Проблема патриотизма - толстой и достоевский. Высказывания известных людей о патриотизме

Мой друг, Отчизне посвятим Души прекрасные порывы! - Александр Пушкин

Те, кто радостно маршируют в строю под музыку (…) получили головной мозг по ошибке: для них и спинного было бы достаточно. Я настолько ненавижу героизм по команде, бессмысленную жестокость и весь отвратительный нонсенс того, что объединяется под словом „патриотизм“, равно как презираю подлую войну, что скорее готов дать себя разорвать на куски, чем быть частью таких акций - Альберт Эйнштейн.

Патриотизм - одно из наиболее глубоких чувств, закреплённых веками и тысячелетиями обособленных отечеств. - Владимир Ленин

Патриотизм - это изумительное чувство, которого не существует у людей, которые вслух произносят это слово. - Игорь Губерман.

Патриотизм есть, главным образом, уверенность в том, что данная страна является лучшей в мире, потому что вы в ней родились. Вы никогда не будете жить в спокойном мире, пока не выбьете патриотизм из человеческого рода. - Бернард Шоу

Права она или нет - это наша страна. - Стивен Декейтер

Душа и суть того, что обычно понимают под патриотизмом, есть и всегда была моральная трусость - Марк Твен.

Чтобы быть патриотом, надо было сказать и повторять: „это наша страна, права она или нет“, и призывать к маленькой войне. Разве не ясно, что эта фраза является оскорблением для нации? - Марк Твен

Патриот - это человек, служащий родине, а родина - это прежде всего народ. - Николай Чернышевский

Патриотизм - это готовность убивать и быть убитым по пошлым причинам - Бертран Рассел

Патриотизм - это не взрыв эмоций, а спокойная и прочная преданность, длящаяся на протяжении всей жизни человека. - Эдлай Стивенсон

На мой взгляд, является ужасным унижением, если душу контролируют по географическому признаку - Джордж Сантаяна

Правители должны не обвинять людей в отсутствии патриотизма, а сделать все от себя зависящее, чтобы они стали патриотами. - Томас Маколей

Патриотизм - добродетель порочного - Оскар Уайльд

Тот, кто не принадлежит своей Отчизне, не принадлежит и человечеству. Н. Г. Чернышевский

Чуждо ли нам, великорусским сознательным пролетариям, чувство национальной гордости? Конечно, нет! Мы любим свой язык и свою родину, мы больше всего работаем над тем, чтобы её трудящиеся массы (то есть 9/10 её населения) поднять до сознательной жизни демократов и социалистов. Владимир Ильич Ленин

Наша революция боролась с патриотизмом. Нам пришлось в эпоху Брестского мира идти против патриотизма. Мы говорили: если ты социалист, так ты должен все свои патриотические чувства принести в жертву во имя международной революции». (В. И. Ленин, ПСС, т.37, стр.213).

Патриотизм, это - такое чувство, которое связано с условиями жизни именно мелких собственников. (В. И. Ленин, ПСС, т.38, стр.133)

Долг сознательного пролетариата отстоять своё классовое сплочение, свой интернационализм, свои социалистические убеждения от разгула шовинизма патриотической буржуазной клики (В. И. Ленин, ПСС, т.26, стр.17)

Судьбы страны его (пролетариат) интересуют лишь постольку, поскольку это касается его классовой борьбы, а не в силу какого-то буржуазного, совершенно неприличного в устах с<оциал>-д<емократа> «патриотизма» (В. И. Ленин, ПСС. т.17, стр. 190)

Нет патриотов там, где речь идёт о налогах. Джордж Оруэлл

Не спрашивай, что твоя родина может сделать для тебя, - спроси, что ты можешь сделать для своей родины. Джон Кеннеди

Патриотизм - это последнее прибежище негодяя. Сэмюэл Джонсон (Биограф Джонсона, цитирующий это устное высказывание, поясняет, что речь шла не об искренней любви к отечеству, а о ложном патриотизме).

Патриотизм необязательно заключается в мятеже: можно ненавидеть своего короля и при этом не любить свою страну Сэмюэл Джонсон.

Патриотизм - это свирепая добродетель, из-за которой пролито вдесятеро больше крови, чем от всех пороков вместе. А. И. Герцен.

Патриотизм - это убеждение, что к людям, живущим по одну сторону от некой условной черты, проведённой на поверхности планеты, следует относиться лучше, чем к живущим по другую сторону. А все остальное - выбор аргументов почему это должно быть так. Виктор Олсуфьев

«Патриотизм» - чувство безнравственное потому, что, вместо признания себя сыном Бога, как учит нас христианство, или хотя бы свободным человеком, руководящимся своим разумом, - всякий человек, под влиянием патриотизма, признает себя сыном своего отечества, рабом своего правительства и совершает поступки, противные своему разуму и своей совести. Л. Н. Толстой.

Мне говорят: «Умри за Ирландию», а я отвечаю: «Пусть Ирландия умрёт за меня» Джеймс Джойс.

Не может быть ни патриотического искусства, ни патриотической науки. Иоганн Вольфганг Гёте

Мы прежде всего джентльмены, а уж потом - патриоты. Эдмунд Берк

Мой патриотизм - это не замыкание на одной нации; он всеобъемлющ, и я готов отказаться от такого патриотизма, который строит благополучие одной нации на эксплуатации других. Мохандас Карамчанд Ганди

Мерить дюйм на свой аршин патриотично, но утомительно. В. А. Шендерович

Любовь к собственному благу производит в нас любовь к отечеству, а личное самолюбие - гордость народную, которая служит опорою патриотизма. Н. М. Карамзин

Патриотизм - разрушительная, психопатическая форма идиотизма. Джордж Бернард Шоу

Каждый гражданин обязан умереть за отечество, но никто не обязан лгать ради него. Шарль Луи Монтескье

Истинный патриот - это человек, который, заплатив штраф за неправильную парковку, радуется, что система действует эффективно. Билл Воган

Иные так расхваливают свою страну, словно мечтают её продать. Жарко Петан

Если Ваша мать родила бы Вас на корабле, то Вы что, старались бы остаться в море навсегда? Эльчин Гасанов

Важно, чтобы ты был готов умереть за свою страну; но ещё важнее, чтобы ты был готов прожить жизнь ради неё. Теодор Рузвельт

В недавнее время патриотизм состоял в восхвалении всего хорошего, что есть в отечестве; ныне уже этого недостаточно, чтобы быть патриотом. Н. А. Добролюбов

В знаменитом словаре д-ра Джонсона патриотизм определяется как последнее прибежище негодяя. Мы берём на себя смелость назвать это прибежище первым. Амброз Гвиннет Бирс

Мне случалось говорить про патриотизм, указывая на его несовместимость с христианством. И всегда я встречал один ответ. Патриотизм дурной - да, но есть хороший. В чем же хороший, никто не сказал. Как будто патриотизм так же, как и эгоизм, может быть хороший и согласный с человечностью и христианством. Л. Н. Толстой

Патриотизм определяется мерой стыда, который человек испытывает за преступления, совершенные от имени его народа. Адам Михник

Патриотизм - достоинство порочного человека. Оскар Уайльд

Патриотизм не дан человеку, а задан ему, он должен быть отмыт от всей эгоистической, самоупоённой мерзости, которая к нему прилипает. С некоторым нажимом педали можно было бы сказать, что патриотизм надо «выстрадать», иначе ему грош цена. В особенности патриотизму русскому. Г. В. Адамович

Интеллект, патриотизм, христианство и твёрдое доверие к Нему, кто никогда не оставлял эту благословенную землю, по-прежнему в состоянии наилучшим образом уладить все существующие у нас сегодня трудности. Авраам Линкольн, Первая инаугурационная речь, 4 марта 1861 года

Патриотизм - означает поддержку своей страны. Это не означает, что патриотично поддерживать президента или иных должностных лиц. Только в той степени, в какой они служат интересам страны. Теодор Рузвельт

«Русский патриотизм проявляется только в критические минуты», – так сформулировал устойчивую закономерность активизации национального общественного сознания народа России великий русский ученый Н.Я. Данилевский в своем фундаментальном историко-социологическом исследовании «Россия и Европа»

«Русский патриотизм проявляется только в критические минуты», – так сформулировал устойчивую закономерность активизации национального общественного сознания народа России великий русский ученый Н.Я. Данилевский в своем фундаментальном историко-социологическом исследовании «Россия и Европа» (1, 44–58). Этот труд, который, как полагал Ф.М. Достоевский, станет настольной книгой каждого русского, более 150 лет оставался в России под спудом забвения, а имя Н.Я.Данилевского среди российских ученых не значилось. В отличие от Европы, где труды Н.Я.Данилевского пристально изучали (Шпенглер, Тойнби и др.), в России они были изъяты из научного знания.

Возвращение в память Отечества имени и трудов Николая Яковлевича Данилевского – событие огромного исторического смысла. В его пророческих трудах – весь спектр актуальных для современного знания проблем российской истории. Среди них – вопрос о патриотизме.

Во всех разрабатываемых и принимаемых ныне государственных концепциях и программах, касаются ли они национальной безопасности или реформы образования, патриотизм рассматривается как необходимая составная часть основы государственного мироустройства и общественного сознания. Государственная программа «Патриотическое воспитание граждан Российской Федерации на 2001–2005 годы» (2) определяет основные пути развития системы патриотического воспитания граждан всех слоев и возрастных групп, намечает мероприятия и целевое бюджетное финансирование, что говорит о чрезвычайной важности вопроса. В числе участников реализации программы – и Русская Православная Церковь.

Как тут не вспомнить, что еще недавно, в конце 80 – начале 90-х годов, шло активное развенчивание и осмеяние патриотизма русского народа, русского воина. Особенно усердствовал журнал «Огонек» и его главный редактор Коротич. Но прошло недолгое историческое время, и Правительство вынуждено признать: «события последних лет подтвердили, что экономическая дезинтеграция, социальная дифференциация общества, девальвация духовных ценностей оказали негативное влияние на общественное сознание большинства социальных и возрастных групп населения страны, резко снизили воспитательное воздействие российской культуры, искусства и образования как важнейших факторов формирования патриотизма, Стала все более заметной постепенная утрата нашим обществом традиционно российского патриотического сознания…. Возрождение патриотизма рассматривается как шаг к возрождению России» (2). Таков государственный заказ. Где же те пути и каковы средства, которыми можно возродить в народе святое чувство патриотизма?

Патриотизм как историческое явление становится очевидным, если вдуматься в смысл того народного чувства, которое мы обозначаем понятием «патриотизм» и которое, конечно же, означает не умозрительную любовь к красотам природы и чувство горделивого превосходства, но готовность всего народа и каждого человека положить на алтарь Отечества свои жизни, готовность добровольно принять смерть, самое страшное для человека? Русская история знает примеры массового патриотизма, когда каждый готов был «положить живот свой за други своя». Знает русская история и иные периоды, когда «народ безмолвствует»…

Самый небольшой экскурс в историю показал бы нам, что патриотизм – это тот оселок, который во все времена предельно выявляет истинные и ложные ценности, цели общественно-политических деятелей и их партий, реакцию народного сознания.

1914 год. Вспомним, сколько изворотливости требовалось большевикам в отстаивании интернационального лозунга «Соединенные Штаты Европы», их удивление и разочарование, когда даже в революционно-либеральной среде русского общества, которое всю вторую половину века расшатывало устои ненавистного ему царизма, зазвучал призыв к «защите отечества», что никак не соответствовало, шло вразрез с большевистскими призывами к поражению России в империалистической войне. Вождь революции неистовствовал: «Все писаки на тысячи ладов воспевают свободу и независимость «родины», «забыв слова «Коммунистического Манифеста»: «рабочие не имеют отечества» (3). Пришлось «временно» снять этот лозунг с повестки очередных задач революции.

1812 год. Русский народ, которому Наполеон обещал освобождение от крепостной зависимости, повсеместно стихийно развернул партизанскую войну, защищая свою веру и свои исконные ценности от вторжения чужеземцев.

1941 год. В 1941 году русский народ, переживший неслыханные тяготы, лишения, голод и разруху, массовые репрессии, которые обрушил на него новый режим атеистической власти, встал на защиту своего Отечества перед опасностью внешнего врага.

Данилевский подробно и глубоко анализирует патриотизм как историческое явление в контексте исследования истоков, основных причин и следствий, определяющих взаимодействие народов и правительств России и Европы на историческом поприще. Во второй половине 19 века это взаимодействие с Европой открыло практическую возможность неким общественным силам приступить к активной ломке всех основ жизнеустройства России, готовить открытые действия в широком общероссийском масштабе. К этому времени, – показывает Данилевский, – в массовом общественном сознании насаждаются чужеродные идеалы: «возвышенной и благородной любви к человечеству, чуждой всякого народного эгоизма и национальной узости взгляда», и «европеизма как единственного пути исторического будущего России», Известно, что в студенческие годы Н.Я.Данилевский привлекался вместе с Ф.М.Достоевским по делу «петрашевцев» и изнутри понял истинные мотивы идеологов революционно-демократических движений. Признание всякого превосходства европейского перед русским, непоколебимая вера в спасительную европейскую цивилизацию, как единственную, несущую прогресс, сопровождались нескрываемым презрением и ненавистью к «отсталой» России и ее народу. «Жалкая нация, нация рабов, сверху донизу – все рабы», – писал «великорусский» демократ Чернышевский о русском народе (4). Абсолютное большинство, – пишет Данилевский – ныне верует в то, что пройдены все переходные фазисы развития общечеловеческой жизни и все влилось в поток всемирно-исторического прогресса, которому остается течь до скончания веков…Выразителей этих взглядов Н.Я.Данилевский метко и точно называл «нашими гуманитарными прогрессистами».

Н.Я.Данилевский на основе научно-исторического анализа показал, ложность такого названного им «внешнего политического патриотизма», ничего общего не имеющего с истинным народным патриотизмом. Выразителям чисто внешнего политического патриотизма, которые вопреки логике их собственных взглядов стремятся крепить «внешнюю силу обороны» перед странами Европы, которым они поклоняются, стремясь во всем подражать, имеет в основе то, что, находясь под влиянием народного чувства, они как бы принуждают себя думать по схеме: «я люблю свое Отечество, но должен сознаться, что проку в нем нет никакого».По существу, – по словам Н.Данилевского, – они как бы желают свища с крепкою скорлупою.

Данилевский с неким сарказмом ставит вопрос так: если «европеизм заключает в себе все живое, что только есть в человечестве, столь же всесторонен, как и оно, в сущности, тождественен с ним, если все, что не подходит под его формулу, – ложь и гниль, предназначенные на ничтожество и погибель, как все неразумное, то не надобно ли скорее покончить со всем, что держится на иной почве своими корнями? Крепкая внешность сохраняет внутреннее содержание: всякая твердая плотная компактная масса труднее подвергается внешнему влиянию, не пропускает животворных лучей света, теплоты и оплодотворяющей влажности. Но тогда … казалось бы, к чему заботиться о скорлупе, не заключающей в себе здорового ядра, – особенно ж, к чему стараться о придании большей твердости этой скорлупе?» «Если Россия, наперекор истории, мнению и желанию самой Европы, наперекор внутреннему сознанию и стремлениям своего народа, все же захочет причислиться к Европе, то чтобы быть ей логической и последовательной, ничего не остается, как отказаться от самого политического патриотизма, от мысли о крепости, цельности, и единстве своего государственного организма, от обрусения своих окраин. Ибо эта твердость наружной скорлупы составляет только препятствие к европеизации России». Пагубность и нелепость для России подобного политического внешнего патриотизма Н.Я.Данилевский показал на конкретном историческом материале, обнажив сущнрость, истинные цели и намерения Европы относительно России.

Он писал, что Европа рассматривает европейскую, романо-германскую как единственно возможную цивилизацию для всего человечества, определяющую линейный поступательный путь развития человечества по пути так называемого прогресса.

Европа стремится видеть Россию носительницей и распространителем европейской цивилизации на Востоке, причем на том Востоке, который она, Европа, укажет: ни в Турцию, ни в Персию, ни в Китай, ни на Кавказ (не троньте благородное племя паладинов свободы) России устремляться не положено. Там интересы всех стран Европы. Ваша историческая миссия, – говорит Европа, – Средняя Азия («всяк сверчок знай свой шесток»).

Европа очень хорошо понимает, что силу и крепость общественному и политическому организму России дает народное начало, и все делает для ослабления именно этого народного начала (всегда поддерживает инородческие движения, покровительствует им в ущерб всему русскому….

Европа считает себя вправе называть, что она и делает, ультрарусскою ту партию в самой России, которая, разделяя претензию на принадлежность к Европе, не хочет в то же время подчинить частные русские интересы интересам общеевропейским?

Но, – предупреждает Данилевский, – Россия не есть Европа, она не принадлежит к Европе по праву своего рождения. Россия не питалась ни одним из тех корней, которые всасывала Европа из почвы ею же разрушенного древнего мира, – не питалась и теми корнями, которые почерпали пищу из глубин германского духа. Не составляла Россия части возобновленной Римской Империи Карла Великого, которая составляла как бы общий ствол, через разделение которого образовалось многоветвистое европейское дерево и так далее. Не знала Россия и гнета, а также воспитательного действия схоластики, не вырабатывала той свободы мысли, которая называлась протестантизмом. Россия не причастна ни европейскому добру, ни европейскому злу? Как же она может принадлежать Европе? И возможно ли, чтобы Россия как организм, столько времени питавшийся своими соками, вытягиваемыми своими корнями из своей почвы, присосался сосальцами к другому организму, дал высохнуть своим корням и из самостоятельного растения сделался чужеядным.

Россия для Европы, препятствие и весьма существенное в деле распространения европеизма и гуманитарности. Россия, сохраняющая самобытность славянского государства, лишняя для Европы.

И Данилевский делает вывод, что естественное и святое чувство народности на почве чисто политического внешнего патриотизма примирить со всем этим невозможно.

Россия в ХХ столетии теряла и восстанавливала свои государственные границы. Предавала забвению святое чувство патриотизма и вновь его обретала перед лицом внешнего врага. Настал критический час истории и вновь востребован патриотизм народа. Изучая Н.Я.Данилевского – великого патриота Российского Отечества, мы приходим к непреложному выводу, что патриотизм, не укорененный в традиции Православия, есть «свищ в скорлупе»», что истинный русский патриотизм народа основан на глубоком чувстве самоотвержения, героизма, любви к своему Отечеству, защите духовно-нравственных основ его бытия.

Народ самоотверженно, не щадя жизни, защищает только действительные ценности, охраняющие незыблемость народного бытия. В святоотеческих творениях, трудах русских мыслителей мы находим глубочайшее раскрытие той истины, что «смерть содержит, в себе аспект, исключительно важный для понимания смысла жизни человека и судьбы мира, а именно: смерть – истинная мера и окончательное испытание не только человека, но всей деятельности, всех ценностей, как действительных, так и тех, которые человек таковыми считает (5).

Отсюда следует, что истинными являются только те ценности, которые сильнее смерти. И воспитание патриотизма может быть плодотворным исключительно на основе истинных ценностей. Это главное.

Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II, обращаясь на Рождественских Чтениях (2000 г.) к школьному учительству подчеркивал, что: «Жизненно необходимо развивать в детях и подростках нравственное чувство, приверженность исконным духовным ценностям, любовь к Отечеству, его истории, культуре, языку, заботу о будущем».

Поборником истинного русского патриотизма выступал в середине XIX века великий русский ученый и патриот Отечества – Николай Яковлевич Данилевский.

Литература

1. Данилевский Н.Я. «Россия и Европа», М., 1995, с. 44–53.

2. Государственная программа «Патриотическое воспитание граждан Российской Федерации на 2001–2005 годы», утвержденная постановлением Правительства Российской Федерации от 16 февраля 2001 г. № 122. М., 2001.

3. Ленин В.И., Соч., т.21, с. 84, 285.

4. Чернышевский Н.Г. Избранные сочинения, т.5. М., 1932, с. 488.

5. Митрополит Амфилохий (Радович). Основы православного воспитания. Сборник статей. Пермь, 2000, с.160.

Н.Я. Данилевский и современность. К 180-летию со дня рождения

Сборник статей Материалы научной межрегиональной конференции, состоявшейся в г. Москве 28 ноября 2002 г., Тверь, \"Булат\", 2004, стр. 23-26.

Патриотическая мировоззренческая позиция достаточно ярко и отчетливо представлена как в отечественной общественной мысли, так и в массовом сознании. Вместе с тем российский патриотизм выражен посредством целого ряда разновидностей. Их можно усмотреть в позициях выдающихся мыслителей России по этому вопросу. Разнообразие взглядов объясняется тем, что, несмотря на внешнюю простоту, понятие патриотизма в действительности очень сложное. Кроме того, само по себе чувство патриотизма испытывает воздействие самых разнообразных факторов общественного развития.

Характерным для России приходится считать и постоянное наличие антипатриотических настроений. Более того, российский антипатриотизм следует рассматривать как социально значимое явление. Как правило, он выходит на поверхность общественной жизни в переломные периоды истории и оказывает существенное влияние на историческую судьбу России. По этой причине явление антипатриотизма заслуживает серьезного теоретического изучения. Однако начну с понятия патриотизма.

Патриотизм есть любовь к своей стране, чувство органической принадлежности к ней, взаимное чувство сопринадлежности к соответствующей общности, возникающее и существующее между людьми своей страны. Патриотизм — это, в частности, любовь к природе страны и другим ее особенностям, но гораздо более важно отношение к
человеку, выражающееся в заботе о сохранении его жизни и здоровья, личного достоинства, в стремлении обеспечить условия для благополучия и процветания.

Патриотизм оправдан прежде всего тем, что жизнь отдельного человека протекает в рамках специфических условий определенной страны, определенного государства. Это государство призвано обеспечить достойное существование своим гражданам. При этом органы государственной власти неизбежно должны руководствоваться соображениями национальной безопасности и защиты национальных интересов (то есть совокупных интересов всех граждан государства) на международной арене. Но из последнего прямо вытекает заинтересованность граждан в укреплении государства, в прочности его положения в составе мирового сообщества, в росте всемирного авторитета и уважения к нему со стороны правительств и народов других стран. Как показал исторический опыт, надежды на «отмирание» государства несостоятельны. Напротив, современная цивилизация идет по линии укрепления государства, в том числе по линии увеличения роли государства в международных делах. Неправительственные, негосударственные организации не способны вытеснить государство из международных отношений прежде всего потому, что только органы государственной власти в состоянии обеспечить национальную безопасность и защиту национальных интересов. Более того, это и есть один из важнейших аспектов самого смысла их существования и предназначения.

Патриотизм определяется и тем, что развитие все более широких и тесных контактов между народами, расширение и укрепление международного сотрудничества не ведут к уничтожению различий народов, стран и континентов. На этот аспект патриотизма обратил, например, особое внимание великий русский ученый Д. Менделеев: «Любовь к Отечеству или патриотизм, как вероятно небезызвестно читателям, некоторые из современных учений крайних индивидуалистов уже стремятся представить в худом виде, говоря, что ее пора заменить совокупностью общей любви к человечеству… Ложность такого учения становится, на мой взгляд, ясна не столько со стороны одних важнейших исторических услуг скопления народов в крупные государственные единицы, вызывающее самое возникновение
патриотизма, сколько со стороны того, что ни в коем будущем нельзя представить слияние материков и стран, уничтожение различий по расам, языку, верованиям, правлениям и убеждениям, а различия всякого рода составляют главную причину соревнования и прогресса… Любовь к Отечеству составляет одно из возвышеннейших отличий развитого общежитного состояния людей от их первоначального, дикого или полуживотного состояния» [Менделеев, 1907, с. 111 — 112].

Патриотизм оправдан также тем, что для человека естественна особая душевная привязанность к родным местам, где прошло его детство, где жили и трудились его родители и предки, та относительно ограниченная территория огромного земного шара, с которой связаны существенные события индивидуальной человеческой судьбы. Именно на этой территории человек чувствует себя наиболее непринужденно, здесь ему все наиболее понятно и близко. Как отмечено выше, патриотизм включает в себя и любовь к природе своей страны, но еще более важно ощущение родного духа страны, ее особой атмосферы, которая связана и с особенностями природы, и с особенностями народного характера и культуры. «Над Канадой небо синее, / Меж берез дожди косые, / Хоть похоже на Россию, / Только все
же не Россия», — поется в одной из известных бардовских песен. Любовь к родине поэтически выражена, например, в знаменитой строфе С. Есенина:

Если крикнет рать святая:
«Кинь ты Русь, живи в раю!»
Я скажу: «Не надо рая,
Дайте родину мою»
[Есенин, 1971, с. 83].

Понятие патриотизма выдвигает целый ряд проблем теоретического, мировоззренческого и практического характера. Одна из них — тождество и различие между любовью к своей стране и характером отношения к другим странам.

«Мы должны любить все народности, как свою собственную, — утверждал Вл. Соловьев. — Этою заповедью утверждается патриотизм как естественное и основное чувство, как прямая обязанность лица к своему ближайшему собирательному целому, и в то же время это чувство освобождается от зоологических свойств народного эгоизма и национализма…» Согласно Соловьеву, «…я должен так же хотеть истинного блага всем другим народам, как своему собственному» [Соловьев, 1988, с. 378]. Для этого прежде всего необходимо стремиться психологически глубоко понять другие народы, их дух и национальный характер.

Этот взгляд Соловьева был впоследствии оспорен целым рядом отечественных мыслителей. Например, С. Булгаков, в частности, писал: «Вл. Соловьев, развивая идею «национального альтруизма», выставил совершенно фальшивую и утопическую максиму: люби чужие национальности, как свою собственную. Это подобно тому, как если бы сказать: надо любить чужих жен и чужих детей, чужих друзей, как своих собственных. Эта идея неверна онтологически, ибо существуют такие отношения, которых сама их природа состоит в их исключительности». С точки зрения Булгакова, любовь к родине «не должна быть самоутверждающейся в ограниченности своей, которая оборачивалась бы враждой или презрительностью к другим народам, но она не может не быть исключительной» [Булгаков, 1993, с. 647 — 648].
Взгляды Ф. Достоевского на историческое предназначение и судьбу России принято характеризовать как почвеннические. Почвенничество (от слова «почва») — воззрение, отдающее приоритет всему своему, родному, отечественному над всем заимствованным и привнесенным из других стран. Почва вместе с тем противопоставлена понятию крови, то есть кровнородственным связям. Поэтому сторонники почвенничества под «своим», «родным», «отечественным» понимают то, что создано и произросло на территории данной страны, вне зависимости от того, представителями какой крови, какого этноса оно создано и взращено.

Вершиной развития мыслей Достоевского о России явилась его знаменитая «Пушкинская речь», произнесенная на празднике по случаю освящения памятника Пушкину в Москве 8 июня 1880 г. Центральным тезисом этой речи стала идея о «всемирной отзывчивости» русской души, о «всечеловечности» русского национального идеала. Достоевский настаивал на том, что русскому духу присущ особый дар «перевоплощения» в дух других народов и культур. Поэтому «стать настоящим русским, может быть и значит только… стать братом всех людей, всечеловеком». Именно с «всемирной отзывчивостью», «всечеловечностью» и даром «перевоплощения», возникшими, по Достоевскому, на основе православной культуры, и связывал писатель историческое призвание России. Оно состоит в том, чтобы «внести
примирение в европейские противоречия… указать исход европейской тоске в своей русской душе, всечеловечной и всесоединяющей, вместить в нее с братскою любовью всех наших братьев…» Достоевский полагал, что у России есть свой особый исторический путь, своя историческая миссия, отличные от исторического пути и миссии Запада. Он связывал историю и будущее России с православием, с развитием православной культуры. Именно православие взрастило «всемирную отзывчивость» русской души. И именно оно предопределит будущее России (цит. по [Пушкин, 1972 — 1990, т. 27, с. 5 — 25]).

Относительно самого факта патриотизма Достоевского не может, разумеется, возникнуть никаких сомнений. Однако теоретические взгляды великого русского мыслителя на смысл и предназначение России такие сомнения вызывают. Согласно В. Зеньковскому, идеи Достоевского в области софиологии России принадлежат к числу наиболее слабых мест его воззрений. Зеньковский отмечал, что, насколько силен Достоевский в большинстве тем своего творчества, «настолько же расплывчаты его указания на положительные пути «православной культуры»» [Зеньковский, 1991, с. 243].

И. Ильин отмечал, что Достоевский свел своеобразие России и русского характера к миссии благородной, но такой, которую следует считать служебно-посреднической. Очевидно, чтобы по-братски относиться к другим, необходимо сначала самому быть кем-то, — не говоря уже о том, что неплохо бы задуматься и над вопросом, насколько другие нуждаются в твоем братском сочувствии. «Тот, кто хочет быть «братом» других народов, — писал в этой связи Ильин, — должен сам сначала стать и быть, — творчески, самобытно, самостоятельно… растить свой дух, крепить и воспитывать инстинкт своего национального самосохранения, по-своему трудиться, строить, властвовать и молиться. Настоящий русский есть прежде всего русский и лишь в меру своей содержательной, качественной,
субстанциальной русскости он может оказаться и «сверхнационально» и «братски» настроенным «всечеловеком»… Национально безликий «всечеловек» и «всенарод» не может ничего сказать другим людям и народам» [Ильин, 1990, с. 334].

Помня изречение Ап. Григорьева о том, что «Пушкин — это наше все», давно ставшее аксиомой для всех, кто знаком хотя бы с азами русской культуры и кому она дорога, обратимся к размышлениям и взглядам великого поэта и мыслителя на тему о патриотизме. Широко известны пушкинские строки:

Пока свободою горим,
Пока сердца для чести живы,
Мой друг, Отчизне посвятим
Души прекрасные порывы!
[Пушкин, 1959 — 1962, т. 1, с. 65].

Однако Пушкин не ограничился только поэтическими призывами. Он серьезно и основательно размышлял на тему о патриотизме, не раз резко осуждая проявления антипатриотизма в близкой ему дворянской среде. Важнейшей чертой пушкинского мировоззрения следует считать его вдумчивое, уважительное отношение к прошлому, прежде всего к прошлому России. Глубокий интерес к истории России особенно возрастает после 1827 г., то есть в зрелый период, когда окончательно складываются либерально-консервативные убеждения поэта. О пушкинском отношении к прошлому России свидетельствует письмо к П. Чаадаеву, написанное в ответ на знаменитое первое из «Философических писем».

Замечу, что Чаадаева, несомненно, следует отнести к числу выдающихся русских философов, и его взгляд на российскую историю не сводится к тому, что было высказано в первом письме. Тем не менее факт едва ли не тотально отрицательной оценки Чаадаевым прошлого России, данной в первом «Философическом письме», сомнению не подлежит. Она не могла пройти мимо внимания Пушкина, тем более, что философ принадлежал к числу давних и близких друзей поэта.

Возражения Пушкина против высказанной Чаадаевым отрицательной оценки прошлого России можно свести к двум основным подходам: фактическому и ценностному. Прежде всего Пушкин не согласен с философом с точки зрения фактической. «Что же касается нашей исторической ничтожности, — писал поэт, -то я решительно не могу с вами согласиться… Войны Олега и Святослава и даже удельные усобицы — разве это не та жизнь, полная кипучего брожения и пылкой и бесцельной деятельности, которой отличается юность всех народов? Татарское нашествие — печальное и великое зрелище. Пробуждение России, развитие ее могущества, ее движение к единству… оба Ивана, величественная драма, начавшаяся в Угличе и закончившаяся в Ипатьевском монастыре, — как, неужели это не
история, а бледный полузабытый сон! А Петр Великий, который один есть целая всемирная история? А Екатерина Вторая, которая поставила Россию на пороге Европы? А Александр, который привел Вас в Париж?…» [Пушкин, 1992, с. 51].

Не соглашаясь с Чаадаевым с точки зрения фактической, Пушкин, однако, не ограничивается ею. Он выдвигает аргумент, основывающийся на подходе, который правомерно охарактеризовать как ценностный. Об этом говорят следующие его слова: «Клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество, или иметь другую историю, кроме истории наших предков, какой нам Бог ее дал» [Пушкин, 1992, с. 51]. Из этих слов можно заключить, что Пушкин исходит из того, что, с одной стороны, в прошлом ничего не изменишь, оно таково, каким состоялось («каким его Бог дал»). Поэтому сожаления по поводу прошедшей истории лишь неизбежно порождают чувство неудовлетворенности и не ведут ни к чему позитивному. Деяния предков могут быть поверены и оценены в полном объеме только нашими собственными деяниями. Право судить прошлое есть то, что следует заслужить. С другой стороны, мы обязаны прошлому уже самим фактом нашего существования. Следовательно, в истории всегда можно найти то, на что можно опереться, то, что станет источником духовного опыта для современности. Наше отношение к истории характеризует не столько прошлое, сколько нас самих, поскольку история — не линия, ведущая по прямой из прошлого через настоящее в будущее, а неисчерпаемый, не поддающийся окончательному обозрению кладезь духовного опыта. Из него современность отбирает то, что ей по силам, соответствует нравственной направленности и мере культурно-творческого потенциала. Поэтому, в небольшой мере заостряя пушкинскую мысль,
можно с уверенностью утверждать, что, согласно поэту, вполне оправданное стремление превзойти прошлое осуществимо лишь при условии, если не утрачивается наша связь с ним.

Ярко выраженный патриотизм — важнейшая черта пушкинского мировоззрения, как в целом, так и в политической его части. Пушкинский патриотизм сложился, конечно, в юности, под влиянием войны 1812 г. и вызванного ею всеобщего патриотического подъема. Однако особенно примечательно то, что Пушкин сохранял патриотическую настроенность на протяжении всей жизни, причем в последний период это чувство не только не иссякло, но возросло и укрепилось. Это следует подчеркнуть, в частности, в связи с тем, что мировоззрение немалого числа друзей его молодости претерпело метаморфозу.

Под влиянием очевидных недостатков российской жизни и под воздействием расхожего понимания либерализма, которое приобрело популярность в дворянской среде, часть прогрессивных деятелей того периода (среди которых были и близкие знакомые Пушкина) утратили остроту патриотического чувства. Патриотизм стал восприниматься как нечто немодное, несовременное, устаревшее. Воззрения Пушкина резко противостояли подобным взглядам. Более того, он сумел увидеть то, что нередко скрывалось за либеральной фразой, а именно — нелюбовь приверженцев поверхностного либерализма к России. Пушкин с возмущением писал о тех деятелях, которые, фрондируя своими либеральными воззрениями, в действительности «стоят в оппозиции не к правительству, а к России». О том, что
любовь к России была для поэта одной из наиболее значительных ценностей, свидетельствует, например, тот факт, что Пушкин не остановился перед тем, чтобы с упреком отнести своего друга князя Вяземского к «озлобленным людям, не любящим Россию». Впрочем, князь не принадлежал к числу радикальных либералов, поэтому применительно к нему слова Пушкина были явным преувеличением (цит. по [Франк, 1990, с. 409 — 410]). Тем не менее сам факт их появления нельзя не считать показательным.

О многом говорит и отношение Пушкина к польскому восстанию 1831 г. Признавая с принципиальной точки зрения право польского народа самостоятельно решать свою судьбу, Пушкин, однако, не считал возможным на этом основании жертвовать патриотическими убеждениями. Его особенно возмущали проявления восторга со стороны некоторых русских по поводу неудач российских войск, посланных на подавление восстания. «Грустно было слышать толки московского общества во время последнего польского восстания, — писал поэт. — Гадко было видеть бездушных читателей французских газет, улыбавшихся при вести о наших неудачах» (цит. по [Франк, 1990, с. 410]). Именно к этому периоду относится стихотворение «Клеветникам России». В нем поэт резко выступает не только против западной прессы, воспользовавшейся удобным поводом, чтобы обрушить на Россию все мыслимые и немыслимые обвинения, но и против тех представителей российского общества, которые, в силу своего по-детски
наивного и неосмысленного космополитизма, с удовольствием примыкали к подобным обвинениям. В отличие от последних, зрелый Пушкин отчетливо понимал, что благие и внешне невинные либеральные фразы могут использоваться недругами России в целях ее разрушения, и ни о каком космополитизме не может идти речи в международных отношениях, где непрерывно происходит ожесточенная борьба разноречивых национальных интересов.

Таким образом, патриотизм Пушкина связан с особой заботой о прочности российского государства. Эта забота выражается как в аспекте международном, так и во внутреннем. Пушкин допускает любые преобразования внутри страны, но при одном важнейшем условии, — чтобы они не ставили под угрозу прочность и само существование российского государства. Именно этим, в частности, объясняется его установка, которую можно характеризовать как «прогресс без хирургического вмешательства». В аспекте международном действует аналогичный принцип: любые изменения могут быть приняты, но при том же условии — обеспечении прочности и устойчивости российского государства.

Ярко выраженная установка на обеспечение прочности и сохранности государства отчетливо выделяет Пушкина из среды независимых и оппозиционных русских мыслителей XIX в. (к которым, разумеется, следует относить поэта). В подавляющем большинстве случаев российские оппозиционеры проявляли поразительное легкомыслие в вопросе о прочности государственных устоев, полагая ее как нечто само собой разумеющееся, не требующее особой заботы и попечения. Настаивая на радикальных реформах или революции, они совершенно упускали из виду то обстоятельство, что любое преобразование общества сохраняет позитивный смысл до той поры и в тех пределах, пока не подвергает обвальному разрушению сами основы государственности. Игнорирование этого обстоятельства следует отнести к проявлениям инфантилизма и незрелости, — если, конечно, исключить случаи намеренного (под предлогом необходимости перемен) разрушения государства, чтобы в образовавшемся хаосе и неизбежной неразберихе «ловить рыбку в мутной воде».

Пушкинский патриотизм имеет еще один аспект, о котором невозможно не упомянуть. Он оказывается тесно связанным с глубоким пониманием значения для жизни всякого человека почтительного отношения к предкам, к домашнему очагу, семейным традициям, к «пенатам». Тесная связь патриотизма и семьи в ее широком понимании — как непрерывности ряда поколений — органична для пушкинского мировоззрения:

Два чувства дивно близки нам —
В них обретает сердце пищу:
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.
На них основано от века
Самостоянье человека,
Залог величия его…
Животворящая святыня!
Земля была без них мертва,
Без них наш тесный мир — пустыня,
Душа — алтарь без божества
[ Пушкин, 1959 — 1962, т. 2, с. 596].

Таким образом, уважение к предкам, любовь к семье и патриотизм для Пушкина неразделимы.

Вытравить патриотическую идею из сознания людей, полностью заменив ее классовой, — такую задачу ставили большевики в первый период своего правления с 1917 приблизительно по 1935 — 1937 гг. Антипатриотическая установка была непосредственным продолжением линии большевиков дооктябрьского периода и наиболее ярко выразилась в ленинском лозунге поражения своего отечества в Первой мировой войне. Это была единственная партия не только в России, но и в Европе (за исключением отдельных социал-демократических групп в Германии), выдвинувшая идею пораженчества. Именно поэтому германским командованием и была оказана существенная помощь в переброске в 1917 г. большой группы большевиков из Швейцарии в Россию, а также отпущены значительные средства на революционную пропаганду, направленную на разложение армии и ослабление России. Помимо знаменитого вагона, в котором были переправлены В. Ленин и его непосредственное окружение, Германия способствовала направлению в Россию еще около четырехсот большевиков-эмигрантов.

Установка на «мировую революцию», основанная на сугубо классовом, антипатриотическом подходе, оставалась официальной партийной установкой вплоть до середины 1930-х гг. Исходя из нее трактовались важнейшие факты истории России; по сути вся дооктябрьская история грубо искажалась, фальсифицировалась и очернялась. Так, в первом издании Малой советской энциклопедии с сугубо классовых и тенденциозных позиций освещалась деятельность выдающихся патриотов России, выпячивались и преувеличивались их отрицательные черты, замалчивался их вклад в становление и развитие российской государственности. Об Александре Невском говорилось: «.. .оказал ценные услуги новгородскому торговому капиталу (слово «капитал» в условиях 1920-х — начала 1930-х гг. ассоциировалось
со всем темным, злым, «плохим». — В. Ш.)… подавлял волнения русского населения, протестовавшего против тяжелой дани татарам. «Мирная» политика А. была оценена ладившей с ханом русской церковью: после смерти А. она объявила его святым» [Малая… 1929, т. 1, с. 216]. Козьма Минин характеризовался в энциклопедии так: «Минин-Сухорук… нижегородский купец, один из вождей городской торговой буржуазии… Буржуазная историография идеализировала М.-С. как бесклассового борца за единую «матушку Россию» и пыталась сделать из него национального героя» [Малая… 1929 — 1931, т. 5, с. 229]. Его сподвижник, князь Дмитрий Пожарский: «П… князь, ставший во главе ополчения, организованного мясником Мининым-Сухоруким на деньги богатого купечества. Это ополчение покончило с крестьянской революцией» [Малая… 1929 — 1931, т. 6, с. 651].
О Петре Первом авторы энциклопедии писали: «П. I… был ярким представителем российского первоначального накопления. Соединял огромную волю с крайней психической неуравновешенностью, жестокостью, запойным пьянством и безудержным развратом» [Малая… 1929 — 1931, т. 6, с. 447].

Только во второй половине 1930-х гг. советская партийно-государственная идеология перешла на патриотические позиции. Со стороны высшего руководства, прежде всего Сталина, это был, скорее всего, вынужденный шаг, обусловленный потребностями приближающейся Второй мировой войны. Тем не менее с этого времени в идеологии патриотический элемент стал присутствовать постоянно. Например, кинофильмы (все они выходили на экран только с личного одобрения Сталина) «Петр Первый» (1937), «Александр Невский» (1938), «Минин и Пожарский» (1939), «Суворов» (1940) — кинопоэмы, в художественной форме (правда, в достаточно примитивной, что вполне объяснимо условиями времени) раскрывшие выдающуюся роль этих людей в истории России. Такого рода произведения
воспитывали гордость за свою страну, за ее прошлое, способствовали формированию патриотического чувства.

Таким образом, в российской истории, наряду с яркими патриотическими проявлениями, обнаруживаются и опасные черты антипатриотизма. Как было отмечено выше, антипатриотизм явственно заявил о себе в период, примыкающий к 1917 г. Едва ли не менее отчетливо он, к сожалению, проявился и в годы, примыкающие к 1991-му, когда немалая часть российских средств массовой информации была активно занята целенаправленной дискредитацией патриотизма.
«Демократический» антипатриотизм продемонстрировал внутреннюю связь антипатриотического настроения с ощущением собственной неспособности обдуманно и планомерно решать стоящие перед страной проблемы в интересах ее граждан, с болезненно-неврастеническим восприятием российских недостатков (а их немало, впрочем, как и в других странах). Неврастеничность антипатриотического настроения порождает в теории тенденцию отказывать России в праве быть полноценной цивилизацией в составе мирового сообщества, стремление теоретически обосновать радикальную и стремительную переделку фундаментальных оснований российского общества. На практике это выражается в исчерпывающем переводе понятия патриотизма из нравственно-гуманитарной сферы в сферу политическую, в превращении патриотизма в разменную карту политической борьбы.

Вообще говоря, перевод вопроса о патриотизме из нравственно-гуманитарной в плоскость политическую чреват расколом общества, обострением конфронтации. При этом понятие патриотизма неизбежно отдается на откуп самым крайним, экстремистским политическим силам. Последние приобретают шанс повысить свою популярность, беззастенчиво спекулируя на понятии патриотизма, остающемся святым для большинства граждан.

В период 1991 — 1998 гг. политиками и журналистами «демократического» направления (или теми, кто демократической вывеской прикрывал свои узкокорыстные, эгоистические устремления) нередко цитировались слова, приписываемые то Л. Толстому, то Б. Шоу: «Патриотизм — последнее прибежище негодяев». В действительности это изречение принадлежит английскому литератору XVIII в. С. Джонсону [Сборник… 1967, с. 126]. Смысл его в том, что негодяям свойственно маскировать свои намерения самыми святыми в глазах большинства людей духовными ценностями. К числу таких ценностей относится и патриотизм, в глазах автора изречения — ценность самая святая, высшая. Именно поэтому он и оказывается » последним» прибежищем. Сам Джонсон был членом консервативной партии
(партии тори), горячим патриотом Великобритании.

Особую позицию в рассматриваемом вопросе занимал Толстой, чьи теоретические взгляды на патриотизм (как и на многие другие вопросы) отличались своеобразием. Действительно, в его публицистических статьях встречаются выражения: «патриотизм есть рабство», «злодейства всегда вытекают из патриотизма», войны порождаются «желанием исключительного блага своему народу», а потому «для того, чтобы уничтожить войну, надо уничтожить патриотизм». Последнее высказывание свидетельствует о том, что Толстой путал патриотизм с эгоистическим национализмом, который как раз и есть «желание исключительного блага своему народу». Не проводил он четкого различия и между патриотизмом и имперскими притязаниями. Об этом говорит, например, следующее высказывание Толстого: «Если христианство истина и мы хотим жить в мире, то нельзя сочувствовать могуществу своего Отечества, но надо радоваться ослаблению его и содействовать этому… Мы, члены больших государств, не только перестанем желать присоединять к себе новые народности и государства, а будем радоваться, когда покоренные народы будут от нас освобождаться, и будем содействовать этому, и так будем содействовать этому, и так будем воспитывать молодые поколения; русские будут содействовать освобождению Польши, Финляндии, Остзейского края, Армении…» [Толстой, 1928 — 1958, т. 39, с. 31, 38].

Отмечу, что позиция Толстого, как отчетливо видно из последних слов, характеризуется внутренним благородством. Великий русский писатель проявляет заботу о других народах, обеспокоен их судьбой. Вместе с тем он явно путает патриотизм с совершенно не оправданной, по меньшей мере, в современную эпоху, политикой колонизации, и не оправданным никогда, ни в какие эпохи, стремлением поработить другие народы.

Самого Толстого — как человека, а не как теоретика — трудно заподозрить в нелюбви к России. Напротив, можно с достаточной уверенностью утверждать, что все его размышления — как на тему о патриотизме, так и на другие темы продиктованы горячей любовью к народу России, прежде всего к «простому» народу. Они, несомненно, продиктованы чувством сострадания к бедам народным, сочувствием к «униженным и оскорбленным». Широко известно, что Толстой предпринимал колоссальные усилия по просвещению русского народа, по подъему его нравственного,
образовательного и культурного уровня. Но сегодня хорошо известно и то, что теоретические построения и концепции Толстого нередко отличались противоречивостью. Особенно характерна для них терминологическая путаница, под которой бывает непросто усмотреть гениальные прозрения, содержащиеся во многих теоретических размышлениях писателя и философа, отличить их от явных заблуждений русского гения. Для подтверждения сказанного приведу еще одну мысль Толстого на тему о патриотизме: «Восстановительный патриотизм покоренных, угнетенных народов — армян, поляков, чехов, ирландцев и т.п. едва ли не самый худший, потому что самый озлобленный и требующий наибольшего насилия». «Мелкие угнетенные народности, реагируя против давящего их патриотизма покорителей, до такой степени заразились от угнетающих их народностей этим отжившим, ставшим ненужным, бессмысленным и вредным чувством патриотизма, что вся их деятельность сосредоточена на нем и что они сами, страдая от патриотизма сильных народов, чтобы совершить его над другими народностями из-за того же патриотизма то самое, покорившие их народности производили и производят над ними» [Толстой, 1928 — 1958, т. 90, с. 244].

В этих высказываниях глубоко подмечены те особенности патриотизма малых и угнетенных народов, которые способствуют перерождению здорового чувства патриотизма в болезненное чувство агрессивного национализма. Факты такого перерождения имеют место и сегодня, в начале XXI в., в том числе и на постсоветском пространстве. Однако агрессивный национализм — это именно переродившийся патриотизм, ставший по основным параметрам противоположностью патриотизма. Наличие тенденций и возможности извращений в понимании патриотизма, конечно, не может быть аргументом для отказа от патриотизма как одной из высших ценностей человеческого бытия.

Шаповалов Виктор Федорович — доктор философских наук, профессор философского факультета Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Булгаков СМ. Соч. В 2 т. Т. 2. М., 1993.
Есенин С. Стихотворения и поэмы. М., 1971.
Зеньковский В. В. История русской философии. В 2 т. Т. 1. Л., 1991.
Ильин И. Пророческое призвание Пушкина // Пушкин в русской философской критике. М., 1990.
Малая советская энциклопедия. В 10 т. М., 1929 — 1931.
Менделеев Д. И. К познанию России. СПб., 1907.
Пушкин А. С. Письмо к П. Я. Чаадаеву // Русская идея. М., 1992.
Пушкин А. С. Полн. собр. соч. В 30 т. Л., 1972 — 1990.
Пушкин А. С. Собр. соч. В 10 т. М., 1959 — 1962.
Сборник крылатых слов и выражений. М., 1967.
Соловьев В. С. Соч. В 2 т. Т. 1. М., 1988.
Толстой Л. Н. Полн. собр. соч. В 90 т. М. -Л., 1928 — 1958.
Франк С. Пушкин как политический мыслитель // Пушкин в русской философской критике. М., 1990.

Публикуется по: «Общественные науки и современность», № 1, 2008, С. 124-132