, и услышал то, что раньше не мог слышать.

Он увидал, что вокруг плотным кольцом стоят маленькие ангелочки с серебряными крылышками и в руках у каждого из них - арфа, и услыхал, что ангелочки громко поют о том, что в эту ночь родился Спаситель, который искупит все грехи мира.

И тогда понял пастух, отчего никто в эту ночь не мог причинить зла незнакомцу.

Оглянувшись, пастух увидел, что ангелы были повсюду: они сидели в пещере, спускались с горы, летали по небу; громадными толпами шли они по гористой дороге, останавливались у входа в пещеру и смотрели на младенца.

И повсюду царило ликование, слышалось пение и звучала нежная музыка.

И все это видел и слышал пастух в темную ночь, в которой раньше ничего не замечал. И ощутил он великую радость оттого, что открылись глаза его, и, упав на колени, благодарил он Господа.

Бабушка немного помолчала, словно переживая чувства пастуха, пришедшие к нему в ту сказочную и удивительную ночь, глубоко вздохнула и сказала:

-Если бы мы действительно умели смотреть, то и мы могли бы увидеть все, что видел тогда пастух, потому что в рождественскую ночь ангелы всегда летают по небесам. Если бы мы действительно умели слушать, то и мы могли бы услышать их небесное пение, - и положив свою добрую теплую руку мне на голову, бабушка сердечно добавила:

-Хорошенько запомни это. Это такая же правда, как и то, что мы сейчас видим друг друга. Дело не в праздничных свечах и лампадах, не в луне и солнце, а в том, чтобы все люди имели очи, которые могли бы видеть Величие Господа!..

- Но то, что видел пастух, мы тоже могли бы увидеть, потому что ангелы летают в поднебесье каждую Рождественскую ночь. Если бы мы только умели смотреть.

И, положив мне руку на голову, бабушка прибавила:

- Запомни это, потому что это такая же правда, как то, что мы видим друг друга. Дело не в свечах и лампадах, не в

солнце и луне, а в том, чтобы иметь очи, которые могли бы видеть величие Господа!

— То, что увидел тогда пастух, могли бы и мы увидеть, потому что ангелы каждую Рождественскую ночь летают над землею и славословят Спасителя, но если бы мы были достойны этого.

И бабушка положила свою руку мне на голову и сказала:

— Заметь себе, что все это такая же правда, как то, что я тебя вижу, а ты меня. Ни свечи, ни лампады, ни солнце, ни луна не помогут человеку: только чистое сердце открывает очи, которыми может человек наслаждаться лицезрением красоты небесной.

«Легенды о Христе» – одно из важнейших произведений Сельмы Лагерлёф, написанное в простой и доступной детям манере.

Цикл этот важен для понимания не только всего творчества Лагерлёф, но и личности самой писательницы, ибо именно в «Легендах о Христе» возникает образ одного из самых любимых Лагерлёф людей – ее бабушки.

Маленькая Сельма, лишенная возможности бегать и играть со сверстниками, всегда была увлеченной слушательницей бабушкиных историй. Мир ее детства, несмотря на физическую боль, был наполнен светом и любовью. Это был мир сказки и волшебства, в котором люди любили друг друга и старались помочь ближнему в беде, протянуть руку помощи страждущему и накормить голодного.

Сельма Лагерлёф считала, что нужно верить в Бога, почитать и любить Его, знать Его учение о том, как следует относиться к миру и людям, чтобы жить свято, достигнуть спасения и вечного блаженства. Она была убеждена в том, что любой христианин должен знать Божественное учение о происхождении мира и человека и о том, что с нами будет после смерти. Если человек ничего этого не знает, считала писательница, то жизнь его лишается всякого смысла. Не знающий, как нужно жить и почему нужно жить так, а не иначе, подобен ходящему во тьме.

Изложить учение христианской веры и сделать его понятным ребенку очень трудно, однако Сельма Лагерлёф нашла свой путь – она создала цикл легенд, каждая из которых читается как самостоятельная увлекательная история.

Лагерлёф поочередно обращается к евангельским событиям земной жизни Иисуса Христа: это и поклонение волхвов («Колодец Мудрецов»), и избиение младенцев («Вифлеемский младенец»), и бегство в Египет, и детство Иисуса в Назарете, и Его приход в храм, и Его страдания на кресте.

Каждое событие жизни Иисуса Христа излагается не в строгой и сухой канонической форме, а в увлекательной для ребенка манере, часто с совершенно неожиданной точки зрения. Так, крестные страдания Иисуса рассказывает маленькая птичка из легенды «Красношейка», а об истории бегства Святого семейства в Египет читатель узнает от… старой финиковой пальмы.

Часто легенда вырастает из одной лишь детали или упоминания, которые есть в Священном Писании, тем не менее писательница неизменно следует духу евангельских описаний земной жизни Иисуса.

Поскольку далеко не все сейчас знают историю жизни и вознесения Иисуса Христа, то мы считаем нужным рассказать здесь кратко о Его земных днях, поскольку предварительные сведения помогут вам лучше понять легенды Сельмы Лагерлёф.

Иисус Христос – Сын Божий и Бог, живший на земле как человек 33 года. До 30 лет Он жил в бедном галилейском городе Назарете с Матерью Своей Марией и Ее обручником Иосифом, разделяя его домашние труды и ремесло, – Иосиф был плотником. Потом явился Он на реку Иордан, где принял крещение от Своего Предтечи (предшественника) – Иоанна. После крещения Христос провел в пустыне сорок дней в посте и молитве; здесь выдержал Он искушение от диавола и отсюда явился в мир с проповедью о том, как нам жить и что делать, чтобы войти в Царствие Небесное. Проповедь и вся земная жизнь Иисуса Христа сопровождалась многочисленными чудесами. Несмотря на это, иудеи, обличаемые Им в своей беззаконной жизни, возненавидели Его, и ненависть возросла до того, что после многих мучений Иисус Христос был распят на кресте между двумя разбойниками. Умерший на кресте и погребенный тайными учениками, Он, силой Своего всемогущества, на третий день после Своей смерти воскрес и по Воскресении в продолжение сорока дней многократно являлся верующим, раскрывая им тайны Царствия Божия. В сороковой день, в присутствии Своих учеников, Он вознесся на небо, а в пятидесятый – послал им Духа Святого, просвещающего и освящающего всякого человека. Со стороны Спасителя страдания и крестная смерть были добровольной жертвой за грехи людей.

Господь хотел, чтобы человек изменился, научился жить в любви и смирении, и потому свой цикл легенд о Нем писательница заканчивает историей «Свеча от Гроба Господня» – о преображении буйного нравом рыцаря-крестоносца. Он перерождается, становится совсем другим человеком, добрым и кротким, готовым на жертву ради блага другого человека.

Сельма Лагерлёф, которая никогда не забывала про старую шляпу детства, всегда верила, что человек может измениться к лучшему, как рыцарь Раньеро ди Раньери или как Нильс Хольгерссон.

Постарайтесь измениться и вы, прочтя эту книгу!

Наталия Будур

Святая ночь

Когда мне было пять лет, я пережила очень большое горе. Пожалуй, это было самое крупное горе, какое только выпадало на мою долю. У меня умерла бабушка. До самой своей смерти она проводила все время, сидя в своей комнате на угловом диване и рассказывая нам сказки. Помню я о бабушке очень мало. Помню, что у нее были красивые, белые как снег волосы, что ходила она совсем сгорбившись и постоянно вязала чулок. Потом я еще помню, что, рассказывая какую-нибудь сказку, она, бывало, положит мне на голову руку и скажет: – И все это правда… Такая же правда, как и то, что мы сейчас видим друг друга.

Припоминается мне также, что она умела петь славные песни, только пела их не часто. В одной из этих песен говорилось о каком-то рыцаре и русалке. У этой песни был припев:

А по морю, а по морю дул холодный ветер!

Помню я еще одну молитву и псалом, которым она меня научила. Обо всех сказках, которые она мне рассказывала, у меня осталось слабое, смутное воспоминание, и только одну из них я помню так ясно, что могу ее пересказать. Это небольшая легенда о Рождестве Христове.

Вот, кажется, и все, что я помню о своей бабушке, кроме, впрочем, того чувства ужасного горя, которое я испытала, когда она умерла. Это я помню лучше всего. Словно вчера это было – так помню я утро, когда диван в углу вдруг оказался пустым и я не могла даже себе представить, как пройдет этот день. Это я помню вполне ясно и никогда не забуду.

Помню я, как все наши сказки и песни положили вместе с бабушкой в длинный черный гроб и увезли… увезли навсегда. Мне казалось, что что-то исчезло тогда из нашей жизни. Как будто дверь в чудную, волшебную страну, по которой мы раньше свободно бродили, закрылась навсегда. И уж никто потом не сумел отворить эту дверь.

Но и теперь еще, хотя с тех пор прошло сорок лет, в моей памяти ясно встает небольшая легенда о Рождестве Христове, которую мне не раз рассказывала бабушка. И мне самой хочется рассказать ее, хочется и ее включить в сборник «Легенды о Христе».

Это было в Рождественский сочельник. Все, кроме бабушки и меня, уехали в церковь. Только мы вдвоем, кажется, и остались во всем доме. Одна из нас была слишком стара, чтобы ехать, а другая – слишком мала. И обеим нам было грустно, что не придется услыхать рождественский гимн и полюбоваться сиянием рождественских свечей в церкви. И бабушка, чтобы разогнать нашу грусть, принялась рассказывать.

– Однажды темной ночью, – начала она, – один человек отправился раздобыть огня. Он ходил от одного дома к другому, стучался и говорил: «Помогите мне, добрые люди! Жена моя родила ребеночка… Надо развести огонь и согреть ее и младенца».

Но дело было ночью, все уже спали, и никто не откликался на его просьбу.

Зощенко: Святая ночь

Однажды на майские праздники меня пригласил в гости один колхоз. Там мне хотели показать свои достижения и свой новый, перестроенный быт.

И вот я поехал в назначенный день. Но случилось досадное происшествие - я по ошибке проехал нужную мне станцию. И только через час сошел на каком-то совершенно мелком полустанке.

Откровенно сказать - я даже немного растерялся. Кругом поля. Жилья не видать. А уже надвигался вечер.

Я хотел было заночевать на полустанке, но дежурный посоветовал мне дойти до ближайшего хутора и там достать лошадь.

Я так и сделал.

И вот вскоре вхожу в избу. Прошу хозяина дать мне лошадь. Хозяин хутора принял меня радушно, но просьбу о лошади отклонил.

Что вы, что вы, - сказал он, - пойдите помойтесь холодной водой. Моя лошадь целый день трудилась на поле, и сегодня я вам никак не могу ее предоставить.

Я не стал больше говорить о лошади и попросился переночевать.

Эта вторая ваша просьба, - сказал хозяин, - тоже меня затрудняет. Вы отдаете себе отчет - куда я вас положу?

Действительно, изба была полна народу. За столом сидели три женщины, старик и пятеро ребятишек.

Стол был убран празднично и даже торжественно. На столе стояла жареная свинина и всякая разнообразная еда.

Весьма дряхлая старуха, сидящая за столом, сказала хозяину:

В такую ночь, Федя, нельзя никого прогонять.

Хозяин сказал:

Это вы, бабушка, правильно заметили.

Тогда мы этого пришедшего гостя положим в сени. Так? Пущай он там ляжет на Петькину оттоманку.

Уважаемый, садитесь пока с нами за стол. Я вам сейчас жареной картошки дам. А после мы вас устроим.

Я спросил:

А скажите, какая нынче ночь, что вы вдруг разрешили мне остаться и вдобавок так празднично кушаете?

Старуха сказала:

Нынче пасхальная святая ночь.

Этот мой вопрос страшно рассердил хозяина. Всплеснув руками, он сказал:

Я сам не горазд верующий, но чтобы забывать, какая нынче ночь происходит, - это уж, знаете, из ряда вон выходящее… Этим вопросом вы меня заставляете раскаиваться, что я вас допустил на ночлег.

Я говорю:

Не сердитесь на меня, я действительно забыл, что нынче Пасха. В календаре это не отмечено, а я человек нерелигиозный. Лет, я думаю, двадцать в церкви не был. И эту дату прямо из памяти выпустил. Так что вы, папа, зря нервничаете. Вы этим себе только пасхальное настроение снижаете.

Хозяин, вздохнувши, сказал:

Врачи установили, что у меня нервная система расшатана.

Я говорю, садясь за стол:

Вот вы сердитесь, что человек пасхальный день забыл, а сами что делаете? Не подождавши ночи, сидите за столом и разговляетесь.

Хозяин сконфуженно заметил:

Нынче мы решили пораньше разговеться. Мы церковных правил слепо не придерживаемся.

Покушавши, мы пошли спать.

Меня положили на ситцевую мягкую кушетку, стоявшую в теплых сенях. Рядом, на неуклюжих козлах, лег хозяин.

Почувствовав благодарность за оказанное гостеприимство, я сказал:

Хозяин, может, вы хотите на кушетку лечь? А я тогда давайте на ваши неудобные козлы лягу.

Ну нет, - живо возразил хозяин. - Я на эту оттоманку не лягу. В ней дюже блох много. И я тревожно сплю, когда они меня кусают. На этой оттоманке единственно спит мой старший сынок Петя… Но он у меня почему-то нечувствителен к укусам.

Хозяин долго не ложился спать. Он сидел на своих козлах и задумчиво глядел на маленькую керосиновую лампочку.

Я же, опасаясь нападения ночной кавалерии, лег на свою кушетку не сразу. Я сидел на табуретке и курил.

Хозяин неожиданно сказал:

Вот, например, колхозы… Там теперь люди многим довольны. Новые дома у них теперь понастроены, чистота вокруг. И блох там, говорят, исключительно мало. Так что я сам вскоре хочу туда записаться, чтоб немного повысить свою культуру. Только вот не знаю, как насчет религиозности? Как вы думаете - не помешает ли это записаться? Хотя я и не горазд религиозный.

Я говорю:

Конечно, не помешает. Государство не запрещает иметь свою веру.

Тем более, - сказал хозяин, - я не только не горазд религиозный, я прямо, откровенно вам скажу, совершенно, то есть как есть, неверующий. Но пасхальную неделю я почему-то признаю и уважаю. Я в пасхальную неделю ко всем явлениям делаюсь какой-то чересчур нежный, и мое сердце требует справедливости.

Я говорю:

Что касается справедливости, папа, то, например, праздник Первого мая - это более справедливый праздник, потому что это праздник трудящихся. И, празднуя его, вы тем самым можете удовлетворить свои поиски справедливости. И вашу нежность вы можете как раз приурочить к этому празднику, поскольку вы сами трудящийся.

Я пятьдесят лет трудящийся, - сказал хозяин. - Я почти что с самой колыбели есть трудящийся. И праздник Первого мая я согласен очень сильно уважать. Но пасхальную ночь я тоже очень сильно уважаю. Пасхальная ночь, если хотите знать, меня прямо перевертывает, поскольку я тогда чувствую жалость к людям и ко всему земному. Это святая ночь, и она меня прямо на полгода очищает.

Разговаривая с хозяином, я, забывшись, прилег на свое ложе и сразу же понял, отчего хозяин избегал этой оттоманки. С первой же минуты блохи начали жалить меня удивительно свирепо.

Я поймал одну представительницу прыгающего мира, которая беззастенчиво села на мою руку.

Хозяин, перейдя вдруг от тихого, созерцательного настроения к гневу, сердито сказал:

Никакое животное, никакое насекомое я не позволю вам сегодня убивать. Имейте это в виду.

Я от неожиданности выпустил свою пленницу.

В моем доме, - сказал хозяин дрожащим от волнения голосом, - я сегодня никому ничего не разрешаю убивать. С завтрашнего дня можете убивать, а сегодня оставьте это делать.

Я начал было доказывать хозяину невыгодность такой идеалистической философии, но он стал на меня кричать. И тогда я, покрывшись пальто, отвернулся к стене.

Но заснуть от укусов решительно не мог.

Хозяин тоже не спал. Он кряхтел, курил и вертелся на своих козлах как сумасшедший.

Наконец он встал со своего ложа и босой, в розовых подштанниках, пошел вдруг к выходу. Он открыл дверь на улицу и, сняв с себя рубаху, стал ее энергично трясти и колотить.

Папа, - сказал я, - вы что же делаете?

А что? - ответил он сердито.

На дворе же, говорю, морозно. И там ваши питомцы непременно погибнут от голода, холода и других лишений. Где же ваша нежность и христианская кротость?

Хозяин сконфуженно улыбнулся. Он сказал:

Дюже заели, ну их совсем в болото. Прямо от них не можно было заснуть. В крайнем случае и вы, если хотите, тоже можете начать их убивать…

Поговорив с хозяином о том о сем, мы наконец заснули.

А утром мой милый хозяин доставил меня в колхоз. И сам со своей нежной душой пошел в гости к одному из колхозников.

Вы читали рассказ - Святая ночь - Михаила Зощенко.

Однажды на Рождество она осталась с бабушкой, потому что вся остальная семья ушла в церковь. Внучка грустила из-за того, что не увидит рождественских украшений и огней, так что бабушка решила поведать ей историю этой ночи.

Главный герой рассказа - имен не называют, но ясно, что это Иосиф - ищет угли для костра, чтобы согреть им Марию и новорожденного Христа. Он натыкается на пастуха и его стадо, и видит тлеющий костер. Иосифу дается три препятствия: его пытаются разорвать собаки, ему приходится пройтись по овцам и пастух бросает в него палкой. Однако ничего из этого не может его ранить, и пастух, пораженный, позволяет ему взять угли, думая, что сейчас-то он обожжется. Но Иосиф берет их голыми руками и они не причиняют ему вреда.

Что же это за ночь, восклицает пастух. Он следует за героем и видит, что Мария и Иисус лежат в холодной каменной пещере. И даже ему, человеку черствому и жестокому, становится их жаль, и он отдает Христу одну из овечьих шкур, чтобы он согрелся. И когда пастух проявляет милосердие, у него открываются глаза: он видит вокруг пещеры ангелов, которые поют и восхваляют рожденного Спасителя.

Бабушка говорит, что и они могли бы увидеть ангелов сегодня, если были бы достойны.

Рассказ учит тому, что только люди с открытым, чистым и добрым сердцем по-настоящему способны видеть красоту мира.

Зощенко: Святая ночь. Святая ночь

Зощенко: Святая ночь

Картинка или рисунок Лагерлеф - Святая ночь

Другие пересказы для читательского дневника