Теперь - по поводу Теодора Курентзиса, что я о нем знаю и думаю.… - филармонический дневник. Дирижер Теодор Курентзис: биография, личная жизнь, творчество

Теодор Курентзис – один из самых самобытных дирижёров современности. Получив классическую школу, он прославился как ниспровергатель исполнительских традиций.

Теодор Курентзис родился в Афинах в 1972 году в семье, где очень любили музыку – с раннего возраста мальчик вместе с матерью посещал оперные спектакли, мать ежедневно играла на фортепиано. Рано проявив музыкальные способности, он с четырёх лет обучался фортепианной игре, в семь лет начал осваивать скрипку, а в двенадцать стал студентом Греческой консерватории, в которой одновременно учился на двух факультетах – теоретическом и факультете струнных инструментов. Кроме того, с 1988 года он обучался вокалу в Афинской академии.

В 1990 году Теодор Курентзис создал в Афинах камерный оркестр и возглавлял его в течение четырёх лет, но он ощущает потребность в совершенствовании своего дирижёрского мастерства. С этой целью музыкант отправляется в Россию и поступает в Санкт-Петербургскую консерваторию, где учится у Ильи Мусина и проходит стажировку у Юрия Темирканова.

Завершив учёбу в Санкт-Петербургской консерватории, Теодор Курентзис сотрудничает с различными российскими оркестрами, среди которых «Виртуозы Москвы», оркестр им. , Большой симфонический оркестр им. , Российский национальный оркестр, Musica Viva (с последним дирижёр выступал в США). Работает он и с оркестрами Греции, США и Болгарии. Одновременно он сотрудничал в качестве дирижёра-постановщика с оперными театрами – «Геликон-опера», Новосибирским государственным академическим театром, а в 2004 году стал его главным дирижёром.

Новосибирский театр стал для Теодора Курентзис подлинной творческой лабораторией. По словам дирижёра, там можно сделать многое, что неосуществимо в Москве, где искусство предельно коммерциализировано, а людей не всегда удаётся подвигнуть на новаторство.

На базе театра Теодор Курентзис создал два исполнительских коллектива, которые специализируются на историческом, аутентичном исполнительстве – камерный оркестр Musica Aeterna Ensemble и хор New Siberian Singers. По признанию руководителя, в эти коллективы он стремился отбирать не столько «лучших из лучших», сколько единомышленников, которые не начинают и заканчивают репетиции «по звонку», а живут музыкой постоянно, ощущая её всем своим существом.

Как это ни парадоксально, достигнув больших успехов на дирижёрском поприще, Теодор Курентзис менее всего ощущает себя… дирижёром. В большей степени он чувствует себя поэтом, которому «есть что сказать». В отличие от большинства симфонических и оперных дирижёров, он не пользуется дирижёрской палочкой, но не только в этом заключается особенность его творческой индивидуальности. Курентзис не согласен с традиционным представлением об искусстве вообще и музыке в частности как исключительно об области прекрасного. Дирижёр убеждён, что красота как таковая уводит от сущности искусства. Он сравнивает музыку с храмом, который остаётся храмом, сохраняя своё значение даже в том случае, если человеку, который в него вошёл, не кажутся красивыми убранство и архитектура.

По этим причинам Теодор Курентзис в одинаковой степени не приемлет фильмы, в которых играют исключительно красивые актёры, и культ «золотых» исполнителей-виртуозов. «В музыке должна быть правда, которую ты не можешь выдержать», – говорит дирижёр. Партитура в его понимании – это «продление в реальность духовного пространства, в котором существовал – мыслил и чувствовал – композитор». Один из способов погружения в такое «духовное пространство» – это аутентичное исполнительство. По словам дирижёра, исторические инструменты «сопротивляются времени». Но большое значение в области исторического исполнительства имеет не только инструментарий, но и манера звукоизвлечения, которая тоже должна соответствовать эпохе: например, в хоре New Siberian Singers все исполнители владеют техникой пения без вибрато. Впрочем, сфера интересов дирижёра не ограничивается барокко и классицизмом – столь же увлечённо он работает и над произведениями современных композиторов, осуществляя в том числе и мировые премьеры.

За семь лет работы в Новосибирском театре Теодор Курентзис поставил в виде спектаклей и представил в концертном исполнении немало опер, относящихся к разным эпохам и стилям: «Дидона и Эней» Г. Пёрселла, «Орфей и Эвридика» , « », « » и « » , «Макбет» , «Медея-материал» П. Дюсапена, « » Дж. Россини, «Леди Макбет Мценского уезда» . Заметным событием не только для Новосибирска стала опера « » в постановке , и дирижировал этим спектаклем Т. Курентзис.

В 2009 году Теодор Курентзис стал приглашённым дирижёром Большого театра, где при его участии была поставлена, в частности, опера А. Берга «Воццек», а с 2011 года он является главным дирижёром Пермского театра оперы и балета. С этого времени основанный им камерный оркестр Musica Aeterna базируется в Перми.

Когда Теодор был маленьким, его называли вундеркиндом. В 12 лет он поступил одновременно на два факультета Афинской консерватории, потом поехал учиться в Россию, и легендарный профессор Илья Мусин , воспитавший Темирканов а и Гергиева , назвал молодого грека гением. Сегодня Курентзису - 46, он худрук Пермского театра Оперы и балета, пятикратный обладатель премии «Золотая маска»… Но как говорить с гением? Разве что призвать на помощь его соотечественников - мудрецов Древней Греции…

Софокл: «Ум - несомненно, первое условие для счастья»

Ум - одна из необходимых составляющих счастья. Что нужно еще? Безумие. Счастье ведь есть путешествие ума по лестнице духа. Недаром говорят: «Я без ума от чего-то», когда человек от нахлынувшего на него счастья теряет ориентиры, когда нарушаются все природные законы…

Хилон: «Исстрачивая деньги на ненужное, ты мало будешь иметь их на необходимое»

Деньги для счастья не обязательны. Я много трачу. Очень много! Потом обычно хватаюсь за голову. Но это не страшно. Мне кажется, люди, имеющие большие деньги, менее счастливы, чем те, у кого их нет. Бедные счастливы уже потому, что стремятся к счастью с азартом. Богатые же уверены, что счастье принадлежит им априори, и часто лишаются его. Я не богат. (Когда Теодор жил в Москве, у него не было собственной квартиры - арендовал, машины - пользовался такси, счетов в банке. - Авт.). Вам, наверное, сложно в это поверить. Я зарабатываю немало, но большую часть денег трачу на инструменты для своего оркестра, даю людям. Люди, окружающие меня, мои близкие, те, с кем приходится работать, имеют скромные зарплаты, поэтому, когда мы ходим вместе обедать или ужинать, часто плачу я, считая несправедливостью тот факт, что они получают меньше. Словом, закрываю дырки направо-налево. И испытываю от этого счастье. Когда у меня не было ни копейки, я и тогда чувствовал себя счастливым. Деньги ничего не значат. Если их нет - не стоит плакать и переживать. Без них еще никто не умер. Но, когда они появляются, то становятся большим испытанием для любого человека.

Прежде я часто брал в долг, были проблемы. Поддерживали друзья. В Санкт-Петербурге один замечательный человек давал мне деньги, зная, что я не смогу их скоро вернуть. Другой великий человек помогал в Москве - я жил в его квартире, когда негде было жить; он давал деньги, пока у меня не было работы. Это удивительные люди, я помню их заботу обо мне. Поэтому считаю своим долгом помогать другим. Не столько даю в долг, сколько просто даю. А друзей у меня достаточно много.

Демокрит: «Мы не столько нуждаемся в помощи друзей, сколько в уверенности, что мы ее получим»

Конечно, помощь - вид внушения. Хотя я очень часто разочаровывался в друзьях, со мной поступали непорядочно, меня предавали. Но я не злопамятный. Всех прощаю. Не могу ненавидеть. И не перестаю общаться с теми, кто предал. Как у меня это получается? Надо просто анализировать свои поступки - не предал ли ты Бога, не совершил ли архипредательства... Хотя в Новосибирском театре, к примеру, были и предатели, и саботажники, и мне говорили: «Увольняй, имеешь полное право». Испытание властью - одно из сложнейших испытаний в жизни человека. В этот момент надо просто понять, что, оставив человека без работы, ты заставишь голодать его семью, его ребенка. Как можно взять на себя такой грех? Не дай Бог, что-то случится, пропадет человек. Надо понять его, даже если он пошел против тебя - у него проблемы, он не осознает, что делает. Я переживаю за людей. Переживаю и за себя - сколько раз своему «начальнику» Богу я обещал одно, а делал другое? Сколько раз таким образом оскорблял его, вел себя по отношению к нему кощунственно? И что же, он тоже должен был меня уволить? Но это увольнение не чета любому другому. Это уже - до свидания. Конец души. Все - по домам… Мир искусства сложен. Главное - понять, насколько не совершенен ты сам, и принять несовершенство других.

Я интересовался таинствами жизни афонских монахов, провел некоторое время с ними. Нет, стать монахом не пытался. Кто я такой, чтобы стать им? Это не каждому дано. Только, если Бог захочет. Быть монахом - совсем не то, что быть дирижером, например. Ну, нравятся тебе фрак и дирижерская палочка, и что с того? К сожалению, первое, что делает большинство современных людей, желающих стать дирижерами, - покупают себе палочку. А те, что хотят стать священниками, торопятся надеть рясу. У нас в Греции есть выражение: «Не ряса делает священника». Добавлю: «И не палочка - дирижера».

Последний раз я дирижировал концерт с палочкой много лет назад. Конечно, когда сильно устаю, могу себе это позволить и сегодня. Но только на репетиции. На концерте - никогда! Она же мешает. Палочка… ну… это… Дирижировать с палочкой - все равно что заниматься любовью в презервативе. Между тобой и оркестром появляется что-то лишнее, общение происходит не напрямую, а через этот предмет. Связь рушится.

Сократ: «Женишься ты или нет, все равно раскаешься»

Согласен. И так плохо, и так плохо. И так хорошо, и так. Добавить нечего.

Гомер: «Женщину украшает молчание»

Верно, молчание - золото. Но молчание не есть опустошение. Иногда достаточно того, что женщина смотрит тебе в глаза и говорит короткие два слова. Многословие не всегда содержательно.

Музыкальный руководитель и дирижер Теодор Курентзис. Фото: РИА Новости

Клеобул: «Жену бери ровню»

Не знаю… По-моему, я притягиваю к себе психопаток, они меня любят. Так что, когда однажды встретил «ровню», очень удивился. Сегодня это такая большая редкость. Для меня «ровня» - психически здоровая женщина, хотя в современном мире женщина с психическим заболеванием - уже практически норма. Особенно это касается, мне кажется, тех, кто вырос в советское время, гречанок - тоже. Истеричность, комплекс неполноценности, непримиримость с полом, психозы, раздутые амбиции… Негатива в женщинах - в достатке. У «ровни» же есть мечты, но нет амбиций, она желает найти истину и не стремится быть такой, какой быть модно, хорошо, выгодно. Она хочет остаться самой собой, а не пытается стать той, которой не сможет быть никогда.

Многие молодые люди, выбирающие спутницу жизни, ориентируются на свою мать, хотят, чтобы супруга была похожа на нее. Когда-то и я, знакомясь с женщинами, спрашивал себя: «А понравилась ли бы она моей маме?». Но, осознав всю нелепость вопроса, стал относиться к нему более мудро, перестал себя мучить. Ведь не маме жениться на этой девушке, не маме с ней жить, спать… Проблема - найти человека, который нравится тебе, который устраивает тебя. И, если нашел его, должен быть уверен в своем выборе, даже если все вокруг считают, что твоя подруга некрасива. Конечно, есть определенный тип девушек, который мне нравится, но вообще-то красивы все. В каждой - своя красота, нужно только разглядеть ее. Никакого отношения к модным тенденциям она не имеет: цвет глаз, длина ног - все это пустое. Хотя могу вам сказать, что русские, к примеру, определенно красивее гречанок. Русская женщина - это что-то невероятное! Особенно не из Москвы. Очень красивые девушки в Кемерове, Новокузнецке, Ростове-на-Дону…

Но, опять же, что такое красота? Когда мы говорим о ней, то подразумеваем часто только внешнюю оболочку. А красота - это нечто другое. Вот вы любили когда-нибудь в жизни? мужчину? без ума? было у вас такое, чтобы вы любили скелет человека? его кости? Нет? Значит, не любили! В основном, ведь как люди говорят: «Я люблю твои голубые глаза… твои белые волосы… твою сексуальность…». А, по-моему, по-настоящему любит тот, кто может сказать: «Я люблю твою кровь. Люблю твои кости…».

Я не стремлюсь всем понравиться, и, в отличие от девушек, никогда ничего специально не делаю, чтобы привлечь к себе внимание. Они же, к сожалению, часто просто заблуждаются. Им кажется, что они любят меня, как бывает влюблен пациент во врача, который сделал ему операцию, путешественник - в водителя, который вез его, спящего, по пустыне. Но, если ты способен любить скелет, внешний облик не важен. Потому что каждый когда-нибудь превращается в скелет… когда разрушается потолок и открываются небеса...

Демокрит: «Свободным я считаю того, кто ни на что не надеется, и ничего не боится»

Очень переживаю за свою свободу. Это эгоизм. В то же время ничего не боюсь, ни на что не надеюсь. Если чего-то ждешь, на что-то надеешься, ты не свободен. Ты полноценен только, когда проживаешь данную секунду. Нельзя все время думать: ах, что было пять минут назад, ах, что будет потом… Тогда ты уже не свободен, ты не владелец самого себя, не сознателен. Конечно, и меня посещают какие-то страхи. Но, к примеру, когда боишься стать плохим, плохим и становишься. Приходится бороться с собой, наказывать. Сажусь перед своим портретом и бью его кнутом. Шучу. Если происходит что-то нехорошее, портится настроение. Бывает, гневаюсь, становлюсь очень нервным, в смысле - эмоциональным. Адреналин в крови сразу повышается, самочувствие ухудшается. Я ведь сильно переживаю из-за отношений с людьми. Но, когда они относятся к работе безответственно, и приходится все делать за них, без эмоций не обойтись. Стараюсь быть гибким, когда хорошее настроение - получается. А когда плохое, люди, пришедшие ко мне, могут наблюдать гром и молнию. Потом просишь прощения. Но для этого нужны силы.

Аристотель: «Все знают, что смерть неизбежна, но так как она не близка, то никто о ней не думает»

Боюсь ли смерти? Отвечу так: «Я люблю жизнь».

Теодор Курентзис родился в 1972 году в Афинах. В 4 года начал обучение игре на фортепиано, в 7 лет – на скрипке. Окончил два факультета - теории и струнных инструментов - Афинской консерватории и дирижерский факультет Санкт-Петербургской консерватории. Пишет стихи. Имеет российское гражданство.

Вечная музыка, то есть камерный оркестр Musica Aeterna, созданный дирижером Теодором Курентзисом на базе Новосибирского оперного театра, не помещается в небольшом холле Первого московского хосписа. Пришлось сократить число музыкантов. Оркестр, играющий на аутентичных инструментах, на жильных струнах и старинными смычками. Pianissimo трепещут, как кровь в артериях, если вы когда-нибудь прикасались пальцами к артерии. Fortissimo отчетливы, как скальпельный разрез. Дирижирующий Курентзис похож на учителя начальных классов, который не просто рассказывает ученикам урок, а заглядывает каждому в тетрадку, следит, чтобы дети правильно выводили крючочки по прописям, помогает, если надо, грозит, если надо, пальцем и гладит, если надо, по голове. Пульт пустует. Курентзис ходит по оркестру.

А во время дуэта Сюзанны и Альмавивы из «Свадьбы Фигаро» Курентзис не может удержаться от того, чтобы вместе с Сюзанной и Альмавивой не петь, как Гленн Гульд не мог удержаться от пения, играя сонаты Баха.

Перед оркестром в небольшом холле расставлены стулья. В первых рядах сидят работающие в xосписе врачи и так называемые друзья xосписа: актрисы Татьяна Друбич и Чулпан Хаматова, танцовщик Андрис Лиепа. Музыканты (в основном молодые женщины с перепуганными глазами) попросили гостей и врачей сесть в первых рядах. Они, оркестранты, по словам Теодора Курентзиса, сами придумали играть в xосписе. Но когда пришли и увидели пациентов, то от волнения у них стали дрожать руки, и они боялись врать ноты, если пациенты будут сидеть глаза в глаза.

Курентзис скажет потом:

— Музыка — это миссия. Дать свет и любовь людям. Не только тем, кому это доступно, а всем. Мы делаем музыку не затем, чтобы заработать на хлеб. Совершить просто биологический круг — это неинтересно. Интересно становится, когда живешь духовной жизнью. К сожалению, не всем это доступно. Не все могут прийти в консерваторию. Это инициатива оркестра: сделать концерты для тех, кто не может пойти в консерваторию. Для больных, для заключенных.

Они хотели играть в хосписе. Но когда пришли и увидели пациентов, у них стали дрожать руки. Хоспис, кто не знает, это лечебное учреждение, где помогают смертельно больным людям — не вылечиться, а достойно умереть без особых страданий. Впрочем, многолетняя история Первого московского хосписа знает по крайней мере один случай, когда обреченный на смерть больной выздоровел.

Двенадцать пациентов хосписа вывезли в холл на кроватях и в инвалидных креслах. Остальные слушают музыку из своих палат. Время от времени звучанию музыки мешает тревожный писк на сестринском посту. Кто-то из пациентов зовет на помощь.

После концерта главный врач Первого московского хосписа Вера Миллионщикова скажет Курентзису, что по ее (экспертному) мнению, каждому из двенадцати слушателей он и его оркестр подарили по два дня жизни. Что на Земле полно народу, способного отнять жизнь, но подарить двадцать четыре дня жизни людям…

— Вот что вы сделали, Теодор, — будет утверждать Вера Миллионщикова, пожимая Курентзису руки.

Мы спрячемся после концерта в кабинете Миллионщиковой, и дирижер скажет мне:

— Мы приехали в Москву на «Золотую маску». А заодно… я дружу с Чулпан Хаматовой. Я позвонил ей. Я жил здесь, на Спортивной, и вот я по-звонил Чулпан и говорю: «Здесь есть такой хоспис, ты знаешь там кого-нибудь, чтобы мы пошли поиграть?» И все. Мы договорились и пришли.

Он родился в Афинах. Он говорит по-русски с заметным акцентом. Может быть, поэтому в его устах возвышенные слова типа «духовная жизнь» «музыка — это миссия» звучат нормально. Не думаешь, что он сумасшедший. Просто думаешь — иностранец.

Он скажет:

— Есть много людей в России, которые занимаются благотворительностью всерьез. Я и мои оркестранты, мы не можем быть причислены к этим людям. Мы просто играем музыку. И мы получаем от этого не меньше, чем отдаем. Это у нас лаборатория такая в Новосибирском оперном театре, оркестр Musica Aeterna. Мы концентрируемся на ультрасовременной и барочной музыке. Это музыкальный монастырь у нас.

— А вы настоятель?

— Я рядовой грешник. Есть некоторые утопии, которые не к месту в Москве. Здесь все упирается в деньги, особенно такие вещи, как музыка или любовь. Музыка здесь слишком коммерциализирована. Эксперимент вроде нашего, может быть, и возможно осуществить в Москве, но очень сложно. В Москве все вокруг заставляет музыканта думать о том, сколько он получает в месяц и на какой машине ездит. А у нас машины нет, квартиры нет, и поэтому мы счастливы. Мы проводим двадцать четыре часа вместе. Читаем книги, учим языки.

Он собрал оркестрантов со всей страны. Ходят слухи, будто его лютнист, например, подрабатывает мытьем окон в высотных зданиях. Я спрошу:

— Откуда все эти люди? Где вы их берете?

Он ответит:

— Это чудо. Вы знаете, музыканты, как правило, сидят на репетициях, поглядывая на часы, и стараются репетировать как можно меньше. А мои музыканты могут месяц сидеть над одним тактом. Потому что считают, что музыка того стоит. Причем за крохотную зарплату. Музыканты, которые могли бы работать в любом московском оркестре. Мы радуемся тому, что у нас есть, и перестаем печалиться о том, чего у нас нет.

— Но почему Новосибирск? — спрошу я.

— Москва, Петербург, Новосибирск или Вышний Волочек — не имеет значения. Не важно, где вы, важно с кем вы. Если вы думаете, что были бы счастливы в Париже, вы ошибаетесь. Вы скорее будете счастливы в Норильске, если, например, у вас есть там любимый человек. Новосибирск для меня просто место работы. Я согласился поехать туда при условии, что можно будет провести этот эксперимент: собрать музыкантов, которых интересует музыка.

— А публика?

— Публика в Новосибирске и в Москве отличается немного.

— Разве в Москве залы не наполняются людьми, которые, купив билет за полтысячи долларов, хлопают между частями?

Курентзис улыбнется:

— На все концерты приходят люди, которые хлопают между частями. Это неприятно, конечно, что люди хлопают между частями, но ничего страшного. Во времена Бетховена тоже, наверное, полно было людей, которые не знали, что между частями хлопать не надо. Это ничего не значит. Главное, что они слушают музыку, а не смотрят телевизор.

— Чем, — спрошу, — провинился телевизор?

— Телевизор основан на порнокультуре. По телевизору показывают либо черную магию, либо порно. Люди в телевизоре говорят на таком жаргоне, что, если бы Лермонтов слышал, он порезал бы себе вены.

— Но нельзя ведь отгородиться от этого. Не телевизор, так реклама на улицах. Даже Тверская похожа на Бомбей. Будучи европейцем…

— Европа, — перебьет Курентзис, — это такой мираж. Когда я прихожу в ресторан, я не чувствую себя европейцем, потому что тогда пришлось бы мелочно торговаться и попадаться на уловки моды и маркетинга. Я чувст-вую себя азиатом. Европейцем я себя чувствую в том смысле, что европейцами были Вольфганг Амадей Моцарт и Иоганн Себастьян Бах. Но в сегодняшней Европе принято извращать по-лютерански и до неузнаваемости мысли Баха, Моцарта и вообще всякого достойного человека, жившего на европейской территории. Они превратили Европу в супермаркет.

— При чем здесь лютеране?

— Я имею в виду, что люди, вместо того чтобы служить мессы, устраивают клубы. Единственная страна, которая сопротивляется, это Россия. Это страна, которая, не зная об этом, сохраняет великую культуру. Не Европа. В Европе не обсуждают мировые проблемы на кухнях. Они говорят: «Дарлинг, нам завтра на работу, ляжем спать в одиннадцать, займемся любовью в пятницу». Русская душа — это не сказка. Это удивительная наивность, которая способна поменять мир к лучшему. Искренность, любовь — пройденный этап для Европы. Немка, в отличие от русской девушки, никогда не скажет, что влюблена в тебя. Они всерьез думают, будто любовь — это когда какой-то там гормон движется по какой-то там вене и возбуждает какие-то там рецепторы головного мозга. Бах, Моцарт и Рильке не оставили «потомков». Есть, конечно, сообщества думающих и чувствующих людей, но, как правило, организм Единой Европы — это фарш. Это глобализированный мир, где каждый живущий равняется своему телу (он говорит «живет на своем теле»).

— В своем музыкальном монастыре вы просто не знаете России.

— Знаю, — возразит Курентзис. — Я всегда говорю, что это страна святых и разбойников. Можно встретить таких прекрасных людей, как нигде в мире, но есть и ужасы.

— Разбойники знакомые есть у вас?

— Разбойники знакомые есть у каждого. В частности, это люди, которые насаждают в России тюремную культуру. Разбойничьи песни, которые вы слышите в каждом такси. Я не могу их обвинять. Они зарабатывают деньги точно так же, как зарабатывает деньги продавец паленой водки или торговец наркотиками. Но почему-то мы считаем вредным для здоровья пить плохую водку и употреблять наркотики, но не считаем вредным для здоровья слушать мусорную музыку. Почему вы думаете, что для ребенка вреднее употреблять наркотики, чем смотреть криминальную хронику или «Дом-2»? Почему вы думаете, что смерть можно использовать как средство, способствующее выделению адреналина в кровь?

— Но вы ведь не можете отгородиться от этого и жить наедине со своей прекрасной музыкой.

— Понимаете, музыка — это не удовольствие, для получения которого хочется уединиться. Музыка — это лекарство. Она нужна всем. Наша забота, чтобы люди увидели, что музыка нужна всем: не только старикам и интеллигентам, но и молодым людям, и шпане. Главное, чтобы люди могли легко выбрать добро и тяжело выбрать зло.

— Как это?

— Я бы первым делом запретил криминальные программы на НТВ. В Греции тоже делают такие программы. Я даже подрался с одним журналистом, который перед Рождеством снимал беспризорного ребенка и спрашивал его, как тот себя чувствует, что вот у всех детей елка, подарки… И он довел этого ребенка до слез. Я не мог терпеть, когда человеческая боль продается, чтобы получить деньги. Я всегда был против и всегда буду против. И считаю, что государство должно запретить рекламу дьявола. Так и сказать: «Перестаньте рекламировать дьявола!» Вы смотрели «Дом-2»? Потерпите один раз и посмотрите. Это чудовищно. Это строится новое российское общество. Чудовищное. И это не свобода никакая. Это побуждение ко злу (он со своим греческим акцентом говорит «манипуляция на зло»). Люди попадают в зависимость от телевизора и Интернета. Им кажется, что они общаются, а на самом деле они замыкаются в своем одиночестве. Я же помню еще времена, когда не было ни Интернета, ни мобильных телефонов. Как было хорошо! Мы встречались, влюблялись друг в друга. А теперь — как в клубе. Приходишь, сидишь со стаканом, народу вроде вокруг много, музыка вроде громкая, но на самом деле ты совершенно один. Тебе дают свободу, коммуникацию, а взамен забирают душу.

— У вас нет ощущения, что мусорная культура непобедима?

— Победима. Чтобы победить, не нужна атомная бомба. Нужны простые движения. Дирижировать. Водить смычком по струнам. У людей, которые падают в эти ямы мрака, у них есть что-то светлое внутри. Надо просто их вытащить, и для этого ничего сложного не нужно. Просто протянуть руку. У меня был сосед ужасный. И дети у него были ужасные. Когда они говорили, я краснел от стыда. Но однажды я позвал их на концерт. И им по-нравилось. Они смешно говорили, что им особенно понравилась та часть, где играли громко, и та часть, где играли тихо. Можно победить. Помните, как люди вешали белые ленточки на автомобили против мигалок? Вот так нужно договориться всем, чтобы одно воскресенье не смотреть криминальную хронику и порносериалы.

— У вас, что же, никогда не опускаются руки?

— Каждый раз опускаются. А потом поднимаются. Я дирижер. У меня работа такая: опускать и поднимать руки.
Валерий Панюшкин

Теодор Курентзис, 1993 г. Из личного архива Натальи Зимяниной

Дирижер , грек, получивший в 2014 году наконец и российское гражданство, вот уже почти двадцать лет – фигура, вызывающая отчаянные споры. Являясь художественным руководителем Пермского театра оперы и балета, он вместе с оркестром и хором musicAeterna нарасхват во всем мире. Этим летом пермские музыканты открывали оперную часть Зальцбургского фестиваля оперой в постановке Питера Селларса, вызвав ажиотаж, перекрывший даже успех с дебютом в заглавной партии!
Курентзиса принимают далеко не все. Кто-то считает его чистым продуктом пиара, но большинство слушателей ценят и его фантастическую музыкальность, самозабвенное трудолюбие, оригинальность и свежесть интерпретаций, редкую способность создать новый, свой собственный мир и с головой увлечь в него огромную аудиторию. А пермские меломаны в последнее время переживают, что в их театре он появляется все реже…
Мы публикуем его интервью 15-летней давности, когда публика только начинала выискивать его имя на афише. Пожалуй, никогда впоследствии он не говорил о себе, о дирижерской профессии, о музыкальной жизни Москвы с такой искренностью и страстностью.

Газета “Время МН”, 14.08.2002

Беседовала Наталья Зимянина

НЗ: Теодор, вы так прочно осели в Москве, что начинаешь сомневаться – да грек ли вы? У вас тут, наверное, русские родственники?

ТК: Я из старой греческой аристократии. По бабушкиной линии наша семья происходит из Византии, из Фанари, там испокон веков жили люди искусства и письменности. И даже когда турки захватили эти места, они с уважением относились к греческой элите. По линии мамы больше 450 лет прослеживается род Карадза. Мой прадедушка Панайотис Карадзас – главный герой восстания против турок в 1821 году. Третий род, сошедшийся в нашей семье, – из Влахии. Это были очень богатые люди с глубокими традициями образования. Они финансировали греческую революцию против турок.

Я мог бы считать себя аристократом по рождению, но не признаю этого “титула”. Я считаю, что аристократизм в ХХI веке – это спектакль, который устраивается там, где слаб театр. Вот в Англии же, например, драма есть, а театра нет.

НЗ: Кто в вашей семье оказался первым музыкантом?

ТК: Моя мама пианистка. Дядя пианист – Дмитрий Карадзас, для меня просто дядя Митя. Все мои предки слыли большими любителями музыки. И все всегда ходили на концерты Митропулоса, Фуртвенглера, и поклонялись им.

НЗ: Мама где работает?

ТК: Она проректор консерватории.

НЗ: Что же вы с такими семейными традициями и связями делаете здесь, в России? Здесь так хорошо? Или в Греции нет симфонических оркестров?

– Есть. Но родина художника там, где ему легче дышать. Там где одним воздухом с ним дышат его единомышленники. Артист как пророк: у него есть место рождения, отечество – но нет родины. Родина для артиста – это пространство фантазии и красоты. Где у всех один язык, одна религия. Где все голенькие.

НЗ: Что сегодня представляет собой профессия дирижера?

ТК: Я не считаю себя “дирижером”. Если уж называть себя таковым, надо еще раз уточнить, что это такое. Вот я стою на Тверской у входа в Московскую филармонию, читаю, какие предлагаются абонементы. Если имена, там перечисленные, – это дирижеры, то я им называться не хочу. Я вообще не верю в профессии. Дирижирование – это не профессия. Настоящий Дирижер исполняет музыку не для того, чтобы жить, а для того, чтобы умереть. Так считал Никос Эгонопулос, великий греческий сюрреалист.

НЗ: Вы учились у великого педагога Ильи Мусина в Санкт-Петербурге. А до этого, в Греции, чем занимались?

ТК: Я получил образование как скрипач, вокалист, теоретик, композитор и дирижер. Карьера у меня сложилась задолго до Мусина. У меня был хороший оркестр. Я был специалистом по аутентичной музыке. Работал и в опере с потрясающими мастерами. Но у меня были особенные интерпретации, и я на них настаивал. Меня постигло страшное разочарование. Я вдруг понял, что классическая музыка сейчас завязла в болоте. Сегодня люди, допущенные до искусства, не могут связать три поэтических слова. Спросите, сколько дирижеров изучали поэзию Тракла, чтобы исполнять Хиндемита и . И кто из них погружался в поэтическое пространство Поля Валери, чтобы дирижировать Онеггером или .

Настоящая музыка – акт смерти. В Афоне говорят: если ты умрешь до того, как ты умрешь, ты не умрешь, когда умрешь. Произведение может существовать только как opus posth в свободном пространстве наслаждения. Мусин говорил, что надо всегда дирижировать как в последний раз. И если у тебя еще и завтра концерт – надо в течение шести часов после предыдущего все пережить заново и возродиться, чтобы снова умереть.

НЗ: Как вы из Греции попали к Мусину?

ТК: В Королевской академии в Лондоне я увидел видеозапись его мастер-класса. И сразу принял решение.

НЗ: Но вы же до этого уже получили образование как дирижер?

Я был такой хороший мальчик. Стоял за пультом с палочкой и дирижировал – раз, два, три, четыре… Немножко улыбался оркестру… У меня была немецкая техника… В общем, похож был на “настоящего дирижера”.

НЗ : И что Мусин?

ТК: Я встретился с ним в Петербурге. Он страшно меня ругал. Как же я испугался, что я полная бездарь! Я снял какую-то ужасную квартиру-пещеру без мебели в пригороде, по сравнению с которой берлинская Александерплатц отдыхает. Закрылся на две недели. Лежал на полу, делал духовные упражнения и дирижировал. Вернулся к Мусину. Стал показывать ему . Я ждал, что он меня убьет. А он вдруг сказал: “Пришел второй Митропулос…” И я понял, что он отправил меня в ссылку как гомеопатию прописал: дал мне стимул найти свое собственное бытие. Через несколько лет я спросил у него, действительно ли поначалу я показался ему таким уж ужасным? И он ответил, что я был ясен для него с первого же затакта.

НЗ: Сколько лет вы у него проучились ?

ТК: Пять. И, если бы он был жив, учился бы еще. Я прошел с ним весь репертуар. В 23 года сыграл Стравинского, Шмидта, Цемлинского, все симфонии , . Не просто под игру концертмейстера – два раза в неделю я дирижировал оркестром. Мусин сидел в альтах и делал замечания… При этом он говорил: “А махать палочкой так, как это делают в Москве, можно научить любого продавца из киоска”.

НЗ: Без шпилек в адрес Москвы не обошлось. Вы как человек со стороны действительно видите разницу между культурной Москвой и Санкт-Петербургом? Или при рассмотрении издали она нивелируется?

ТК: Разница огромна. Это разные страны. Как ни удивительно, Москва, мне кажется, лучше. Роскошный Петербург , Лядова, и , и дореволюционного – далеко в прошлом. Это было давно. И это был другой город. Можно провести аналогию с Грецией. Люди насладились мировой славой, мнят себя сыновьями золотых поколений – и почивают на лаврах. Все хорошее, что осталось в Петербурге – это остатки образования и традиций, которые не удалось вытравить за 80 лет. Таким неистребленным мастодонтом и был Илья Мусин. И Николай Рабинович, который тоже преподавал в Ленинградской консерватории. Все остальное – мифология.

НЗ: Чем же Москва лучше?

ТК: Москве можно простить, ибо не ведали, что творили. Бедная Москва! Удел любой столицы, находящейся под пристальным вниманием, – быть руганной-переруганной. Когда столицу перенесли в Москву, все стало сосредотачиваться в этом центре, все стало огромно, объемно, открыли массу театров… И Москва стала “плохая” – а Петербург умер и стал “хороший”… Знаете, жизнь – огромная больница, где каждый хочет перебраться на постель другого, потому что ему кажется, что он тут же выздоровеет. Возник миф: “Москва – это плохо, но у нас есть хотя бы Санкт-Петербург”. Все вышесказанное по своей сути относится и к Большому театру.

НЗ: В чем вы видите выход хотя бы для Большого театра?

НЗ: С чего “чайнику”можно начать знакомство с классической музыкой?

ТК: Подросток может начать со старинной музыки в хорошем аутентичном исполнении.

НЗ: Как по-вашему, раньше, при жизни, скажем, Бетховена, его музыку играли лучше? Или интерпретации как-то совершенствуются?

ТК: Очевидный прогресс – в изготовлении инструментов. Совершенствуется технология – у инструментов появляется больше красок.

НЗ: К скрипкам это тоже относится?

ТК: И к скрипкам. Вместе с тем исполнение потеряло в чувстве и ощущении стиля. Порча произошла в период позднего романтизма. Царицей популярности всегда была итальянская музыка – и всё начали интерпретировать как бельканто, всё в одной манере. Вплоть до того, что изменился диапазон, повысилось “ля”. На музыку намазали дешевого итальянского соуса. В результате весь ХХ век мы слушали Моцарта, Бетховена и Брамса в огромном, таком роскошном звучании – при пустоте внутри. Раньше в моцартовском «Дон Жуане» играло шесть первых скрипок, теперь – шестнадцать. В жертву количеству и технологии принесли бедную прелесть стиля.

НЗ: Где вас слушать в следующем сезоне?

ТК: В “Геликон-опере” я дирижирую “Аиду” и .

НЗ: А с большими оркестрами?

ТК: 30 октября в Большом зале консерватории сыграю с федосеевским оркестром . Я произведу в ней капитальный ремонт.

НЗ: А Московская филармония не делала вам предложений?

ТК: Угол Маяковской и Тверской – хорошее место. Но еще лучше – около памятника Маяковскому. Я бы после какого-нибудь концерта в в зале Чайковского собрал бы всех этих старушек, облил бы себя нефтью и просто поджег. Может, кто-нибудь и понял бы, что такое на самом деле быть дирижером.

НЗ: Все спрашивают вас про ваши кольца; может, вы и мне расскажете?

ТК: Вам – расскажу. Вот это большое, на правой руке, подарила мне в 90-м году, в Будапеште, после “черных” путешествий, в которых я искал вдохновения, культовая личность, подруга и духовная сестра Анжелика Вракас, муза декадентов. Она персонаж почти ирреальный. Дело в том, что в моей подписи зашифрована буква “омега”, знаменующая конец алфавита, конец времени. А на перстне Анжелики – буква “А”, символ начала времени. Она сказала, что это волшебное кольцо, и я не снимаю его уже 12 лет. Взамен я отдал ей свое фамильное кольцо 1853 года.

НЗ: А второе, на левой?

ТК: Оно помогает мне не забывать, что искренней любви удостаиваются только недостойные ее.

Теодор Курентзис родился 24 февраля 1972 года в городе Афины, Греция. С четырех лет обучался игре на фортепиано, с семи лет брал уроки игры на скрипке, а пять лет спустя поступил одновременно на теоретический факультет и факультет струнных инструментов Греческой консерватории в Афинах.

В 1987 году окончил теоретический факультет Греческой консерватории, в 1989 - факультет струнных инструментов.

В 1988-1989 годах он изучал вокал в Греческой консерватории у профессора Д.Ариваса, продолжил обучение в «Афинской Академии» у профессора К.Паскалиаса, позже посещал мастер-классы Г.Габора.

В 1990 году основал камерный оркестр в Афинах.

С 1994 по 1999 год обучался дирижированию у Ильи Мусина в Санкт-Петербургской государственной консерватории. Как дирижер и солист принимал участие в концертных программах Оркестра Санкт-Петербургской филармонии, Санкт-Петербургского симфонического оркестра, Оркестра Мариинского театра.

С 1999 года становится ассистентом дирижера Оркестра Санкт-Петербургской филармонии под управлением Юрия Темирканова.

Курентзис постоянно сотрудничает с оркестром «Виртуозы Москвы», Большим симфоническим оркестром, Российским национальным оркестром, Государственным академическим симфоническим оркестром, оркестром «Новая Россия». С оркестром «Pratum Integrum», объединившим лучших российских исполнителей старинной музыки на исторических инструментах, подготовил, исполнил и принял участие в записи СD первой русской симфонии - «Симфонии C-dur» Максима Березовского. С 2003 года - постоянный дирижер Национального филармонического оркестра России.

Неоднократно выступал на фестивалях в Кольмаре, Бангкоке, Лондоне, Людвигсбурге, Майями.

Дирижер-постановщик мировой премьеры российского оперного спектакля «Слепая ласточка» Александра Щетинского в Локкуме в рамках музыкального фестиваля 2002 года.

В октябре 2003 года выступил в качестве дирижера-постановщика балета «Поцелуй феи» Игоря Стравинского в Новосибирском Академическом театре оперы и балета.

В марте 2004 года в качестве дирижера-постановщика поставил в НГАТОиБ оперу Джузеппе Верди «Аида». Спектакль был удостоен премии «Золотая маска».

С мая 2004 года - музыкальный руководитель и главный дирижер НГАТОиБ.В том же году на базе театра создал камерный оркестр «Musica Aeterna Ensemble» и хор «The New Siberian Singers», которые специализируются в области исторического исполнительства.

В 2005 и 2006 годах осуществил концертные исполнения опер «Дидона и Эней» Г.Перселла, «Орфей и Эвридика» К.В.Глюка, «Так поступают все», «Свадьба Фигаро», «Дон Жуан» Моцарта, в 2007 - «Золушку» Дж. Россини.

В начале сезона 2006-2007 годах вновь выступил в качестве дирижера-постановщика спектаклей НГАТОиБ - «Свадьба Фигаро» и «Леди Макбет Мценского уезда».

Один из учредителей и арт-директоров фестиваля-школы современного искусства TERRITORIЯ, который ежегодно проходит в октябре в городе Москва.

С осени 2006 года, в числе известных молодых деятелей культуры, является соорганизатором фестиваля современного искусства «Территория».

В рамках проекта «Приношение Святославу Рихтеру» 20 марта 2007 года Теодор Курентзис представил публике «Реквием» Верди, изменив привычную трактовку и приблизив состав инструментов к тому, который звучал на премьере в 1874 году.

В апреле 2007 года спектакль НГАТОиБ «Золушка» стал лауреатом Национальной театральной премии «Золотая маска». Теодор Курентзис, дирижер и музыкальный руководитель балета, награжден специальным призом жюри «За яркое воплощение партитуры С.С.Прокофьева».

Помимо интереса к музыке композиторов эпохи барокко и классицизма, удачных опытов в области аутентичного исполнительства, Теодор Курентзис в своем творчестве уделяет большое внимание музыке наших дней. За последние несколько лет дирижер осуществил более 20 мировых премьер произведений российских и зарубежных авторов.

В сезоне 2007-2008 Московская филармония представила персональный абонемент «Дирижирует Теодор Курентзис», концерты которого прошли с оглушительным успехом.

В июне 2008 года дебютировал в Парижской национальной опере в качестве дирижера-постановщика оперы Дж. Верди «Дон Карлос». В декабре 2008 года выступил музыкальным руководителем постановки оперы Дж. Верди «Макбет» - совместного проекта Новосибирского театра оперы и балета и Парижской национальной оперы. В апреле 2009 года премьера с огромным успехом прошла в Париже.

Указом Президента России Д.Медведева от 29 октября 2008 года Теодор Курентзис в числе деятелей культуры - граждан иностранных государств - был награжден Орденом Дружбы.

С Сезона 2009-2010 годов Теодор Курентзис - постоянный приглашенный дирижер Государственного академического Большого Театра России. В ноябре 2009 года на Новой сцене Большого под руководством Теодора Курентзиса состоялись премьерные спектакли оперы А.Берга «Воццек».

В январе 2011 года назначен на пост художественного руководителя Пермского театра оперы и балета имени Чайковского. Вместе с ним в Пермь переехала часть музыкантов оркестра «Musica Aeterna Ensemble».

В начале 2012 года участвовал как дирижер-постановщик в постановке опер «Иоланта» и «Персефона» в мадридском театре Реал, в мае 2012 года - в премьерном российском исполнении оперы Паскаля Дюсапена Медеяматериал в рамках 6 Дягилевского фестиваля в Перми.

Предлагает создать в Перми консерваторию с современной системой образования.