Особенности композиции поэмы Н. В. Гоголя Мертвые души. Особенности сюжета и композиции поэмы "мертвые души"

Сюжет и композиция "Мертвых душ" обусловлены предметом изображения -- стремлением Гоголя постичь русскую жизнь, характер русского человека, судьбу России. Речь идет о принципиальном изменении предмета изображения по сравнению с литературой 20--30-х гг.: внимание художника переносится с изображения отдельной личности на портрет общества.

В образе дороги воплощен и житейский путь героя ("но при всем том трудна была его дорога..."), и творческий путь автора: "И долго еще определено мне чудной властью идти об руку с моими странными героями..." Мало того, что Чичиков путешествует в ней, то есть благодаря ей оказывается возможным сюжет путешествия; бричка мотивирует еще появление характеров Селифана и коней; благодаря ей удается спастись от Ноздрева; бричка сталкивается с каретой губернаторской дочки и таким образом вводится лирический мотив, а в конце поэмы Чичиков даже предстает как похититель губернаторской дочки. Бричка как бы наделяется собственной волей и иногда не слушается Чичикова и Селифана, едет своей дорогой и под конец вываливает седока в непролазную грязь -- так герой не по своей воле попадает к Коробочке, которая встречает его ласковыми словами: "Эх, отец мой, да у тебя-то, как у борова, вся спина и бок в грязи! Где так изволил засалиться?" Кроме того, бричка как бы определяет кольцевую композицию первого тома: поэма открывается разговором двух мужиков о том, насколько прочно колесо брички, а завершается поломкой того самого колеса, из-за чего Чичикову приходится задержаться в городе. Сюжет путешествия дает Гоголю возможность создать галерею образов помещиков. При этом композиция выглядит очень рационально: экспозиция сюжета путешествия дана в первой главе (Чичикова знакомится с чиновниками и с некоторыми помещиками, получает у них приглашения), далее следуют пять глав, в которых "сидят" помещики, а Чичиков ездит из главы в главу, скупая мертвые души. Гоголь в "Мертвых душах", как и в "Ревизоре", создает абсурдный художественный мир, в котором люди утрачивают свою человеческую сущность, превращаются в пародию на возможности, заложенные в них природой. Стремясь обнаружить в персонажах признаки омертвения, утрату одухотворенности (души), Гоголь прибегает к использованию предметно-бытовой детализации. Каждый помещик окружен множеством предметов, способных его характеризовать. Детали, связанные с определенными персонажами, не только живут автономно, но и "складываются" в своего рода мотивы. Например, с Плюшкиным связан мотив запустения, омертвения, деградации, в результате нагнетания которого возникает гротескный метафорический образ "прорехи на человечестве". С Маниловым -- мотив переслащенности, создающий своего рода пародию на героя сентиментальных романов. Положение в галерее образов помещиков тоже характеризует каждого из них. Распространено мнение, что каждый последующий помещик "мертвее" предыдущего, то есть, по словам Гоголя, "следуют у меня герои один пошлее другого". Но именно ли это имел в виду Гоголь? Является ли Плюшкин наихудшим из всех? Ведь это единственный герой, у которого есть предыстория, лишь на его лице мелькнуло подобие жизни, "вдруг скользнул какой-то теплый луч, выразилось не чувство, а какое-то бледное отражение чувства". Поэтому нельзя судить о Плюшкине как о наихудшем -- просто сама мера пошлости к шестой главе становится нестерпимой. Шестую главу Ю. Манн считает переломной. Эволюция Плюшкина вводит в поэму тему изменения к худшему. Ведь Плюшкин -- единственный некогда "живой" предстает в самом омерзительном обличье мертвой души. Именно с этим образом связано лирическое отступление в шестой главе о пламенном юноше, который "отскочил бы с ужасом, если бы показали ему его же портрет в старости". Поэтому шестую главу мы можем назвать кульминационной в поэме: представляя трагическую для Гоголя тему изменения к худшему, она и завершает сюжет путешествия, ведь Плюшкин -- последний из помещиков, кого посетил Чичиков. Итак, сюжет путешествия исчерпан, но в поэме еще есть пять глав: следовательно в основе произведения лежит еще какой-то сюжет. Таким сюжетом, с точки зрения Ю. Манна, оказывается миражная интрига. В самом деле, цель путешествия Чичикова миражна в самом прямом смысле слова: он покупает "один неосязаемый чувствами звук". Завязка миражной интриги происходит во время разговора с Маниловым, когда странный гость предлагает хозяину "негоцию". В этот момент проясняется цель путешествия Чичикова. Покупка "мертвых", которые, впрочем, значились бы по ревизии как живые", предпринимается героем для совершения мошенничества на законном основании: он хочет не только приобрести вес в обществе, но и заложить свою странную покупку в опекунский совет, то есть получить деньги. В сущности, путешествие Чичикова -- бесконечная погоня за миражем, за пустотой, за ушедшими из жизни людьми, -- за тем, что не может быть в воле человеческой.

И по законам гоголевского художественного мира мираж начинает материализоваться, обретать реальные черты. Чем больше мертвых скупает Чичиков, тем все весомее оказывается его покупка: мертвые души оживают, становятся реальностью. В самом деле, зачем Собакевич начинает расхваливать своих умерших крестьян и говорит полную бессмыслицу: "Другой мошенник обманет вас, продаст вам дрянь, а не души; а у меня что ядреный орех, все на отбор". Хочет ли он, расписывая достоинства каретника Михеева, плотника Степана Пробки, сапожника Максима Телятникова, кирпичника Милушкина, просто обмануть Чичикова? Но ведь это невозможно, оба прекрасно понимают, что их просто нет и все их качества в прошлом. Дело скорее не в обмане, а в непреднамеренности Собакевича: точно так же он будет описывать достоинства своих крестьян и в городе, уже после совершения купчей крепости, когда никакой обман уже не понадобится: купленные Чичиковым мертвые души становятся на наших глазах живыми, и помещики говорят о них как о живых. "Оживают" купленные крестьяне и в начале седьмой главы, когда Чичиков составляет документы для совершения купчей крепости, и "странное, непонятное ему самому чувство овладело им". "Казалось, как будто мужики еще вчера были живы". Автор как бы перехватывает внутренний монолог своего героя, рассказывает о судьбе крестьян, в которых воплотились все стороны русского народного характера.

К началу седьмой главы сюжет путешествия исчерпывается -- Чичиков приезжает в город для оформления купчей. Этот момент, счастливая развязка сюжета путешествия, оказывается кульминацией миражной интриги: мираж, в погоню за которым был устремлен Чичиков, материализуется юридически, герой становится херсонским помещиком и сам забывает о том, "что души не совсем настоящие". Пустота, фикция, скупаемая Чичиковым, получает полновесный юридический статус! Он начинает жить своей жизнью, рождает в городе множество слухов, обрастает все более и более правдоподобными подробностями. Крестьяне, купленные без земли, оказывается, покупаются на вывод в Херсонскую губернию; там есть река и пруд; отмечая покупку, пили за благоденствие крестьян и счастливое их переселение; по возвращении Чичикова Селифан получает кое-какие хозяйственные приказания: "собрать всех вновь переселившихся мужиков, чтобы сделать всем лично поголовную перекличку". И в тот момент, когда герой сам забывает о характере своей "негоции", в городе появляются Ноздрев и Коробочка, которые разбивают хрустальный мираж Чичикова. Но разбившись, мираж, подобно осыпающемуся зеркалу, образует множество осколков, в которых отражается в искаженном свете его творец -- Чичиков. Он в суждениях жителей города оказывается миллионщиком, делателем фальшивых ассигнаций, похитителем губернаторской дочки, Наполеоном, бежавшим с острова, капитаном Копейкиным. Именно в последних четырех главах поэмы конкретизируется образ губернского города NN. В черновиках времен работы над первым томом писатель сформулировал смысл этого образа "Идея города, Возникшая до высшей степени Пустота. Пустословие, Сплетни, перешедшие пределы, как все это возникло из безделья и приняло выражение смешного в высшей степени". " Миражная интрига завершается в тот момент, когда прекращаются все сплетни о Чичикове. Конец им кладет смерть прокурора. Все внимание горожан переключается на это событие. Только после этого Чичиков, забытый, уезжает из города. Идейно-композиционная роль образа Чичикова предопределена в первую очередь тем, что ему принадлежит идея аферы, для ее осуществления ему предоставлено право свободного передвижения по художественному пространству поэмы, с ним автор не расстается почти никогда. Стоить отметить особо, что, не будь Чичикова, не было бы ни сюжета путешествия, ни самой поэмы. Но не они, не его судьба являются главным предметом изображения у Гоголя. Именно специфика предмета изображения заставляет нас обратиться к жанровому своеобразию произведения

Жанровая природа гоголевского произведения сложна и не проста для определения. Сам писатель попытался указать на своеобразие "Мертвых душ", назвав свою книгу поэмой, однако он не дал расшифровки этого понятия, что заставляет читателей и исследователей Гоголя -- с момента выхода книги и по сей день -- искать ключ к трактовке ее жанрового облика. Можно ли считать "Мертвые души" романом? Говоря о романе, обычно имеют в виду эпическое произведение большой художественной формы, в котором повествование сосредоточено на судьбах отдельной личности в ее отношении к окружающему миру, на становлении, развитии ее характера и самосознании.

В том случае, если бы рассказ о происхождении, воспитании и попытках героя обеспечить себе "жизнь во всех довольствах, со всеми достатками" появился бы в начале повествования, лица и события объединились бы вокруг героя, встали бы в связь с его судьбой, превратив "Мертвые души" в роман, роман плутовского типа, где антигерой проходит через ряд удач и поражений. Но похождения Чичикова для Гоголя -- только путь к решению другой, главной для него задачи. В чем она состояла? Вернемся к тому определению, которое сам Гоголь дал "Мертвым душам". Он назвал свое произведение поэмой, подобно тому как Пушкин считал "Евгения Онегина" "романом в стихах". Произведение Гоголя можно по праву назвать поэмой. Это право ему дано поэтичностью, музыкальностью, выразительностью языка, насыщенного такими образными сравнениями и метафорами, какие можно встретить разве что в поэтической речи. А главное -- постоянным присутствием автора, что делает "Мертвые души" произведением лиро-эпическим. Вся действительность, изображенная в ней, проходит сквозь призму авторского сознания. В лирических отступлениях Гоголь ставит и решает литературные вопросы.

Своеобразная жанровая структура "Мертвых душ" позволяет Гоголю изобразить картину нравов всей России, показывая при этом общее, а не частное, не историю жизни одного человека, а "разнообразную кучу" русских характеров. Лирическое начало выводит эти наблюдения на уровень философских размышлений о судьбе России в семье человечества.

Композиция «Мертвых душ» стройна и по-пушкински соразмерна.

Всего в 1-м томе 11 глав. Из них глава I представляет собою развернутую экспозицию. Следующие 5 глав (II-VI), завязывая и развивая действие, вместе с тем представляют собой как бы 5 законченных новелл-очерков, в центре каждой из них -- развернутый портрет одного из помещиков губернии, куда приехал Чичиков в надежде осуществить задуманную им аферу. Каждый портрет -- это определенный тип.

В следующих пяти главах (VII-XI) рисуются преимущественно чиновники губернского города. Однако построены эти главы уже не как отдельные очерки с одним главным персонажем в центре, а как последовательно развивающаяся цепь событий, принимающих все более сюжетно напряженный характер.

Глава XI завершает 1-й том и вместе с тем как бы возвращает читателя к началу повествования.

В главе I рисуется въезд Чичикова в город NN, и уже делается намек на завязку действия. В главе XI происходит развязка, герой спешно выезжает из города, и здесь же дается предыстория Чичикова. В целом глава представляет собой и завершение сюжета, его развязку, и экспозицию, "разгадку" характера главного героя и объяснение тайны его странной "негоции", связанной с покупкой мертвых душ.

Изучая систему образов в «Мертвых душах», особо следует задуматься над особенностями типизации характеров, в частности образов помещиков. Обычно при всей их индивидуальной неповторимости в них акцентируется социальные черты помещиков-крепостников периода начавшегося в России разложения феодальной системы, о чем, в частности, говорится во всех школьных и вузовских учебниках.

В целом это правильно, но далеко не достаточно, поскольку при таком подходе остается неуясненной необычная широта художественного обобщения в этих образах. Отражая в каждом из них разновидность социального типа помещика-крепостника, Гоголь этим не ограничивался, ибо для него важна не только социально-видовая определенность, но и общечеловеческая характерность изображаемого художественного типа. Подлинно художественный тип (в том числе и у Гоголя) всегда шире любого социального типа, потому что он рисуется как индивидуальный характер, в котором социально-видовое, сословно-групповое сложно соотносится с социально-родовым, целостно-личностным, общечеловеческим -- с большим или меньшим преобладанием одного из этих начал. Вот почему в художественных типах Гоголя содержатся черты, характерные не только для помещиков или чиновников, но и для других классов, сословий и социальных прослоек общества.

Примечательно, что сам Гоголь неоднократно подчеркивал незамкнутость своих героев социально-сословными, социально-видовыми, узко групповыми и даже временными рамками. Говоря о Коробочке, он замечает: "Иной и почтенный, и государственный даже человек, а на деле выходит совершенная Коробочка" . Мастерски охарактеризовав "широкую" натуру "исторического человека" Ноздрева, писатель и в этом случае не приписывает все его многообразные свойства исключительно помещику-крепостнику своей эпохи, утверждая: "Ноздрев долго еще не выведется из мира. Он везде между нами и, может быть, только ходит в другом кафтане; но легкомысленно непроницательны люди, и человек в другом кафтане кажется им другим человеком" .

При всей своей несомненной социально-психологической ограниченности характеры гоголевских персонажей далеки от схематической одномерности, это живые люди с массой индивидуальных оттенков. Тот же, по словам Гоголя, «многосторонний человек» Ноздрев с его «букетом» отрицательных качеств (кутила, игрок, беспардонный враль, драчун и пр.) в чем-то по своему симпатичен: своей неуемной энергией, умением быстро сходиться с людьми, своеобразным демократизмом, бескорыстием и нерасчетливостью, отсутствием скопидомства. Беда только в том, что все эти человеческие качества приобретают у него уродливое развитие, они не освещены каким-либо смыслом, подлинно человеческими целями.

Есть свои положительные зачатки в характерах и Манилова, и Коробочки, и Собакевича, и даже Плюшкина. Но это, точнее, остатки их человечности, которые еще больше оттеняют восторжествовавшую в них под влиянием среды бездуховность.

Если, к примеру, Лермонтов изображал преимущественно сопротивление «внутреннего человека» окружающим его внешним обстоятельствам жизни, то Гоголь сосредоточивает в «Мертвых душах» внимание на его подчинении этим обстоятельствам, вплоть до «растворения» в них, акцентируя внимание, как правило, на конечном результате этого процесса. Так представлены Манилов, Коробочка, Ноздрев. Но уже в изображении Собакевича присутствует и иная тенденция -- понять истоки процесса духовного омертвления человека: «Родился ли ты уж так медведем, -- говорится в поэме о Собакевиче, -- или омедведила тебя захолустная жизнь, хлебные посевы, возня с мужиками, и ты через них сделался то, что называют человек-кулак» .

Чем больше человек теряет человеческие качества, тем в большей мере Гоголь стремится докопаться до причин его душевной омертвелости. Именно так он поступает «прорехой на человечестве» Плюшкиным, развертывая его жизненную предысторию, рассказывая о той поре, «когда он только был бережливым хозяином», «был женат и семьянин» примерный, когда в его «глазах был виден ум; опытностью и познанием света была проникнута речь его, и гостю было приятно его слушать; приветливая и говорливая хозяйка славилась хлебосольством; навстречу выходили две миловидные дочки, обе белокурые и свежие, как розы, выбегал сын, разбитной мальчишка...» .

И затем автор, не скупясь на детали, показывает, как постепенно бережливость переходила у Плюшкина в бессмысленную скупость, как отмирали супружеские, отцовские и другие человеческие чувства. Умерли жена и младшая дочь. Старшая Александра Степановна сбежала с офицером в поисках вольной и счастливой жизни. Сын, став офицером, проигрался в карты. Вместо поддержки материальной или моральной Плюшкин послал им отцовское проклятие и еще больше замкнулся в себе и своей всепоглощающей страсти к накопительству, становящемуся со временем все бессмысленнее.

Наряду с патологической скупостью, подозрительностью, в нем развивается лицемерие, призванное создать подобие утраченных душевных свойств. В чем-то здесь Гоголь предвосхитил образ Иудушки Головлева, например, в сцене приема Плюшкиным «беглой» дочери с ее «двумя малютками»: «Александра Степановна как-то приезжала раза два с маленьким сынком, пытаясь, нельзя ли чего-нибудь получить; видно походная жизнь с штабс-ротмистром не была так привлекательна, какою казалась до свадьбы. Плюшкин однако же ее простил и даже дал маленькому внучку поиграть какую-то пуговицу... но денег... не дал. В другой раз Александра Степановна приехала с двумя малютками и привезла ему кулич к чаю и новый халат, потому что у батюшки был такой халат, на который глядеть не только было совестно, но даже стыдно. Плюшкин приласкал обоих внучков и, посадивши их к себе одного на правое колено, а другого на левое, покачал их совершенно таким образом, как будто они ехали на лошадях, кулич и халат взял, но дочери решительно ничего не дал; с тем и уехала Александра Степановна» .

Но даже в таком «монстре» писатель ищет остатки человечности. В этом отношении показателен эпизод, когда Плюшкин во время «торга» с Чичиковым вспомнил единственного своего знакомого в городе, бывшего еще в детстве его однокашником: «И на этом деревянном лице вдруг скользнул какой-то теплый луч, выразилось не чувство, а какое-то бледное отражение чувства...» .

Кстати, по замыслу Плюшкин должен был появиться в последующих томах «Мертвых душ» если и не воскресшим нравственно-духовно, то осознавшим в результате сильного жизненного потрясения меру своего человеческого падения.

Еще более подробно дана предыстория главного героя -- «подлеца» Чичикова, который, по замыслу писателя, должен был на протяжении трех томов проделать существенную внутреннюю эволюцию.

Более лаконично, но не менее содержательно обрисованы типы чиновников, к примеру, прокурор с густыми бровями и непроизвольно подмигивающим левым глазом. Толки и слухи об истории с покупкой Чичиковым мертвых душ так на него подействовали, что он «стал думать, думать и вдруг... ни с того, ни с другого умер». Послали, было, за доктором, но вскоре увидели, что прокурор «был уже одно бездушное тело». И вот только тогда его сограждане «с соболезнованием узнали, что у покойника была точно душа, хотя он по скромности своей никогда ее не показывал» .

Комизм и сатиричность изображения здесь незаметно переходят в иную, нравственно-философскую тональность: покойный лежит на столе, «левый глаз уже не мигал вовсе, но бровь одна все еще была приподнята с каким-то вопросительным выражением. О чем покойник спрашивал, зачем он умер или зачем он жил, об этом один бог ведает» .

Поставлен именно тот кардинальный жизненный вопрос -- зачем жил, зачем живет человек? -- вопрос, который так мало беспокоил всех этих вроде бы благополучных обитателей губернского города с их заживо омертвевшими душами. Здесь невольно вспоминаются слова Печорина из «Героя нашего времени»: «Зачем я жил? Для какой цели я родился?»

Мы много и справедливо говорим о социальной сатире в «Мертвых душах», не всегда замечая их нравственно-философский подтекст, который с течением времени, и особенно в наше время, обретает все больше не только исторический, но и современный интерес, высвечивая в конкретно-историческом содержании «Мертвых душ» его общечеловеческий ракурс.

Глубокое единство этих двух аспектов подметил еще Герцен. Сразу же по прочтении гоголевской поэмы он записал в дневнике: «Мертвые души» -- это заглавие само носит что-то наводящее ужас... не ревизские мертвые души, а все эти Ноздревы, Маниловы и tutti quaiili -- вот мертвые души, и мы их встречаем на каждом шагу. Где интересы общие, живые?.. Не все ли мы после юности, так или иначе, ведем одну из жизней гоголевских героев? Один остается при маниловской тупой мечтательности, другой буйствует, как Ноздрев, третий -- Плюшкин и пр. Один деятельный человек Чичиков, и тот ограниченный плут» .

Всем этим мертвым душам писатель противопоставляет прежде всего «живые души» крестьян, умерших, как правило, не своей, а вынужденной смертью или не выдержавших крепостного гнета и ставших беглыми, таких, как плотник Степан Пробка («богатырь, что в гвардию годился бы»), сапожник Максим Телятников («что шило кольнет, то и сапоги»), удивительный мастер-кирпичник Милушкин, Абакум Фыров, «излюбивший вольную жизнь» и подавшийся в бурлаки, и другие.

Гоголь подчеркивает трагизм судеб большинства из них, все чаще «задумывающихся» над своей бесправной жизнью -- вроде того Григория Доезжай-не-доедешь, который «думал, думал, да ни с того, ни с другого заворотил в кабак, а потом прямо в прорубь, и поминай как звали». И писатель делает многозначительное заключение: «Эх! русский народец! не любит умирать своей смертью!» .

Говоря о центральном конфликте в художественной структуре поэмы, надо иметь в виду его своеобразную двуплановость. С одной стороны, это конфликт главного героя с помещиками и чиновниками, основанный на авантюре Чичикова по скупке мертвых душ. С другой -- это глубинный конфликт между помещичье-чиновничьей, самодержавно-крепостнической верхушкой России с народом, прежде всего с крепостным крестьянством. Отзвуки этого глубинного конфликта то и дело звучат на страницах «Мертвых душ».

Даже «благонамеренный» Чичиков, раздосадованный неудачей своей хитроумной затеи, спешно покидая губернаторский бал, неожиданно обрушивается и на балы, и на всю связанную с ними праздную жизнь господствующих сословий: «Чтоб вас чёрт побрал всех, кто выдумал эти балы!.. Ну, чему сдуру обрадовались? В губернии неурожаи, дороговизна, так вот они за балы!.. А ведь на счет же крестьянских оброков...»

Чичиков занимает особое место в образно-смысловой структуре «Мертвых душ» -- не только как главный герой, но и как идейно-композиционный и сюжетно-образующий центр поэмы. Путешествие Чичикова, положенное в основу его авантюрно-меркантильных намерений, давало возможность писателю, по его слову, «изъездить... всю Россию и вывести множество самых разнообразных характеров», показать «всю Русь» в ее противоречиях и дремлющих потенциях .

Так, разбирая причины краха чичиковской идеи обогащения путем приобретения мертвых душ, стоит обратить особое внимание на два вроде бы побочных эпизода -- на встрече Чичикова с юной блондинкой, оказавшейся губернаторской дочкой, и на последствия этих встреч. Чичиков лишь на какое-то мгновение позволил себе искренние человеческие чувства, но этого было достаточно, чтобы спутать все его карты, разрушить его так расчетливо осуществлявшийся план. Конечно, говорит повествователь, «сомнительно, чтобы господа такого рода... способны были к любви...» Но, «видно, и Чичиковы на несколько минут в жизни обращаются в поэтов...» . Стоило Чичикову в его мимолетном увлечении забыть о принятой на себя роли и перестать оказывать должное внимание «обществу» в лице прежде всего дам, как те не замедлили отомстить ему за такое пренебрежение, подхватив версию о мертвых душах, сдобрив ее по-своему легендой о похищении губернаторской дочки: «Всем дамам совершенно не понравилось такое обхождение Чичикова» . И они разом «отправились каждая в свою сторону бунтовать город», т.е. настраивать его против недавнего всеобщего любимца Чичикова . Эта «приватная» сюжетная линия по-своему высвечивает полную несовместимость в меркантильно-расчетливом мире деляческого преуспевания с искренними человеческими чувствами и движениями сердца.

В качестве основы сюжета в 1 -м томе «Мертвых душ» выступают злоключения Чичикова, связанные с его аферой, основанной на покупке мертвых душ. Весть об этом взбудоражила весь губернский город. Делались самые невероятные предположения, зачем Чичикову понадобились мертвые души.

Всеобщая растерянность и страх усиливались тем, что в губернию назначен новый генерал-губернатор. «Все вдруг отыскивали в себе такие грехи, каких даже не было» . Чиновники задумались, кто же такой Чичиков, которого они так любезно принимали по его платью и манерам: «такой ли он человек, которого нужно задержать и схватить как неблагонамеренного, или же он такой человек, который может сам схватить и задержать их всех как неблагонамеренных» .

В этой социальной «амбивалентности» Чичикова как возможного носителя одновременно и закона, и беззакония отразилась их относительность, противоположность и взаимосвязанность в изображаемом писателем обществе. Чичиков был загадкой не только для персонажей поэмы, но и во многом и для ее читателей. Вот почему, приковывая к нему внимание, автор не спешил с его разгадкой, отнеся экспозицию, объясняющую истоки подобного характера, в заключительную главу.

Вывод по главе: Гоголь стремился показать страшный лик российской действительности, воссоздать «Ад» русской современной жизни.

Поэма имеет кольцевую «композицию»: она обрамляется действием первой и одиннадцатой глав: Чичиков въезжает в город и выезжает из него. Экспозиция в «Мертвых душах» перенесена в конец произведения. Таким образом, одиннадцатая глава является как бы неформальным началом поэмы и формальным её концом. Поэма же начинается с развития действия: Чичиков начинает свой путь к «приобретению» мертвых душ. Построение «Мертвых душ» отличается логичностью и последовательностью. Каждая глава завершена тематически, она имеет свое задание и свой предмет изображения. Главы, посвященные изображению помещиков, выстроены по схеме: описание пейзажа, усадьбы, дома и быта, внешности героя, затем показан обед и отношение помещика к продаже мертвых душ. В композиции поэмы присутствуют лирические отступления, вставные новеллы («Повесть о капитане Копейкине»), притча о Кифе Мокиевиче и Мокии Кофовиче.

Макрокомпозиция поэмы «Мёртвые души», то есть композиция всего задуманного произведения, подсказана Гоголю бессмертной «Божественной комедией» Данте: 1 том - ад крепостнической действительности, царство мертвых душ; 2 том - чистилище; 3 том - рай. Этот замысел остался неосуществлённым. Также можно отметить постепенность душевной деградации помещиков по мере знакомства с ними читателя. Такая картина создает у читателя довольно тяжелое эмоциональное ощущение от символических ступеней, по которым душа человека движется в ад.

Н.В.Гоголь во время написания «Мертвых душ» очень долго не мог определиться, что это: роман или поэма. И все-таки автор остановился на том, что «Мертвые души» - это лироэпическая поэма, потому что значительное место в ней занимают лирические отступления и вставные эпизоды, что и характерно для этого литературного жанра. Следовательно, в "Мертвых душах" лирическое и эпическое начала равноправны.

Задача эпической части - показать «хотя с одного боку Русь», а лирические отступления придают поэтичность произведению. Например, в конце первого тома автор вводит образ птицы-тройки, которая несется по дороге и олицетворяет всю Русь. Какая гордость и любовь к Отечеству звучит в этом эпизоде. На мой взгляд, введение в эпический сюжет лирических отступлений является специфичной чертой композиционной целостности данной поэмы.

Своеобразие «Мертвых душ» заключается и в особом построении. Так, в первой главе автор дает общее описание губернского города и вскользь знакомит читателя с главным героем. В следующих пяти главах Чичиков посещает помещиков и скупает у них мертвые души. Причем автор описывает крепостников в порядке деградации: один хуже другого. Например, Манилова, как самостоятельный образ, невозможно воспринимать положительно (он не читает, не развивается, не занимается хозяйством, обладает притворной вежливостью), но в сравнении с Ноздревым, драчуном и вруном, первый помещик выглядит духовно гораздо выше. И если сопоставить Коробочку и Плюшкина, то Настасья Петровна тоже выигрывает некоторыми чертами характера: она хотя и не развивается, как и Плюшкин, но помещица – образец хозяйственности.

Не случайно и то, что писатель строит каждую главу по определенной схеме: описание деревни, усадьбы, интерьер дома, встреча хозяина, сцена обеда, реакция крепостника на предложение Чичикова. И так на протяжении всех пяти глав он использует одни и те же способы типизации.

Интересна и та особенность, что читатель узнает биографию главного героя не в начале произведения, а только в конце первого тома. Мы уже узнали о том, что совершил Чичиков, какие были последствия его путешествия, а вот причины, побудившие Павла Ивановича начать эти «похождения», нам пока еще не известны. Оказывается, двигателем этой идеи является завет, данный Павлуше еще в детстве отцом: «копи копейку, она никогда не выдаст…»

Таким образом, особенностью композиции поэмы «Мертвые души» является необычность расположения глав всего произведения, существование лирических отступлений, способы типизации образов помещиков, построенные по одному и тому же методу.

Что касается композиции произведения, то она предельно проста и выразительна. В ней три звена.

Первое: пять портретных глав (2 - 6), в которых даны все имеющиеся в то время типы помещиков; второе - уезды и чиновники (главы 1, 7 - 10); третье - 11 глава, в которой предыстория главного героя. В первой главе - приезд Чичикова в город и его знакомство с чиновниками и окрестными помещиками.

В пяти портретных главах, посвященных Манилову, Коробочке, Ноздреву, Собакевичу и Плюшкину, описано посещение Чичиковым помещичьих усадьб с целью покупки «мертвых душ». В последующих четырех главах - хлопоты по оформлению «покупок», возбуждение и толки в городе по поводу Чичикова и его предприятия, смерть прокурора, испугавшегося толков о Чичикове. Одиннадцатая глава завершает первый том.

Во втором томе, дошедшем до нас не полностью, много больше трагичности и динамичности. Чичиков продолжает наносить визиты помещикам. Вводятся новые персонажи. Одновременно происходят события ведущие к перерождению главного героя.

Композиционно поэма состоит из трех внешне не замкнутых, но внутренне взаимосвязанных кругов - помещики, город, жизнеописание героя - объединенных образом дороги, сюжетно связанных аферой Чичикова.

«… Не в шутку назвал Гоголь свой роман «поэмою» и что не комическую поэму разумеет он под нею. Это нам сказал не автор, а его книга. Мы не видим в ней ничего шуточного и смешного; ни в одном слове автора не заметили мы намерения смешить читателя: все серьезно, спокойно, истинно и глубоко… Не забудьте, что книга эта есть только экспозиция, введение в поэму, что автор обещает еще две такие же большие книги, в которых мы снова встретимся с Чичиковым и увидим новые лица, в которых Русь выразится с другой своей стороны…» («В.Г. Белинский о Гоголе», ОГИЗ, Государственное издательство художественной литературы, Москва, 1949).

В.В. Гиппиус пишет, что Гоголь построил свою поэму в двух планах: психологическом и историческом.

Задача первого плана - вывести как можно больше характеров, которые прикреплены к помещичьей среде. «Но значение гоголевских героев перерастает их первоначальную социальную характеристику. Маниловщина, Ноздревщина, Чичиковщина получили… значения больших типических обобщений. И это не было только позднейшим историческим переосмыслением; обобщенный характер образов предусмотрен в авторском замысле. Об этом Гоголь напоминает по поводу почти каждого из своих героев». (В.В. Гиппиус, «От Пушкина до Блока», издательство «Наука», Москва-Ленинград, 1966, стр. 127).

С другой стороны, каждый Гоголевский образ историчен, потому что отмечен чертами своей эпохи. Длительно пребывающие во времени образы дополнены вновь возникающими (Чичиков). Образы из «Мертвых душ» получили длительное историческое значение.

Роман остается неизбежно в пределах изображения отдельных людей и событий. В романе нет места образу народа и страны.

Задачи Гоголя жанр романа не вмещал. «Исходя из этих заданий (не отменявших, но включавших в себя углубленное изображение реальной жизни), нужно было создать особый жанр - большую эпическую форму, более широкую, чем роман. Гоголь и называет «Мертвые души» поэмой - отнюдь не в шутку, как говорила враждебная критика; не случайно на обложке «Мертвых душ», рисованной самим Гоголем, слово поэма выделено особо крупными буквами». (В. В. Гиппиус, «От Пушкина до Блока», издательство «Наука», Москва-Ленинград, 1966).

В том, что Гоголь назвал «Мертвые души» поэмой была новаторская смелость. Называя свое произведение поэмой, Гоголь руководствовался следующим своим суждением: «роман не берет всю жизнь, но значительное происшествие в жизни». По-другому Гоголь представлял себе эпопею. Она «объемлет на некоторые черты, но всю эпоху времени, среди которого действовал герой с образом мыслей, верований и даже признаний, какие сделало в то время человечество…» «…Такие явления от времени до времени появлялись у многих народов. Многие из них хотя и писаны в прозе, но тем не менее могут быть причислены к созданиям поэтическим». (П. Антопольский, статья «Мертвые души», поэма Н. В. Гоголя», Гоголь Н. В., «Мертвые души», Москва, Высшая школа, 1980, стр. 6).

Поэма - это произведение о значительных явлениях в государстве или в жизни. Она подразумевает историчность и героичность содержания, легендарность, патетичность.

«Гоголь задумал «Мертвые души» как поэму историческую. С большой последовательностью он отнес время действия первого тома, по меньшей мере, лет на двадцать назад, к середине царствования Александра Первого, к эпохе после Отечественной войны 1812 года.

Гоголь прямо заявляет: «Впрочем, нужно помнить, что все это происходило вскоре после достославного изгнания французов». Вот почему в представлениях чиновников и обывателей губернского города Наполеон еще жив (он умер в 1821году) и может угрожать высадкой с острова Святой Елены. Вот почему быль или сказка о несчастном одноруком и одноногом ветеране - капитане победоносной русской армии, бравший Париж в 1814 году, так живо действует на слушателей почтмейстера. Вот почему один из героев второго тома (над которым Гоголь… работал значительно позже), генерал Бетрищев, целиком вышел из эпопеи двенадцатого года и полон воспоминаний о ней. И если Чичиков выдумал за Тентетникова какую-то мифическую историю генералов двенадцатого года, то и это обстоятельство льет воду на историческую мельницу Гоголя». (Вступительная статья П. Антопольского, «Мертвые души», Москва, Высшая школа, 1980, стр. 7). Это с одной стороны.

С другой - нельзя было назвать «Мертвые души» ничем иным, как поэмою. Потому что само название выдает свою лиро-эпическую сущность; душа - понятие поэтическое.

Жанр «Мертвых душ» стал своеобразной формой возведения повседневного жизненного материала до уровня поэтического обобщения. Принципы художественной типизации, используемые Гоголем, создают идейно-философскую ситуацию, когда действительность осознается исключительно в контексте глобальной этической доктрины. В этой связи особую роль играет название поэмы. После появления «Мертвых душ» разгорелись ожесточенные споры. Автора упрекали в посягательстве на священные категории, в покушении на основы веры. Название поэмы основано на приеме оксюморона, социальная характеристика персонажей соотносится с их духовным и биологическим состоянием. Конкретный образ рассматривается не только в аспекте морально-этических антиномий, но и в пределах доминантной бытийно-философской концепции (жизнь-смерть). Именно эта тематическая коллизия определяет специфический ракурс авторского видения проблем.

Гоголь определяет жанр «Мертвых душ» уже в титуле произведения, что объясняется желанием автора предварить читательское восприятие намеком на лирическую эпику художественного мира. «Поэма» указывает на особый тип повествования, в котором лирический элемент во многом преобладает над эпической масштабностью. Структура гоголевского текста представляет органический синтез лирических отступлений и сюжетной событийности. Особую роль выполняет в повествовании образ рассказчика. Он присутствует во всех сценах, комментирует, дает оценки происходящему, выражает горячее негодование или искреннее сочувствие». («Своеобразие повествовательной манеры в поэме «Мертвые души», грамота.ру).

В «Мертвых душах» художественно воплощено два мира: мир «реальный» и мир «идеальный». «Реальный» мир - это мир Плюшкина, Ноздрева, Манилова, Коробочки, - мир, который отражает современную Гоголю российскую действительность. По законам эпоса Гоголь создает картину жизни, наиболее плотно охватывая действительность. Как можно больше показывает он характеров. Чтобы показать Русь художник отстраняется от происходящих событий и занят созданием достоверного мира.

Это страшный, уродливый мир, мир перевернутых ценностей и идеалов. В этом мире душа может быть мертвой. В этом мире перевернуты духовные ориентиры, законы его аморальны. Мир этот - картина современного мира, в которой и карикатурные маски современников, и гиперболические, и доведение происходящего до абсурда…

Мир «идеальный» строится в соответствии с критериями, по которым судит себя и жизнь автор. Это мир истинных духовных ценностей, высоких идеалов. Для этого мира человеческая душа бессмертна, ибо она воплощение Божественного в человеке.

«Мир «идеальный» - мир духовности, духовный мир человека. В нем нет Плюшкина и Собакевича, не может быть Ноздрева и Коробочки. В нем есть души - бессмертные человеческие души. Он идеален во всех значениях этого слова. И потому этот мир нельзя воссоздать эпически. Духовный мир описывает иной род литературы - лирика. Именно поэтому Гоголь определяет жанр произведения как лиро-эпический, назвав «Мертвые души» поэмой». (Монахова О. П., Малхазова М. В., Русская литература XIX века, часть 1, Москва, 1995 год, стр. 155).

Вся композиция огромного произведения, композиция всех томов «Мертвых душ» подсказана Гоголю бессмертно «Божественной комедией» Данте, где первый том - ад и царство мертвых душ, второй том - чистилище и третий - рай.

В композиции «Мертвых душ» огромное значение имеют вставные новеллы и лирические отступления. Особенно важна «Повесть о капитане Копейкине», которая находится как бы вне сюжета, но показывает пик омертвления человеческой души.

Экспозиция «Мертвых душ» перенесена в конец поэмы - в одиннадцатую главу, которая является почти началом поэмы, показывая главного героя - Чичикова.

«Чичиков задуман как герой, которому предстоит грядущее возрождение. Способ мотивировки самой этой возможности ведет нас к новым для XIX в. сторонам гоголевского художественного мышления. Злодей в просветительской литературе XVIII в. сохранял право на наши симпатии и на нашу веру в его возможное перерождение, поскольку в основе его личности лежала добрая, но извращенная обществом Природа. Романтический злодей искупал свою вину грандиозностью своих преступлений, величие его души обеспечивало ему симпатии читателя. В конечном счете, он мог оказаться уклонившимся с пути ангелом или даже мечом в руках небесного правосудия. Гоголевский герой имеет надежду на возрождение потому, что дошел до предела зла в его крайних - низких, мелочных и смешных - проявлениях. Сопоставление Чичикова и разбойника, Чичикова и Наполеона,

Чичикова и антихриста делает первого фигурой комической, снимает с него ореол литературного благородства (параллельно проходит пародийная тема привязанности Чичикова к «благородной» службе, «благородному» обращению и пр.). Зло дается не только в чистом виде, но и в ничтожных его формах. Это уже крайнее и самое беспросветное, по мнению Гоголя, зло. И именно в его беспросветности таится возможность столь же полного и абсолютного возрождения. Такая концепция связана органически с христианством и составляет одну из основ художественного мира «Мертвых душ». Это роднит Чичикова с героями Достоевского. (Ю.М. Лотман, «Пушкин и «Повесть о капитане Копейкине. К истории замысла и композиции «Мертвых душ», gogol.ru).

«Гоголь любит Русь, знает и отгадывает ее творческим чувством лучше многих: на всяком шагу мы это видим. Изображение самых недостатков народа, если взять его даже в нравственном и практическом отношениях, наводит у него на глубокие размышления о натуре русского человека, о его способностях и особенно воспитании, от которого зависит все его счастье и могущество. Прочтите размышления Чичикова о мертвых и беглых душах (на стр. 261 - 264): насмеявшись, вы глубоко раздумаетесь о том, как растет, развивается, воспитывается и живет на белом свете русский человек, стоящий на самой низшей ступени жизни общественной.

Да не подумают также читатели, чтоб мы признавали талант Гоголя односторонним, способным созерцать только отрицательную половину человеческой и русской жизни: о! конечно, мы так не думаем, и все, что говорено прежде, противоречило бы такому утверждению. Если в этом первом томе его поэмы комический юмор возобладал, и мы видим русскую жизнь и русского человека по большей части отрицательною их стороною, то отсюда никак не следует, чтобы фантазия Гоголя не могла вознестись до полного объема всех сторон русской жизни. Он сам обещает нам далее представить все несметное богатство русского духа (стран. 430), и мы уверены, заранее, что он славно сдержит свое слово. К тому же и в этой части, где само содержание, герои и предмет действия увлекали его в хохот и иронию, он чувствовал необходимость восполнить недостаток другой половины жизни, и потому в частых отступлениях, в ярких заметах, брошенных эпизодически, дал нам предчувствовать и другую сторону русской жизни, которую со временем раскроет во всей полноте ее. Кто же не помнит эпизодов о метком слове русского человека и прозвище, какое дает он, о бесконечной русской песне, несущейся от моря до моря о широкому раздолью нашей земли, и, наконец, об ухарской тройке, об этой птице-тройке, которую мог выдумать только русский человек и которая внушила Гоголю жаркую страницу и чудный образ для быстрого полета нашей славной Руси? Все эти лирические эпизоды, особенно последний, представляют нам как будто взгляды, брошенные вперед, или предчувствие будущего, которое должно огромно развиться в произведении и изобразить всю полноту нашего духа и нашей жизни». (Степан Шевырев, «Похождения Чичикова или мертвые души», поэма Н.В. Гоголя»).

Степан Шевырев пишет также, что полный ответ на вопрос, почему Гоголь назвал свое произведение поэмой, можно будет дать, если произведение будет окончено.

«Теперь же значение слова: поэма - кажется нам двояким: если взглянуть на произведение со стороны фантазии, которая в нем участвует, то можно принять его в настоящем поэтическом, даже высоком смысле; - но если взглянуть на комический юмор, преобладающий в содержании первой части, то невольно из-за слова: поэма - выглянет глубокая, значительная ирония, и скажешь внутренно: «не прибавить ли уж к заглавию: «Поэма нашего времени»?» (Степан Шевырев, «Похождения Чичикова или мертвые души», поэма Н.В. Гоголя»).

Душа не должна быть мертва. А воскрешение души - это из области поэтического. Потому задуманное произведение в трех томах Гоголя «Мертвые души» - поэма; дело тут не в шутке и не в иронии. Другое дело, что замысел не был доведен до конца: читатель не увидел ни чистилища, ни рая, а только ад российской действительности.

Жанровое своеобразие «Мертвых душ» до сих пор вызывает споры. Что это - поэма, роман, нравоописательная повесть? В любом случае, это великое произведение о значительном.