Женский портал. Вязание, беременность, витамины, макияж
Поиск по сайту

Сплошное очарование: старинные открытки Елизаветы Бём. Русская пасхальная открытка начала XX века Открытки на каждый день

В начале XX в. множество открыток с новогодними и зимними сюжетами было издано по оригиналам известной художницы Елизаветы Меркурьевны Бем (1843 - 1914) .
Елизавета Бем в 1857 - 1864 гг. училась в Петербурге в Рисовальной школе Общества поощрения художеств, которую закончила с серебряной медалью. В 1870 г. Академия художеств присудила Бем большую поощрительную медаль за рисунки животных. Художница была признанным мастером силуэтной техники: за 1875 - 1889 гг. она выпустила 14 альбомов с силуэтами. Ее работы перепечатывали не только отечественные, но и зарубежные издания; на международном состязании в Брюсселе Бем получила за свои силуэты серебряную медаль. Художница также успешно работала в технике акварели; она иллюстрировала журналы и книги, разрабатывала рисунки для изделий из хрусталя.
Особая глава в художественном наследии Бем - открытые письма. Насчитывают более 300 открыток по ее рисункам, вышедших в разных издательствах. Для крупнейшего из них, Общины Св. Евгении,она трудилась в течение многих лет. В предисловии к каталогу Общины 1915 г. издатели с теплотой вспомнили об их "ближайшей сотруднице" Елизавете Бем, дав точную и выразительную характеристику ее творчества: "Усиленной и беспрерывной работой художнице удалось выработать свою собственную манеру в передаче различных эпизодов из детской жизни, благодаря чему она занимает совершенно обособленное место в русском искусстве. Елизавета Меркурьевна была одной из основательниц и постоянных сотрудниц ныне громадного дела художественных изданий Общины. Ее две акварели послужили для издательства счастливым началом и, найдя среди публики радушный прием, потребовали несколько изданий. Таким же успехом пользовались и другие картинки художницы, изданные в открытых письмах Общины Св. Евгении".

Е.М.Бем. Снег на полях, лед на реках, вьюга гуляет… Когда это бывает?

Е.М.Бем. С Новым годом!

Е.М.Бем. Снегурочка. Мороз не велик, да стоять не велит!

Е.М.Бем. Мороз не велик, да стоять не велит!

Е.М.Бем. Была в гостях у друга, пила там воду, слаще меду!

Е.М.Бем. Купим себе деревеньку, да заживем помаленьку!

Е.М.Бем. И в Сибири люди живут да хлеб жуют!

Е.М.Бем. В зимний холод всякий молод

Е.М.Бем. Своя ноша не тяжела!

Е.М.Бем. К новому году!
Хоть не складно, да ладно, хоть не хитро, да кстати.

Е.М.Бем. "Шалун уж заморозил пальчик; ему и больно и смешно…"

Е.М.Бем. На новый годок несу здоровья кузовок,
тому, сему кусок, а Вам весь кузовочек!

Е.М.Бем. К Празднику Рождества Христова!


Е.М.Бем. Не конь везет, а ноги несет!

Е.М.Бем. Зима. В гостях хорошо, а дома лучше!

Е.М.Бем. С новым годом! За ваше здоровье!

Е.М.Бем. Пожелание на новый год:
жить в добре, ходить в серебре, одна рука в патоке, другая - в меду!

Е.М.Бем. 1-ое Января. Пить не пью, да и мимо не лью!
Чарка велика, да и винцо хорошо!

Е.М.Бем. Ехал к Фоме, а приехал к куме!

Е.М.Бем. Везу счастье на новый год!
Кому мало, кому до отвала, а вам больше всех!

Е.М.Бем. Вы всегда нас баловали, и дарили, и ласкали.
Как же нам вас отдарить? Чем на елку подарить?

Е.М.Бем. С новым годом!

Е.М.Бем. На новый год!
Счастья: сто пудов! Здоровья: сколь войдет! Любви: без меры!

Е.М.Бем. В новом году женихов будет сто один, а полюбитель один!

Елизавета Меркурьевна достала со шкафа картонную коробку. По стремянке осторожно спустилась вниз, поставила коробку на стол. Завтра по-утру должны приехать внуки, чтобы вместе с бабушкой украшать елку, готовить к Рождеству подарки, рисунки, сочинять загадки и поздравления. Елизавета Меркурьевна подумала, что предпраздничные хлопоты бывают порой приятней праздников. В просторной комнате, где уже была установлена елка, стоял густой хвойный дух. Отсюда он разливался по всей квартире, и хозяйке почудилось на мгновение, будто она неожиданно оказалась в любимой деревне, где прошло ее детство, в Ярославской губернии, в зимнем еловом лесу. На днях она отправится туда с рождественскими подарками, приготовленными для ее маленьких друзей, деревенских ребятишек, которых она любит рисовать прямо с натуры. А те будут радостно встречать ее уже на станции с криками: "Тетя Бёмиха приехала!" - и гурьбой бежать вслед за санями до самого села, то и дело вскакивая на полозья.

В те юные годы, когда она была еще незамужней Лизонькой Эндауровой, не только деревенские детишки - весь окружающий мир служил ей прекрасной, неисчерпаемой натурой. В доме всегда было много животных - кошки, собаки, на лугах паслось стадо коров и быстроногий табун, а уж птиц - не счесть. Лизонька с любовью их рисовала. Чуть не стала анималистом...

Позже в своих дневниках Елизавета Меркурьевна писала: "Во мне частично течет татарская кровь, потому что предки были татары, по фамилии Индо-гур, что значит "индейский кур" - петух. А грамотой, дарованной Иоанном III, фамилию переименовали в Эндаурову... Я любила "эндауровскую" деревню. И жалею городских ребят, лишенных сельских радостей... И себя иначе не помню, как в деревне и обязательно окруженной детьми и рисующей на любом клочке бумаги их лица или животных..." "В 14 лет родители оценили мои способности и, перевезя в Петербург, отдали в школу "Общества поощрения художников". Она находилась тогда в здании Биржи на Васильевском... Счастливейшими годами были те, что я занималась в школе! А какие блестящие преподавали мастера! Чистяков, Примацци, Крамской!.. С каждой новой работой, особенно привезенной после летних каникул, я бежала на Невский в мастерскую Крамского".

Елизавета Меркурьевна поправила на голове пышный черноволосый пучок, украшенный вологодскими кружевами, развязав шнурок на коробке, открыла ее. Внутри волшебно поблескивали елочные игрушки. Золотые шары она когда-то привезла из Брюсселя. Там на международном состязании по технике акварели и силуэта она получила Серебряную медаль. Вот эти стеклянные дутики - из Парижа, где в 1870 году она успешно участвовала в выставке акварельных рисунков и миниатюр. Ее работы: "Кошки", "Ягдташ с дичью", "Деревенские дети" - были отмечены Золотой медалью. Особенно поразили всех ее подписи к картинкам: "Не тужи по вчерашнему, жди завтрашнего", "Веселье лучше богатства", "Стой, не шатайся, ври, да не завирайся", "Подай голосок через темный лесок", и многие другие, столь же забавные и очаровательные.

Елизавета Меркурьевна извлекла из коробки старый, помятый, но все еще красивый венок из шелковых листьев. Венок Дианы, который раз в год, как память, тоже вешался на елку меж колючих лап. Как много напоминал он ей! Новогодний костюмированный бал 29 декабря 1861 года, где прелестная, статная, черноволосая "маска" в костюме Дианы-охотницы была признана самой блистательной.

Спустя годы акварелист А. Шарлеман подарил уже стареющей победительнице свой рисунок с надписью: "Прошу принять сей рисунок полуакварелью не как портрет Е.М. Бём, а как образ "Дианы", пленивший нас всех в тот новогодний бал..."

Роскошную елку, привезенную мужем, установили не в гостиной, а, "как хотела Лизонька", в мастерской, среди картин, стеллажей, мольберта, банок с красками и кистями. То-то внуки-гимназисты обрадуются! В Престольный праздник Рождества вся семья, как обычно, соберется в родовом доме на Васильевском острове.

Приедут и обе сестры: старшая - Екатерина Меркурьевна с мужем, и младшая - Любочка, тоже художница. К полуночи станет шумно, весело, будут музицировать, и в руках хозяина - прекрасного скрипача, преподавателя консерватории, зазвучит наконец волшебная скрипка Страдивари, принадлежавшая некогда Бетховену. Эта бесценная реликвия привезена Людвигом Бём в Питер из Вены, где он (венгр по национальности) учился в юности музыке. Людвиг получил ее вместе с письмом Бетховена в наследство от дяди-музыканта, дружившего с композитором... Потом зазвучит рояль (в семье все прекрасно играют), будут петь романсы, разыгрывать фанты, а внуки Елизаветы Меркурьевны примутся отгадывать бабушкины загадки: "Снег на полях, лед на реках, вьюга гуляет... Когда это бывает?" или "Тает снежок, ожил лужок, день прибывает... Когда это бывает?"

Сейчас в мастерской тихо. За окном мимо дома по заснеженной мостовой процокала конка. Елизавета Меркурьевна подумала, что муж скоро будет. Пора распорядиться насчет самовара, чтобы он, пузатый, блестящий, уютно запел на льняной салфетке на дубовом столе. Но она не спешила. Задумчиво прошлась взглядом по стенам. В свете люстры среди десятков картин и этюдов (своих и своих друзей - Айвазовского, Шишкина, Васнецова), за которыми и обоев не было видно, - прекрасный "рождественский" "Портрет Лизы" кисти Ильи Ефимовича Репина. С нежной надписью на обороте, которую она помнила наизусть: "Елизавете Меркурьевне Бём в знак моего глубочайшего почитания ее таланта. Ее "черненьких" я люблю больше многих-многих беленьких. Январь 1898 г."

"Черненькими" Илья Ефимович называл ее силуэты - особый жанр рисунка, которым также прославилась Елизавета Бём. Ее первым силуэтом был случайно нарисованный на концерте в Дворянском Собрании на обороте программки портрет Антона Рубинштейна "со всей фигурой и роялью - абсолютное совершенство, поразительное по выражению". Сам А. Г. Рубинштейн говорил художнице, что это лучший из всех его портретов!.. Крамской же позже писал: "И что за совершенство были эти силуэты! В них угадывалось даже выражение на лицах маленьких чернышей".

На столах и полках мастерской среди глиняных петухов и свистулек, расшитых цветастым бисером кокошников и резных деревянных ковшей стояли и ее авторские стеклянные штофы, бокалы, чары. Зеленые, синие, исполненные по ее эскизам на стеклянном заводе брата в Орле. За них художница тоже получила немало дипломов, особенно в Берлине и Париже, где так ценят русское искусство. А в Петербурге, на ее недавнем юбилее, поэт А.Н. Майков, с букетом в руках, страстно прочел:

Ваш карандаш - моя обида,

Зачем не мне он Богом дан?

Я не показываю вида,

Но в сердце целый ураган!

За дверью в глубине дома звякнул дверной колокольчик, весело залаяли собаки, прислуга пошла открывать. Елизавета Меркурьевна поняла: муж вернулся из Александринки. А ведь она не успела еще разобрать игрушки. Грезы, нахлынувшие воспоминания отступили. Пора взяться за дело - Новый год на пороге...

С началом Первой мировой войны, на 71-м году своей жизни, уже вдовая и одинокая, давно продавшая и Страдивари, и многие полотна, безвозвратно проводившая внуков на фронт, Елизавета Меркурьевна писала: "...Я все еще не оставляю своих занятий, несмотря на слабость зрения и боль в изработанных руках... тружусь не в силу необходимости, а очень любя свое дело... Благодарю Бога за наслаждение, дарованное мне через призвание. А сколько замечательных людей оно мне доставило, сколько подарило дорогих, дружеских отношений..."

В 1914 году художница тихо и незаметно ушла из жизни. Но еще долго тысячи и тысячи ее почтовых открыток с милыми лицами маленьких персонажей продолжали свой путь по России. Неся добро и улыбку, они заглядывали в каждый дом, чтобы навсегда остаться в памяти русских сердец.

Наверное, не многие интересуются тем, что было до революции 1917 года, то есть в, то время когда ещё была царская Россия. А зря! Там можно многое, что интересного обнаружить. Например, такую мелочь, как кажется, как иллюстрации к книжкам или же простые бумажные открытки, каких было множество. Люди иногда забывают о той красоте, что была когда-то и поражала воображения. А ведь иллюстрации Елизаветы Бём ещё долго красовались на прилавках, уже даже при советской власти. А потом вдруг раз и исчезли. Хотя сама она и не дожила до революции, ушла из жизни в 1914 году, но зато после себя оставила такие раритеты, которые в оригинале нынче стоят бешеных денег.

И это не только силуэты, модное увлечение 18-19 веков, это иллюстрации к книгам великих авторов и конечно же знаменитая «Азбука». Яркая, красочная, да такую азбуку страшно было и детям давать. Настолько она была просто приятна на вид.

А какие художница делала иллюстрации к энциклопедиям. Найдите раритетное издание «Энциклопедий» конца позапрошлого века и почти уверен там будут отличного качества иллюстрации Елизаветы Бём. Особенно она любила рисовать растения и грибы. Когда видишь их – так и хочется потрогать, сорвать. Настолько реалистично получалось у неё изобразить растения и животных, что казалось, что это не рисунок вовсе, а фотография. С такой фотографической точностью она передавала изображение.

А проживала эта великолепная художница в Ярославской области и именно в своём имении создавала свои шедевры. Да, да, она была из высших слоёв, если можно это так назвать. Просто рисование было её увлечением, и она с удовольствием этим занималась. Работы Бём были продемонстрированы на Первых международных выставках в Европе, да и в России её ценили. Особенно тогда, когда её уже не стало, когда не стало и империи. Те, кто успел переселиться в Европу, с удовольствием приобретали потом её работы. Это была своего рода ностальгия.

Между прочим, её работы, а это: наборы открыток для детей, «Азбука» и просто иллюстрации к книгам Толстого и Тургенева, – печатались в очень малом тираже, примерно около 3000 экземпляров. Она сотрудничала и с детскими журналами, вот потому у неё в основном на картинках нарисованы дети. Правда в весьма фривольными текстами. Самое интересное, что на сегодня её рисунки приняли бы как за пропаганду алкоголя среди несовершеннолетних и наверняка запретили к печатанию. Хотя тогда это как раз можно было, и напечатать и смотрелось даже забавно.

Она работала в технике «силуэты». Это довольно сложная и кропотливая работа с ножницами и бумагой. И главное, нужен зоркий глаз художника и до поры до времени у неё это получалось, но вскоре, примерно в 1880-х годах она начала стремительно терять зрение и, увы, ей пришлось перестать использовать эту технику. Хотя она была признанным гением в этом направлении.

Простой Карандаш


Елизавета Меркурьевна Бём (в девичестве - Эндаурова; 24.02.1843, Петербург - 1914, там же), русская рисовальщица, силуэтист, происходила из старинного рода. Её предки, татары, носили фамилию Индигир, означавшую - «индийский петух». Грамотой, дарованной роду Иваном III, фамилия была изменена на Эндауровы.

Она была дочерью Пошехонского помещика, коллежского асессора Меркурия Николаевича Эндаурова. Меркурий Николаевич Эндауров (1816–1906), родился в Вологде, учился в школе гвардейских подпрапорщиков и юнкеров, в 1833–1840 годах служил в лейб-гвардии Московском полку, с 1840-го по 1850 год служил в Санкт-Петербурге в Комиссариатском департаменте Военного министерства помощником бухгалтера. В 1850 году он уволился со службы в чине коллежского асессора и переехал с семьей в имение – сельцо Щепцово Пошехонского уезда Ярославской губернии. Мать Е. М. Бём Юлия Ивановна (1820–?) – дочь чиновника 6-го класса Богуславского полка. Оба родителя были большими любителями искусства, отец – страстным меломаном и театралом.


Всего в семье было шестеро детей: Екатерина (1841–?), Елизавета (1843–1914), Николай (1848–?), Александр (1851–1918), Любовь (1853–?), Александра. Александр стал директором Мальцовского хрустального завода, на котором его сестра Елизавета создавала позже свои произведения из стекла. Любовь тоже стала художницей, приверженкой русского стиля, но не такой знаменитой, как сестра. Она прославилась акварелями растений, и Община Св. Евгении выпустила несколько серий ее открыток, на которых строки стихов окружали полевые цветы.

В ее родне было немало известных людей, в том числе по материнской линии дядя Алексей Афиногенович Ильин (1834-1889) - генерал и учредитель известного во всей Европе Санкт-Петербургского картографического заведения, печатавшего в технике литографии, он издавал различные атласы, популярные журналы «Природа и люди», «Всемирный путешественник». Его издательство выпустило в свет большое количество силуэтов художницы.

Елизавета Бём родилась в столице, но детство провела в родовом поместье Эндауровых в Ярославской губернии. Детство до 1857 года Елизавета провела в родовом имении Щепцово, где делала свои первые шаги в рисовании. На лето семья обычно выезжала в родовое поместье Братково под Вологду. Здесь в сельской тиши девочка с увлечением рисовала, ведь вокруг было столько красивого и необычного, что само «просилось» на бумагу. Туда, на природу, родители художницы переехали жить, когда ей было шесть лет. Самые светлые детские воспоминания Елизаветы Меркурьевны связаны были с сельской жизнью.

Как и многим будущим художникам, ей с детства нравилось рисовать:
«Любовь к рисованию у меня была с самых малых лет, – вспоминала впоследствии Елизавета, – иначе себя не помню, как рисующей на всех кусочках бумаги, которые попадались мне в руки. В письмах к своим подругам петербургским я постоянно вкладывала свои рисуночки куколок и животных; и вот это-то и обратило внимание людей несколько понимающих, что мне следовало серьёзно заняться рисованием».
Жизнь в России второй половины XIX века не особенно располагала к тому, чтобы женщина занималась чем-то ещё, кроме дома, семьи и детей, однако родители Елизаветы Меркурьевны оказались людьми прогрессивными и прислушались к мнению «понимающих». Родители Лизы не стали препятствовать её желанию учиться в Рисовальной школе Общества поощрения художников (1857-1864), в которую девочка поступила, когда ей было 14 лет. К обучению будущих собратьев по искусству в школе относились серьезно, здесь преподавали лучший педагог-живописец того времени П.Чистяков, художники И. Крамской, Л. Примацци, А. Бейдман. Елизавета училась старательно, став прекрасной рисовальщицей, предпочитавшей работать карандашом и акварелью.

Елизавета Меркурьевна была одной из первых женщин, получивших профессиональное художественное образование. «Я начала посещать школу Общества поощрения художеств, находившуюся тогда на Васильевском острове, в здании Биржи. Лучшими, счастливыми годами были те, что я занималась в школе! Приватных занятий я не имела, так что затраты на мое художественное образование были самые ничтожные. Руководителями нашими в школе были такие мастера, как Крамской, Чистяков, Бейдеман, Примацци (по акварели)», – писала Е.М.Бём. С И.Крамским Елизавета Меркурьевна поддерживала дружеские отношения и после окончания рисовальной школы, считая его своим «наилюбимейшим руководителем». «Самые отрадные воспоминания останутся у меня навсегда о Крамском и глубокая благодарность за ту пользу, которую он мне принес. Если я хоть малость понимаю в рисунке, то обязана этим исключительно Крамскому».

В 1864 году, закончив обучение с медалью, она возвращается в родительское имение, где увлекается рисованием с натуры животных, благо, финансовое положение семьи позволяло это делать без оглядки на заработок; в 1865 году, приехав в Петербург, Елизавета Меркурьевна получает за эти рисунки серебряную медаль Общества поощрения художеств. В Петербурге молодая художница поселилась у своей приятельницы А.Дмоховской (Пинто), чей муж, объявленный политическим преступником, бежал из Италии. Лишенный всех средств и имущества, в Петербурге он зарабатывал уроками итальянского языка, и только после вступления на престол Виктора Эммануила был восстановлен в своих правах и получил место итальянского консула в России. Благодаря этой семье Е.М.Бём узнала артистический мир столицы, подружилась с дочерью цензора профессора А.Никитенко, через которую познакомилась с И.Гончаровым и И.Тургеневым. Благодаря А.Дмоховской Елизавета Меркурьевна встретилась и с Л.Толстым, с которым поддерживала дружеские отношения до его смерти.

На выставках в Императорской Академии художеств были представлены рисунки Е. М. Бём «Голова теленка», «Две кошачьих головы», «Собака с дикой уткой» и др. По этим рисункам Е.М.Бём выполнила литографии, две из которых – «Голова теленка» и «Собака с дикой уткой» – были напечатаны в «Художественном автографе» в 1869–1870 гг. вместе с литографиями И. Шишкина, Е. Лансере, В. Маковского и других. В 1870 году Императорская Академия художеств присудила Елизавете Меркурьевне большую поощрительную медаль за рисунки животных, выполненных акварелью и карандашом.

В Париже, в 1870 году, она успешно участвовала в выставке акварельных рисунков и миниатюр. Ее работы: "Кошки", "Ягдташ с дичью", "Деревенские дети" - были отмечены Золотой медалью.

За 1875-1889 гг. художница выпустила 14 альбомов с силуэтами. Эти альбомы имели такой успех, что на международном конкурсе в Брюсселе ей за эти работы была присуждена серебряная медаль.
В Брюсселе на международном состязании по технике акварели и силуэта она получила Серебряную медаль.

Позже в своих дневниках Елизавета Меркурьевна писала: "Во мне частично течет татарская кровь, потому что предки были татары, по фамилии Индо-гур, что значит "индейский кур" - петух. А грамотой, дарованной Иоанном III, фамилию переименовали в Эндаурову... Я любила "эндауровскую" деревню. И жалею городских ребят, лишенных сельских радостей... И себя иначе не помню, как в деревне и обязательно окруженной детьми и рисующей на любом клочке бумаги их лица или животных..." "В 14 лет родители оценили мои способности и, перевезя в Петербург, отдали в школу "Общества поощрения художников". Она находилась тогда в здании Биржи на Васильевском... Счастливейшими годами были те, что я занималась в школе! А какие блестящие преподавали мастера! Чистяков, Примацци, Крамской!.. С каждой новой работой, особенно привезенной после летних каникул, я бежала на Невский в мастерскую Крамского".

Вскоре сложилась и личная жизнь, в 1867 году Елизавета вышла замуж за талантливого скрипача, педагога (а впоследствии профессора) Петербургской консерватории Людвига Францевича Бёма, обрусевшего венгра, с которым ей предстояло счастливо прожить всю жизнь. Его отец и первый учитель – Франц Бём – скрипач, страстный любитель и пропагандист квартетов Бетховена, с 1810-х годов жил в Петербурге, был солистом Императорских театров. Давал уроки музыки царской семье, девицам в Смольном институте, а также М.Глинке. Музыкальное образование Людвиг Францевич получил в Венской консерватории, проживая у своего дяди, знаменитого профессора, скрипача Иосифа Бёма, основателя Венской скрипичной школы, который дружил с Бетховеном и был учителем целой плеяды знаменитых скрипачей. После смерти дяди Л.Ф.Бём получил в наследство скрипку Страдивари и письмо Бетховена.

Творческий портрет Л. Бёма оставила С. Лаврентьева. «Людвиг Францевич Бем, венгерец по происхождению, но совсем обрусевший, был очень образованный человек, талантливый скрипач и прекрасный преподаватель, бывший в петербургской консерватории сначала адьюнктом Ауэра, а потом и профессором. Свое музыкальное образование он получил в венской консерватории и жил тогда у своего дяди, знаменитого профессора скрипки, Иосифа Бёма, бывшего другом Бетховена и учителем целой плеяды известных скрипачей, как: Иохим, Лауб, Минкус, Эрнст и др., между которыми был и учитель Ауэра. Особенно дружный с Иохимом, Людвиг Францевич вместе с ним и жил у своего дяди, Бема. Когда Л. Ф. был уже женат, он получил в наследство от дяди знаменитую скрипку Stradivarius и письмо Бетховена»

Став семейной дамой, Елизавета Меркурьевна не прекращала заниматься рисованием. «Любя всей душой свое занятие, я и по выходе замуж и после того, что имела ребенка, все так же, если еще не более, занималась любимым делом», – вспоминала она.

Пришел и успех в искусстве, её работы стали с завидным постоянством получать призы и награды на различных выставках. Елизавета Меркурьевна не писала большие картины, но её рисунки пользовались неизменной популярностью. А с середины семидесятых годов стала работать и в технике литографируемого силуэта, который она собственно и создала.
Жили супруги поначалу неподалеку от Франца Бёма - на ул. Офицерской, д. 29, кв. 12. Потом они переехали в д. 22 по той же улице, а еще позднее - на ул. Могилевскую, д. 20. У Людвига и Елизаветы была единственная дочь, родившаяся в 1868 году. Названная по имени матери, она в 19 лет вышла замуж за Николая Григорьевича Барсова, инспектора студенчества Петербургского университета.

Людвиг Бём поддерживал увлечения жены. Ее подруга, С. Лаврентьева приводит в своих воспоминаниях слова скрипача: «Знаете, смотря на те прелестные произведения кисти Елизаветы Меркурьевны, которые она, бывало, показывала мне во время моих к ней посещений, я не раз думал о том, что я не столько был бы удовлетворен, если бы жена моя была, например, музыкантшей, и я, вернувшись из консерватории, еще полный частично фальшивыми звуками моих учеников, встречал бы и дома опять, хотя бы и хорошие, но всё же музыкальные звуки, а тут я прямо отдыхаю на ее рисунках»

«Установилось мнение, что с замужеством женщина всегда или большей частью кончает свои занятия искусством, - рассуждала Елизавета Меркурьевна, - всё равно, музыка это или живопись или что другое, не находя для этого достаточно времени. Вспоминаю при этом слова нашего великого писателя Л.Н.Толстого, который говорил, что у кого есть призвание действительное, то для этого найдётся время, как находишь его для того, чтобы пить и есть. И это совершенная истина; чувствую это по опыту. Любя всей душой своё занятие, я и по выходе замуж и после того, как родила ребёнка, всё так же, если ещё не более, занимаюсь любимым делом».

Как силуэтист Елизавета Меркурьевна стала активно работать с 1875 года, когда принялась за «издание своих первых книг силуэтов, литографируя их сама и на камне». Казалось бы, даме скорее пристало изготовлять силуэты лёгким и привычным способом - вырезанием из чёрной или тонированной бумаги. Но художница избрала свой путь, так как только возможности литографии, рисования на камне, позволяли ей не только сразу выпускать свои книги небольшими тиражами, но делать тончайшую проработку всех деталей, которая была бы невозможна при вырезании ножницами. Она тщательно вырисовывала пёрышки птичек и кудряшки на головке деревенской девочки, шерсть собаки и кружева на платьях кукол - мельчайшие подробности делали графику Елизаветы Бём необычайно тонкой, душевной, живой, по ним можно было понять то недоговорённое, что оставалось скрыто от зрителя внутри её силуэтов.

Интересно, что маститые художники восприняли её работы с нескрываемым восторгом. Её учитель Крамской писал: «И что за совершенство были эти силуэты! В них угадывалось даже выражение на лицах маленьких чернышей». Илья Репин, подарив художнице свою картину, начертал на обороте холста: «Елизавете Меркурьевне Бём в знак моего глубочайшего почитания ее таланта. Ее «черненьких» я люблю больше многих-многих беленьких». И даже писал её портрет.

Живописцам вторил известный критик Стасов, называя её «самой даровитой из художниц» и отмечая, что «Бем взяла на свою долю русский детский мир», а в её силуэтах выражается «душа, чувство, мысли, характеры, капризы, причуды, грация, шалости, милые затеи». Но главное, что мнение собратьев по искусству совпало с мнением зрителей. Всего Бём издала 14 альбомов, которые неоднократно переиздавались, в том числе и за границей. Даже в Америке её книги силуэтов выдержали несколько изданий.

Кроме того, она создавала рисунки вещей, изготовляемых для высочайших особ. Так, в книге Лаврентьевой есть перечень (далеко не полный) предметов, которые она рисовала в то время: «несколько молитвенников с живописью по пергаменту; веера - для серебряной свадьбы греческой королевы, для бракосочетания Великой Княгини Ксении Александровны, несколько для Великой Княгини Елисаветы Фёдоровны… Делала акварели по заказам Великого Князя Сергея Александровича и для графа С.Д.Шереметева».

«В 1893 году, – рассказывала художница, – я, благодаря чисто случайности, пробую свои силы в новой для меня отрасли, а именно художественно-промышленной. Явилась у меня эта мысль во время моей поездки в Орловскую губернию на Мальцовские заводы, где директором хрустального завода был мой брат Александр. Формы для посуды брались мною из старины, как: братины, ковши, стопы, чарки, штофы и пр. Рисунки на них делались эмалью, по моим рисункам и наблюдениям; а иные и гравировались мною по воску, иглой, как офорты; но с тою разницей, что травление было не крепкой водкой, а фтористой кислотой, настолько ядовитой, что надо надевать маску при травлении. Впоследствии вещи из стекла, изготовленные по моим рисункам на Мальцовском заводе, были мною выставляемы на нескольких всемирных выставках Европы и Америки… Везде им были присуждены медали (в Милане золотая), и все было распродано. Надо при этом заметить, что за границей вещи эти более ценились, чем на родине, оправдывая пословицу о пророках…»

Творчество Бём высоко оценивалось современниками - не только читателями её книг, но и крупными художниками.

Казалось бы, какое-то не серьезное искусство – силуэты, иллюстрации, открытки. Но в то время, видимо, так не считали. Елизавета Меркурьевна Бём неоднократно участвовала в престижных российских и международных выставках (в Париже, Берлине, Мюнхене, Милане, Чикаго) и не оставалась без призов, включая золотые медали. Первое свое международное «золото» она привезла из Парижа еще в 1870 году с выставки акварельных рисунков и миниатюр. А до этого было «серебро» из Брюсселя с международного состязания по технике акварели и силуэта. Оказывается, раньше среди художников даже соревнования проводились. Любопытно, что призы ей доставались не только на художественных, но и на промышленных выставках, ведь она делала рисунки для изделий из хрусталя и стекла, расписывала фарфор. В те времена несомненным показателем признания художника служило приобретение его работ Третьяковым. Акварели Елизаветы Бём неоднократно покупались Павлом Михайловичем, как и другими российскими коллекционерами живописи. Их приобретали для своих коллекций и члены царской семьи.

В 1896 году, когда проходило чествование художницы по случаю двадцатилетия её творческой деятельности, среди множества телеграмм с поздравлениями была одна от издателей «Посредника»: «Редакция «Посредника» в день вашего юбилея горячо благодарит вас за всё, что вы сделали для народных изданий, и от всей души надеется, что вы ещё долго послужите вашей прекрасной кистью этому делу для народа. Лев Толстой, Горбунов-Посадов, Бирюков». Поздравления также прислали В.Стасов, И.Айвазовский, И.Репин, А.Сомов, И.Забелин, А.Майков…
В 1904 году художница овдовела. 7 июня 1904 года Л. Бём умер и был похоронен на Новодевичьем кладбище. Но до последнего дня, несмотря на все трудности и беды, она продолжала заниматься творчеством. «В настоящее время, - писала она в 1910 году, - то есть имея за своими плечами 67 лет, имея взрослых внуков, я всё ещё не оставляю своих занятий, и не столько в силу необходимости, сколько любя по-прежнему своё дело».

С началом Первой мировой войны, на 71-м году своей жизни, уже вдовая и одинокая, давно продавшая и Страдивари, и многие полотна, безвозвратно проводившая внуков на фронт, Елизавета Меркурьевна писала: "...Я все еще не оставляю своих занятий, несмотря на слабость зрения и боль в изработанных руках... тружусь не в силу необходимости, а очень любя свое дело... Благодарю Бога за наслаждение, дарованное мне через призвание. А сколько замечательных людей оно мне доставило, сколько подарило дорогих, дружеских отношений..."

Елизавета Меркурьевна Бём ушла из жизни 25 июля 1914 года, за неделю до начала Первой мировой войны, в своей квартире на Могилевской улице в Петербурге и была похоронена рядом с мужем на Новодевичьем кладбище в Петербурге. Но память о талантливой художнице продолжает жить, ведь интерес к её работам не угасает. За её открытками и альбомами «охотятся» коллекционеры. Периодически проводятся выставки её работ, одна из крупнейших была год назад в Москве. В 2007 году издана монография о жизни и творчестве художницы. Созданная по мотивам её произведений коллекция одежды «Вдоль по Питерской» недавно получила диплом выставки-ярмарки «Российский лен». А главное, её скромные работы привносят в нашу жизнь доброту, которой нам так порой не хватает.

Немного о внуках:

Е.Л. Барсова-Каракаш, дочь Е.М. Бем. Сведений о ней удалось найти немного. Известно, что она дважды была замужем, имела четырех детей. Мы приводим ее воспоминания о матери, написанные в 1915 году после смерти Е.М.Бем, которые проливают свет на их взаимоотношения. «Е.М. Бем была известной художницей и общественной деятельницей. Это не мешало ей быть идеальной матерью и бабушкой. Уже с двух лет у меня не было няни, и я росла и начала учиться исключительно под ее надзором. И чего только не придумывала она, чтобы занять меня, рисовала кукол, вырезала и лепила разные фигурки, большинство которых у меня сохранились до сих пор, устраивала различные игры. Во всех случаях моей жизни она была для меня самым близким человеком и другом [...] В последствии с такой же любовью и заботой она относилась и ко внукам, детям моим. Два старших внука Николай и Александр Барсовы, один студент университета (теперь юнкер Михайловского артиллерийского училища), другой студент технолог (теперь санитар) последние 10 лет жили вместе с ней [...]

К младшим же внукам Иве и Рафе Каракаш, 10 и 5 лет она приезжала каждый вечер и сама укладывала их спать. Когда Ива был еще совсем маленький, и мне с мужем приходилось уезжать надолго за границу, то он жил в это время с бабушкой на Балтийском море в Мариенгофе (где она, будучи больной, брала ванны).

Последнее лето мы всей семьей жили во Франции на берегу Атлантического океана. Не желая нас беспокоить и зная, что при малейшем известии о ее болезни я непременно приеду, она тщательно скрывала от меня свое нездоровье и через силу писала нам каждый день. Последнее письмо было написано за 10 дней до ее смерти. Затем разразилась война, и между нами прекратились всякие сообщения. По всей вероятности, именно война, которой она всегда была такой противницей, и беспокойство о своих близких, оставшихся за границей, может быть, ускорили ее кончину».

35. Николай Барсов, внук ЕМ. Бем. Родился в Петербурге. Отец Г.Барсов. УЧИЛСЯ в Петербургском университете и Михайловском артиллерийском училище

36. Александр Барсов, внук Е.М. Бем. Родился в Петербурге. УЧИЛСЯ в Технологическом университете. В годы 1-й Мировой войны был санитаром.
http://antiklib.ru/novosti/yaroslavskaya_tema_v_tvorchestve_elizavety_bem_7.html





Созданные Елизаветой Бём тончайшие, душевные, живые силуэты навсегда остались в истории русской иллюстрированной книги.

Все творческое наследие Елизаветы Меркурьевны можно разделить на два этапа: силуэт и акварель.

Она родилась в 1843 году в Петербурге. В ее жилах текла татарская кровь: предки Лизы носили фамилию Индо-гур, в переводе означавшую "индейский кур (петух)", но со временем обрусели и по указу Ивана III стали Эндауровыми.
Детство будущей художницы проходило в родовом имении ее отца на границе Ярославской и Вологодской губерний - среди русского раздолья, дремучих лесов и заливных лугов.

"Любовь к рисованию у меня была с самых малых лет; я иначе себя не помню, как рисующей на всех кусочках бумаги, которые попадались мне в руки", - скажет потом она.

Рисовала Лиза всё, что видела: природу, животных, своих деревенских друзей. Вместе с письмами к Лизиным приятельницам в Петербург всякий раз отправлялись бумажные куклы и звери. Это и "обратило внимание людей несколько понимающих".

Елизавете Меркурьевне много везло в жизни. Может быть, потому, что она ясно чувствовала свое в ней призвание. Повезло с родителями, которые послушались советов "понимающих людей" и отдали дочь учиться в петербургскую Рисовальную школу Общества поощрения художников, куда вообще-то путь девушкам был закрыт: на дворе стояла середина XIX века.

Повезло с учителями: в Лизиной школе преподавали великолепные мастера, любимейшим из которых стал Иван Николаевич Крамской - создатель знаменитой "Незнакомки". "Если я хоть малость понимаю в рисунке, то обязана этим исключительно Крамскому", - не уставала повторять художница.

Повезло Елизавете и с мужем: им стал профессор Петербургской консерватории Людвиг Бём, венгр по национальности, прекрасный скрипач, получивший в наследство от дяди-музыканта скрипку Страдивари и собственноручное письмо Бетховена. Сам человек творческий, он с пониманием и одобрением отнесся к занятиям своей жены. "Я прямо отдыхаю на ее рисунках", - как-то обмолвился он.

Так что Лизу миновала судьба большинства ее современниц, увлеченных искусством: выйдя замуж, оставить баловство, дабы полностью посвятить себя воспитанию детей и домашним делам.

Творческая жизнь Елизаветы Меркурьевны не оборвалась после замужества: с появлением на свет первого ребенка она еще радостней окунулась в живопись, а любимой темой ее отныне стал мир детей.

Сама она по этому поводу говорила: "Вспоминаю слова нашего великого писателя Л.Н.Толстого, который говорил, что у кого есть призвание действительное, то для этого найдется время, как находить его для того, чтобы пить или есть. И это совершенная истина; чувствую это по опыту. Любя всей душой свое занятие, я и по выходе замуж, и после того, как родила ребенка, все так же, если еще не более, занимаюсь любимым делом".

Вскоре она нашла собственный стиль - акварели и силуэты. Любимыми натурщиками Елизаветы Меркурьевны до старости оставались дети: стоило ей приехать в деревню на этюды, ребятня с криками "Тетка Бёмиха приехала!" неслась ей навстречу, зная, что добрая барыня с непроизносимым именем щедро платит за позирование игрушками и сладостями.

Акварельные работы Елизаветы Бём привлекали внимание не только забавными персонажами, но и подписями, ставшими фирменным знаком ее творений. Художница использовала незатейливые коротенькие стихи, загадки, прибаутки, пословицы, разговаривая с народом на его языке. "И откуда только Вы их выкапываете?" - поражался, бывало, сам Владимир Стасов, знаменитый критик и исследователь русской старины.

Елизавета Меркурьевна возродила подзабытый к тому времени жанр силуэта. "И что за совершенство были эти силуэты! - писал Крамской. - В них угадывалось даже выражение на лицах маленьких чернышей". А Илья Репин признавался, что ее "черненьких" он любит больше многих-многих "беленьких".

Первым "взрослым" силуэтом художницы стал случайно нарисованный на концерте в Дворянском собрании на обороте программки портрет Антона Рубинштейна "со всей фигурой и роялем - абсолютное совершенство, поразительное по выражению".

Сам композитор говорил Елизавете Меркурьевне, что это лучший из всех его портретов. Впоследствии она выполняла на заказ много силуэтных композиций - в том числе для высочайших особ. Да, это только тени. Но тени реальных людей, составлявших когда-то русскую жизнь...

Елизавета Меркурьевна охотно оформляла детские журналы, иллюстрировала народные сказки, басни И.А.Крылова, поэму Н.А.Некрасова "Мороз Красный нос", рассказы писательниц-современниц. Классикой книжной графики стали два силуэта к рассказу И.С.Тургенева "Муму".

Прекрасно владела она и декоративно-прикладным искусством: сохранились расписанные ею веера и молитвенники, рисунки для вышивок и кружев, расшитые цветным бисером кокошники, глиняные петухи и деревянные ковши, а также работы из стекла: синие, зеленые, бордовые бокалы, штофы, чаши... Поистине, талантливый человек талантлив во всем!

Среди искренних поклонников творчества Елизаветы Бём были Репин, Шишкин и Айвазовский, Васнецов и Врубель, Тургенев и Майков, Гончаров, Лесков и Короленко, ее работами восхищались передвижники и художники из "Мира искусства", писатели-народники и великие князья.

Семья Бёмов была в добрых отношениях со Львом Толстым и оказала ему большую моральную поддержку, когда писателя отлучили от церкви.
Есть легенда, что именно Елизавета Меркурьевна на стекольном заводе, где директором был ее брат, изготовила стеклянную плиту с надписью: "Вы разделили участь великих людей, идущих впереди своего века, глубокочтимый Лев Николаевич. И раньше их жгли на кострах, гноили в тюрьмах и ссылках". Сейчас эта плита хранится в музее в Ясной Поляне.

Время шло своим чередом. У Елизаветы Меркурьевны уже появились внуки. По семейной традиции в престольный праздник Рождества вся семья собиралась в большом доме Бёмов на Васильевском острове. Елку обычно устанавливали в мастерской художницы, среди картин, мольбертов, банок с красками и кистей. Праздник всегда проходил весело: разыгрывались фанты, внуки-гимназисты отгадывали бабушкины загадки, которых она знала великое множество. И непременно звучал рояль, пела скрипка, исполнялись романсы.

В начале Первой мировой войны, на 71-м году своей жизни, уже овдовевшая, проводившая на фронт внуков, Елизавета Меркурьевна писала: "Я все еще не оставляю своих занятий, несмотря на слабость зрения и боль в изработанных руках...тружусь не в силу необходимости, а очень любя свое дело... Благодарю Бога за наслаждение, дарованное мне через призвание. А сколько замечательных людей оно мне доставило, сколько подарило дорогих, дружеских отношений..."

В том же 1914 году художница тихо и незаметно ушла из жизни. Но еще долго тысячи ее почтовых открыток с милыми лицами маленьких персонажей продолжали странствовать по России, неся в каждый дом добро и улыбку. Вернулись они наконец и к нам.


Пасхальная открытка, созданная художницей Елизаветой Бём

Елизавета Бём... В наши дни это имя известно не всем, а в конце 19 и начале 20 столетия Елизавета Бём пользовалась невероятной популярностью и поистине всенародной любовью. Ее работы были в коллекциях императорского семейства и других членов Дома Романовых, приобретал их и такой знаток искусства, как создатель знаменитой художественной галереи Павел Третьяков, но и в домах рабочих и в крестьянских избах находилось место для открыток Елизаветы Бём, расходившихся по всей Российской империи.
Тут следует напомнить, какое огромное значение вообще имели открытки в то время. Телефоны были редкостью и устанавливались преимущественно в больших городах, мобильную связь никто не мог вообразить даже в самых фантастических грезах, и людям приходилось писать письма, чтобы поддерживать отношения друг с другом. Конечно, эпистолярный жанр был популярен, тем более, что и почта работала прилично (не в пример нынешней). Однако для развернутого письма нужны были время, силы, душевный настрой... Сколько дружеских и любовных связей оборвалось из-за того, что письмо написать все некогда, некогда... А потом уже и незачем. Открытки произвели настоящую революцию в межчеловеческом общении - две-три фразы, этакая смс-ка столетней давности. А если открытка с симпатичным рисунком, значит, смс-ка со смайликом. И адресат уже знает, что где-то далеко его помнят и любят.



Естественно, при своей популярности открытки приняли на себя множество дополнительных функций - рекламы, политической агитации, виртуального путешествия по миру, распространения различных полезных знаний и презентации художественных произведений.
В России первые открытки (открытые письма) были введены в обращение 1 января 1872 года, но тогда они были без рисунков. Далеко не сразу открытки было решено как-то украшать. В 1894 году было дозволено выпускать "бланки открытых писем частного изготовления", и частная инициатива забила ключом. Уже в 1895 году стали выходить целые серии богато иллюстрированных открыток. Вскоре пальма первенства в этом деле перешла к известной благотворительной организации - Комитету попечения о сестрах милосердия Русско-турецкой войны, более известному как Община Святой Евгении. Женский благотворительный комитет решил, что выпуск и продажа иллюстрированных открыток дадут необходимые средства для помощи бывшим медсестрам и санитаркам, помогавшим нашим войскам на Балканах (там женщины оставили и здоровье и силы, а кто-то после ранений получил инвалидность и нуждался в серьезной поддержке). В 1898 году Община Святой Евгении выпустила первые иллюстрированные открытки, а в 20 веке стала лидером в этом бизнесе. К тому же Община первой решила устраивать специализированные киоски по продаже открыток, что тоже сыграло немалую роль в распространении этой продукции.


Киоск по продаже открыток от Общества Святой Евгении, 1913 год

В то время, как в России развивалось производство открыток, Елизавета Бём, самый популярный "открыточный" художник, овладевала мастерством. В девичестве она носила фамилию Эндаурова. Происходила художница из знатной семьи с далекими татарскими корнями. Ее предок по имени Индигир когда-то перешел на службу к московским князьям, и по велению великого князя Ивана III, деда Ивана Грозного, этот татарский род получил фамилию Эндауровы. К середине 19 столетия Эндауровы были уже полностью обрусевшим помещичьим семейством. Елизавета Меркурьевна Эндаурова родилась в 1843 году. Ее детство было связано с русской деревней - у родителей были имения под Ярославлем в Пошехонье и на Вологодчине. Лиза всегда любила деревню, хорошо знала деревенских людей, их нравы и обычаи. “Самые лучшие воспоминания у меня связаны с деревней и я сожалею тех детей, которые лишены этих радостей”, - говорила она. Русская деревня нашла отражение в ее лучших работах.




"Любовь к рисованию у меня была с самых малых лет, - вспоминала Елизавета Бём, - иначе себя не помню, как рисующей на всех кусочках бумаги, которые попадались мне в руки. В письмах к своим подругам петербургским я постоянно вкладывала свои рисуночки куколок и животных; и вот это-то и обратило внимание людей несколько понимающих, что мне следовало серьёзно заняться рисованием".
Родные решили развивать способности девочки. В 14 лет Лизу отдали в Рисовальную школу Общества поощрения художников в Санкт-Петербурге. Елизавета относилась к числу лучших учеников и окончила школу с серебряной медалью.
Но рисование для барышни из добропорядочной семьи должно было стать лишь увлечением - главным было замужество и материнство. В 1867 году Лиза вышла замуж. Ее избранником стал профессиональный музыкант, скрипач, преподаватель Петербургской консерватории Людвиг Бём. Брак был счастливым, у супругов родилось несколько детей. Но Елизавете все равно хотелось заниматься творчеством.

Первое, что пришло в голову молодой художнице, составить альбом из силуэтов, которые она готовила для себя и своих близких. Они годились для чего-то большего, чем оказаться в рамочках на стенах комнат в домах ее родственников. Работа над альбомом шла несколько лет. Дядя Елизаветы имел собственное Картографическое заведение, где печатались карты и атласы. Свой первый альбом, незатейливо названный "Силуэты", художница отнесла к дяде и попросила напечатать. Альбом, изданный в 1875 году, произвел фурор. Воодушевленная художница подготовила еще один альбом, "Силуэты из жизни детей", и выпустила его два года спустя.

Силуэты, как вид художественного творчества, в России стали популярны еще в 18 веке, в царствование Екатерины II, когда к ее двору прибыли несколько французских художников, работавших в такой манере. Но тогда силуэты вырезали из черной бумаги и накладывали на светлый фон. Бём разработала совершенно иную технику - она выполняла силуэты на камне и делала их отпечаток (литографию). Это позволяло уделять внимание мельчайшим деталям - травинкам, усикам животных, завиткам волос...


Автопортрет художницы в окружении детей, альбом "Из деревенских воспоминаний"

Альбомы художницы выходили один за другим. Она стала иллюстрировать детские журналы, книги сказок, буквари и другие издания для детей, делать открытки (они пользовались особой популярностью), рекламу, экслибрисы. Кроме силуэтов появились и ее акварельные и графические работы. Художественное сообщество, обычно строго оценивавшее картинки с детишками и кошками, творения Бём встречало восторженно.

Крамской, ее учитель в Рисовальной школе, писал: «И что за совершенство были эти силуэты! В них угадывалось даже выражение на лицах маленьких чернышей».
Илья Репин дружил с Бём. Он как-то подарил художнице свою картину, написав на обороте: «Елизавете Меркурьевне Бём в знак моего глубочайшего почитания ее таланта. Ее «черненьких» я люблю больше многих-многих беленьких».

Силуэт из книги "Пирог"

Художественный критик Стасов, человек довольно суровый, от которого на орехи доставалось всем маститым живописцам, называл Бём «самой даровитой из художниц» и утверждал, что в её силуэтах видны «душа, чувство, мысли, характеры, капризы, причуды, грация, шалости, милые затеи».
Удачными оказались и иллюстрации Бём к произведениям Тургенева и басням Крылова.

Герасим и Муму

Но все-таки именно открытки в русском стиле принесли Елизавете Бём настоящую славу, и в России, и за рубежом.

Продолжение следует.