Габриэль гарсиа сто лет одиночества краткое содержание. Дочитал-таки роман Габриеля Гарсия Маркеса «100 лет одиночества. Переплетение мифа и реальности в романе «Сто лет одиночества»: о чем роман
Роман «Сто лет одиночества» Маркеса был написан в 1966 году. Писателю пришлось заложить все свое имущество, отказаться от работы, общения с друзьями и близкими, чтобы с головой погрузиться в написание книги. Эти жертвы не прошли напрасно – сюрреалистическая сказка Маркеса стала одним из самых популярных произведений ХХ века.
Рекомендуем читать онлайн краткое содержание «Сто лет одиночества» по главам, а после – пройти тест для проверки полученных знаний. Пересказ романа будет полезен для читательского дневника и подготовки к уроку литературы.
Главные герои
Хосе Аркадио Буэндиа – глава большого семейства, основатель Макондо, упрямый и волевой мужчина.
Урсула Игуаран – супруга Хосе Аркадио, трудолюбивая, заботливая женщина, поставившая на ноги не только детей, но также внуков и правнуков.
Хосе Аркадио – старший сын четы Буэндиа, невероятной силы мужчина, импульсивный и упрямый.
Аурелиано Буэндиа – младший сын Буэндиа, полковник, задумчивый мужчина с прекрасно развитой интуицией.
Амаранта – дочь Урсулы и Хосе Аркадио, нежная и добрая, но глубоко несчастная в личной жизни.
Ребека – сирота, которую удочерили супруги Буэндиа, супруга Хосе Аркадио.
Другие персонажи
Мелькиадес – старый мудрый цыган, лучший друг старшего Хосе Аркадио, записавший столетнюю историю семейства Буэндиа.
Пилар Тернера – гадалка на картах, добрая, любвеобильная женщина.
Пьетро Креспи – музыкант, галантный итальянец, предмет вражды между Амарантой и Ребекой.
Ремедиос – красивая девочка, супруга Аурелиано.
Аркадио – внебрачный сын Хосе Аркадио и Пилар Тернера.
Санта София де ла Пьедад – супруга Аркадио.
Ремедиос Прекрасная – невероятно красивая, но умственно отсталая дочь Аркадио и Санта Софии де ла Пьедад.
Хосе Аркадио Второй и Аурелиано Второй – близнецы, родные братья Ремедиос.
Аурелиано Хосе – внебрачный сын Аурелиано Буэндиа и гадалки Пилар.
Геринельдо Маркес – полковник, порядочный, решительный, настойчивый мужчина, влюбленный в Амаранту.
Фернанда даль Карпио – супруга Аурелиано Второго, сухая, властная женщина.
Петра Котес – мулатка, любовница Аурелиано Второго.
Хосе Аркадио, Рената (Меме), Амаранта Урсула –дети Фернанды и Аурелиано Второго.
Маурисио Бабилонья – любовник Меме, отец ее сына Аурелиано.
« Полковник Аурелиано Буэндиа, стоя у стены в ожидании расстрела », вспоминает дни своей далекой юности. В те годы Макондо был крошечным поселком, состоящим из двух десятков глинобитных хижин. Каждую весну здесь разбивали свой табор цыгане, и отец полковника – Хосе Аркадиа Буэндиа – всегда покупал у цыган разнообразные диковинки: магниты, подзорную трубу, лупу. Глава цыган – Мелькиадес, будучи « честным человеком », отговаривал мужчину от необдуманных покупок, но тот неизменно поступал по-своему.
В молодости Хосе Аркадиа Буэндиа был, « словно некий молодой патриарх », который прикладывал все силы для обустройства Макондо. Однако регулярные встречи с цыганами привели к тому, что деятельный и практичный мужчина загорелся « желанием познать чудеса света ».
Устав от чудачеств мужа, Урсула потребовала, чтобы он лучше занялся сыновьями, что были « брошены на произвол судьбы, словно щенята какие ». Опомнившись, Хосе Аркадио Буэндиа стал проводить с детьми много времени – он « учил детей чтению, письму, счету и рассказывал им о чудесах мира ».
С появлением цыган Хосе Аркадио Буэндиа узнал, что его старый приятель Мелькиадес умер.
Урсулу и Хосе Аркадия Буэндиа « связывали с мужем узы более прочные, чем любовь: общие угрызения совести ». Они были кузенами, и их родители были против брака, опасаясь рождения уродцев, как это уже было однажды в большом семействе.
Влюбленные все же сыграли свадьбу, но долгое время избегали близости. С вынужденным целомудрием было покончено, когда Хосе Аркадио убил Пруденсио Агиляра, посмевшего пошутить на эту тему. После того случая супругам стал являться призрак Агиляра, и они были вынуждены покинуть родную деревню, чтобы на новом месте основать Макондо.
Быстро возмужав, Хосе Аркадио утратил невинность с бойкой гадалкой по имени Пилар Тернера. Он обещал женщине жениться на ней, но узнав, что та ждет от него ребенка, испугался и покинул Макондо вместе с цыганским табором.
В январе Урсула родила здоровую крепкую девочку, которую назвали Амарантой.
Спустя две недели после рождения сына Пилар Тернера принесла его в дом Буэндиа. На этом настоял глава семейства, но Урсула « поставила условие, чтобы ребенок никогда не узнал правду о своем происхождении ». Мальчика назвали Аркадио.
Подросший Аурелиано от скуки стал осваивать ювелирное дело. Он « сделался молчаливым и окончательно замкнулся в своем одиночестве ».
Однажды в семействе Буэндиа появилась одиннадцатилетняя Ребека – сирота, дальняя родственница Урсулы. Это была молчаливая, замкнутая, странная девочка, которая всех в доме заразила бессонницей. Следом за Буэндиа перестали спать все жители Макондо, и вскоре весь поселок погрузился в беспамятство. Избавил Макондо от страшной напасти старый цыган Мелькиадес, который « действительно побывал на том свете », но спустя время решил вернуться в мир живых.
Когда Урсула окончила строительство нового просторного дома, в Макондо прибыл коррехидор Аполинар Москоте – начальник, присланный в поселок правительством. Увидев девятилетнюю дочь коррехидора, зеленоглазую Ремедиос, Аурелиано влюбился в нее.
Окончание строительства дома « было отмечено балом », благодаря которому Урсуле удалось вывести в свет подросших Амаранту и Ребеку. Чтобы поразить гостей, Урсула приобрела чудесное изобретение – пианолу, которую привез молодой итальянский мастер Пьетро Креспи. После его отъезда Ребека прорыдала несколько дней. Выяснилось, что и Амаранта влюбилась в утонченного Пьетро.
Аурелиано, страдающий от любви к маленькой Ремедиос, нашел утешение в объятиях добродушной Пилар. Женщина пообещала, что уговорит родителей Ремедиос дать согласие на их брак.
Хосе Аркадио Буэндиа, узнав о страданиях Ребеки, согласился выдать ее замуж за Пьетро. Чтобы при этом не травмировать Амаранту, было решено отправить ее « в главный город провинции, чтобы путешествие и перемена общества помогли девушке справиться с разочарованием ».
Счастливое течение жизни в доме Буэндиа « нарушила только смерть Мелькиадеса ». Перед отъездом из Макондо Амаранта пообещала Ребеке, что та выйдет замуж за Пьетро через ее труп.
При встрече с Аурелиано Пилар призналась, что ждет от него ребенка. Хосе Аркадио настолько увлекся механическими игрушками, что спустя время сошел с ума, полагая, что время остановилось на понедельнике.
Когда Ремедиос достигла половой зрелости, она обвенчалась с Аурелиано. Благодаря изощренным козням Амаранты свадьба Ребеки и Пьетро каждый раз откладывалась на неопределенный срок. За семь дней до венчания влюбленных в муках умерла беременная Ремедиос, и свадьба в очередной раз была перенесена из-за траура.
Неожиданно домой вернулся Хосе Аркадио, покинувший семью из-за любви к цыганке. Обладая огромной силой и внушительных размеров мужским достоинством, он жил тем, что за деньги ублажал женщин и мерился силой с мужчинами. Ребека, позабыв о своей любви к Пьетро, вышла замуж за Хосе Аркадио. « Урсула никогда не простила им этого брака », и запретила молодоженам появляться в ее доме.
Оправившись от предательства, Пьетро сделал предложение Амаранте, однако Аурелиано сообщил, что сейчас не время для свадеб – « либералы начнут войну ». Аркадио – внебрачный сын Хосе Аркадио и Пилар – « был назначен гражданским и военным правителем Макондо ». Аурелиано и многие другие мужчины Макондо присоединились к войскам генерала-революционера Виктору Медины – отныне он стал полковником Аурелиано Буэндиа.
Аркадио показал себя безумным и жестоким правителем, который приказывал тут же исполнять все, « что взбредет в голову ». Только Урсула могла контролировать его, и вскоре отважная женщина стала управлять Макондо.
Пьетро, получивший отказ Амаранты выйти за него замуж, покончил жизнь самоубийством. Тем временем Ребеке удалось перевоспитать Хосе Аркадио, и « из лентяя и бабника он превратился в большую и сильную рабочую скотину ». Аркадио завел интрижку с девушкой по имени Санта София де ла Пьедад, которая родила ему дочь Ремедиос, а также двух близнецов – Хосе Аркадио Второго и Аурелиано Второго.
После поражения либералов « по приговору военно-полевого суда Аркадио был расстрелян ».
После окончания войны в Макондо привезли пленного Аурелиано Буэндиа, но никто не решился привести в действие смертный приговор. Вскоре военные перешли на сторону полковника и отправились с ним освобождать Виктора Медину.
Урсула забрала к себе Санта Софию де ла Пьедад с тремя детьми, и дом Буэндиа наполнился детскими криками. Без видимой причина Ребека застрелила любимого супруга, великана Хосе Аркадио, и до конца своих дней жила затворницей.
Близкий друг Аурелиано Буэндиа, полковник Геринельдо Маркес был давно влюблен в Амаранту. Он сделал девушке предложение руки и сердца, но она отказала.
От скуки Амаранта завела интрижку со своим племянником – Аурелиано Хосе. Тем временем полковник Аурелиано Буэндиа в течение нескольких лет пытался развязать войну в Колумбии и далеко за ее пределами.
Повзрослевший и возмужавший Арелиано Хосе сделал предложение своей тетке Амаранте, но та отказала, опасаясь рождения детей со свиными хвостиками.
К Урсуле стали приходить женщины, которые просили окрестить детей – это были незаконнорожденные сыновья полковника Аурелиано Буэндиа.
Окончательно разочаровавшись в войне, полковник Геринельдо Маркес вновь принялся ухаживать за Амарантой. Но упрямая женщина и в этот раз отказалась выйти за него замуж.
Когда Аурелиано Буэндиа, чуть было не расстрелял своего лучшего друга Геринельдо, он решил навсегда покончить с двадцатилетней войной против консерваторов. Подписав перемирие, полковник выстрелил себе в сердце, но промазал.
На радостях, что сын остался в живых, постаревшая Урсула полностью обновила большой дом.
Аурелиано Второй женился на Фернанде дель Карпио, которая спустя положенное время родила ему сына Хосе Аркадио. Урсуле не по нраву « упорное повторение одних и тех же имен на протяжении долгой истории семьи » – она уверена, что это не принесет ребенку ничего хорошего. Хотя ей уже исполнилось сто лет, она решила сама воспитывать мальчика, « чтобы он стал добродетельным человеком ».
Отбив у брата-близнеца любовницу – мулатку Петру Котес, Аурелиано Второй стал с ней жить. Они развели скотоводческое хозяйство, и невероятно преуспели в этом. Красавице Фернанде ничего не оставалось, как смириться с наличием любовницы у мужа.
Правнучка Урсулы, Ремедиос Прекрасная, выросла необыкновенной красавицей. Она волновала даже самых сдержанных и благочестивых мужчин Макондо, но была « существом не от мира сего ».
В Макондо стали съезжаться внебрачные сыновья полковника Аурелиано Буэндиа. Один из них – Аурелиано Печальный – проложил к городу железную дорогу.
С появлением железной дороги в Макондо хлынула « лавина чужеземцев », решивших обогатиться в этой благодатном краю. Приезжий американец мистер Герберт, впечатленный вкусом бананов, устроил здесь банановую плантацию, и с тех пор город потерял покой.
Полковник Аурелиано, возмущенный бесчинствами гринго, решил покончить с произволом в его родном городе. Но, узнав об этом, неизвестные стали охотиться на « семнадцать сыновей полковника, как на кроликов », и вскоре убили всех, кроме одного – Аурелиано Влюбленного. Для полковника наступили « черные дни ».
Ремедиос Прекрасная, столь чуждая всему земному, неожиданно для всех вознеслась душой и телом в небеса.
Урсула « начала терять зрение », но « ни одной живой душе » не сказала об этом. Чтобы никто не заметил ее беспомощность, женщина научилась ориентироваться в пространстве по запахам и привычкам членов своей семьи.
Из-за слепоты Урсулы « власть перешла в руки Фернанды », и под ее влиянием дом Буэндиа « превратился в оплот отживших обычаев ». Жизнь в доме стала невыносимой, и Аурелиано Второй переехал к Петре Котес, где с головой погрузился в пиршества. Фернанда лишь попросила не говорить их общей дочери Меме, что они навсегда расстались.
Полковник Аурелиано, заметив проходящий мимо цирк, « встретился лицом к лицу со своим жалким одиночеством », после чего умер под старым каштаном.
Меме успешно « закончила свое обучение », и к этому времени у нее родилась сестренка Амаранта Урсула. Она сблизилась со своим отцом, который принялся всячески баловать любимую дочь.
Амаранта отправилась в мир иной после того, как соткала себе саван. Ее смерть стала большой неожиданностью для всей семьи, а « Урсула слегла и больше уже не вставала ».
Меме влюбилась « до безумия » в молодого механика Маурисио Бабилонью. Тайком от родителей она стала встречаться с ним по ночам в купальне. Заподозрив неладное, Фернанда пригласила в дом меткого стрелка, чтобы тот охранял дом в ночное время. Так Маурисио получил пулю в позвоночник, приковавшую его « к постели до конца его жизни ».
Спустя положенное время Меме родила сына. Фернанда спрятала внука и сделала « вид, будто он и не появлялся на свет ». Она всем рассказала басню, будто нашла мальчика в корзине, плывшей по реке, и решила оставить сиротку у себя. После смерти возлюбленного Меме перестала разговаривать, и мать отвезла ее в далекий монастырь.
В Макондо стали сотрясать волнения рабочих Банановой компании, и для подавления восстаний забастовщики были расстреляны.
После этого чудовищного события над городом разразился ливень, который не прекращался в течение пяти лет.
Почувствовав, что стареет, Аурелиано Второй вернулся к Фернанде. Он с удовольствием занялся воспитанием младшей дочери и внука, которого по традиции нарекли Аурелиано.
Аурелиано Второй вновь вернулся к Петре, и любовники « наладили примитивное лотерейное предприятие »
Урсула не сомневалась, что умрет, как только закончится затяжной дождь – так это и случилось. По приблизительным подсчетам, главе большого семейства было « не менее ста пятнадцати и не более ста двадцати двух годов ». Похоронили Урсулу « в маленьком гробике, размерами чуть побольше корзинки ». В конце года умерла и Ребека.
Аурелиано Второй мучительной смертью умер от рака горла. Перед кончиной он успел разыграть в лотерею свои земли, и на вырученные деньги отправил Амаранту Урсулу учиться в Брюссель. Аурелиано Второй и его брат-близнец Хосе Аркадио Второй умерли в один миг.
Аурелиано Хосе, долгое время изучавший записи Мелькиадеса, понял, что они написаны на санскрите. Призрак старого цыгана сообщил ему, что когда « пергаментам исполнится сто лет и можно будет их расшифровать », и мужчина приступил к работе.
Петра Котес, жалея семью своего любовника, втайне от Фернанды посылала в дом провизию. Спустя четыре месяца после смерти Фернанды в отчий дом вернулся ее сын – Хосе Аркадио. Ему удалось найти спрятанное Урсулой золото, но вместо того, чтобы вернуться в Рим и воплотить в жизнь самые смелые мечты, он принялся устраивать оргии с местными подростками. Смерть настигла Хосе Аркадио от рук его любимчиков, которые утопили его в купальне, а сами забрали оставшееся золото.
В Макондо вернулась Амаранта Урсула вместе со своим супругом Гастоном. Увидев страшное запустение в доме, она сразу же принялась приводить его в порядок.
Амаранта Урсула превратилась в роскошную молодую женщину, и Аурелиано Хосе страстно влюбился в нее. Спустя некоторое время они стали любовниками.
Пилар Тернера умерла в возрасте ста сорока пяти лет. Безумная страсть Амаранты Урсулы и Аурелиано Хосе заставляла « кости Фернанды в могиле содрогаться от ужаса ». Они так и не смогли разгадать тайну рождения Аурелиано Хосе.
Амаранта Урсула родила мальчика со свиным хвостиком, после чего умерла от потери крови. Ребенка – последнего из рода Буэндиа – съели муравьи. Аурелиано Хосе удалось полностью расшифровать манускрипт Мелькиадеса, из которого он узнал историю своего большого семейства. Согласно древнему прорицанию цыгана, как только будет прочтена последняя строчка манускрипта, Макондо « будет сметен с лица земли ураганом и стерт из памяти людей »…
Заключение
Произведение Габриеля Гарсиа Маркеса, по сути, представляет собой всестороннее исследование человеческого одиночества. Подобное душевное состояние было характерно для каждого члена большого семейства Буэндиа, из-за которого, в итоге, оно и распалось.
После ознакомления с пересказом «Сто лет одиночества» рекомендуем прочесть роман Маркеса в полной версии.
Тест по роману
Проверьте запоминание краткого содержания тестом:
Рейтинг пересказа
Средняя оценка: 4.4 . Всего получено оценок: 113.
Роман был написан в 1967 году, когда автору было 40 лет. К этому времени Маркес успел поработать корреспондентом нескольких латиноамериканских , пиар-менеджером и редактором киносценариев, а на его литературном счету было несколько опубликованных и повестей.Замысел нового романа, который в первоначальном варианте хотел назвать «Дом», зрел у него уже давно. Некоторых своих персонажей он даже успел описать на страницах своих предыдущих книг. Роман задумывался как широкое эпическое полотно, описывающее жизнь многочисленных представителей семи поколений одной семьи, поэтому над ним занимала у Маркеса все основное время. Ему пришлось оставить всю другую работу. Заложив машину, Маркес эти деньги отдал жене, чтобы она смогла содержать двух их сыновей и обеспечивать писателя бумагой, кофе, сигаретами и кое- едой. Надо сказать, что в конце концов семье даже пришлось продавать бытовую технику, поскольку денег не стало совсем.
В результате непрерывной 18-тимесячной работы на свет появился роман «Сто лет одиночества», настолько необычный и самобытный, что многие издательства, куда Маркес обращался с ним, просто отказывались его печатать, совсем не уверенные в его успехе у публики. Первое издание романа вышло тиражом всего 8 тысяч экземпляров.
Хроника одной семьи
По своему литературному жанру роман относится к так называемому магическому реализму. В нем настолько тесно переплетена действительность, мистика и фантастика, что каким-то образом разделить их просто не получается, поэтому нереальность происходящего в нем становится самой что ни на есть ощутимой реальностью.«Сто лет одиночества» описывает историю только одной семьи, но это вовсе не перечень происходящих с героями событий. Это закольцованное время, начавшее вить свои спирали семейной истории с инцеста и закончившее эту историю тоже инцестом. Колумбийская традиция давать детям одни и те же семейные имена еще больше подчеркивает эту закольцованность и неизбежную цикличность, ощущая которую все представители рода Буэндиа всегда испытывают внутреннее одиночество и принимают его с философской обреченностью.
На самом деле пересказать содержание этого произведения просто невозможно. Как и всякое гениальное произведение, оно написано только для одного конкретного читателя и этот читатель – вы. Каждый воспринимает и понимает его по-своему. Быть может поэтому, в то время, как многие произведения Маркеса уже экранизированы, ни один из режиссеров не берется за то, чтобы перенести на экран героев этого мистического романа.
Основатели рода Буэндиа Хосе Аркадио и Урсула были двоюродными братом и сестрой. Родичи боялись, что они родят ребенка с поросячьим хвостиком. Об опасности инцестуального брака знает Урсула, а Хосе Аркадио не желает принимать во внимание подобные глупости. На протяжении полутора лет замужества Урсула умудряется сохранить невинность, ночи молодоженов заполнены томительной и жестокой борьбой, заменяющей любовные утехи. Во время петушиных боев петух Хосе Аркадио одерживает победу над петухом Пруденсио Агиляра, и тот, раздосадованный, издевается над соперником, ставя под сомнение его мужские достоинства, поскольку Урсула до сих пор еще девственница. Возмущенный Хосе Аркадио отправляется домой за копьем и убивает Пруденсио, а затем, потрясая тем же копьем, заставляет Урсулу выполнить свои супружеские обязанности. Но отныне нет им покоя от окровавленного призрака Агиляра. Решив перебраться на новое местожительство, Хосе Аркадио, словно принося жертву, убивает всех своих петухов, зарывает во дворе копье и покидает деревню вместе с женой и сельчанами. Двадцать два храбреца одолевают в поисках моря неприступный горный хребет и после двух лет бесплодных скитаний основывают на берегу реки селение Макондо - на то Хосе Аркадио было во сне вещее указание. И вот на большой поляне вырастают два десятка хижин из глины и бамбука.
Хосе Аркадио сжигает страсть к познанию мира - больше всего на свете его привлекают разные чудесные вещи, которые доставляют в селение появляющиеся раз в году цыгане: бруски магнита, лупа, навигационные приборы; от их вожака Мелькиадеса он узнает и секреты алхимии, изводит себя долгими бдениями и лихорадочной работой воспаленного воображения. Потеряв интерес к очередной сумасбродной затее, он возвращается к размеренной трудовой жизни, вместе с соседями обустраивает поселок, размежевывает земли, прокладывает дороги. Жизнь в Макондо патриархальная, добропорядочная, счастливая, здесь даже нет кладбища, поскольку никто не умирает. Урсула затевает прибыльное производство зверушек и птиц из леденцов. Но с появлением в доме Буэндиа неведомо откуда пришедшей Ребеки, которая становится им приемной дочерью, начинается в Макондо эпидемия бессонницы. Жители селения прилежно переделывают все свои дела и начинают маяться тягостным бездельем. А потом обрушивается на Макондо другая напасть - эпидемия забывчивости. Все живут в постоянно ускользающей от них действительности, забывая названия предметов. Они решают вешать на них таблички, но опасаются того, что по истечении времени не в силах будут вспомнить назначение предметов.
Хосе Аркадио намеревается было построить машину памяти, но выручает скиталец-цыган, ученый-волшебник Мелькиадес с его целительным снадобьем. По его пророчеству Макондо исчезнет с лица земли, а на его месте вырастет сверкающий город с большими домами из прозрачного стекла, но не останется в нем и следов от рода Буэндиа. Хосе Аркадио не желает этому верить: Буэндиа будут всегда. Мелькиадес знакомит Хосе Аркадио еще с одним чудесным изобретением, которому суждено сыграть роковую роль в его судьбе.
Строго говоря, магический реализм – это оксюморон. Само понятие реализма исключает вымысел, который несет в себе понятие «магический». В этот и заключается парадоксальность жанра: он основывается на реальной истории в той же степени, что и на мифах, преданиях и легендах. Этим авторы остроумно доказывают, что одно не отличается от другого.
Сюрреалистическая сказка, которая сочетает в себе факты и выдумку, только внешне напоминает сюр, всегда относящийся к автору. Магический реализм, напротив, как правило, заимствует фантастические элементы из народных верований. Сущность жанра в том, что народная фольклорная традиция – это, когда люди придают магическому статус реального. Для них тот или иное предание и есть история в чистом виде.
Представители магического реализма : Картасар, Борхес, Льёсо, Стуриас и другие.
Переплетение мифа и реальности в романе «Сто лет одиночества»: о чем роман?
В романе Гарсия Маркеса «Сто лет одиночества» речь идет о тяжелой истории Латинской Америки, раскрытой на примере семьи Буэндиа из вымышленного города Макондо. На протяжении всего повествования это местечко и его обитателей сотрясают, войны, революции и перевороты. Однако в то, что это было на самом деле, верится с трудом, так как книга напоминает фантастическую притчу о человеческих взаимоотношениях. Множество фольклорных элементов сбивает читателя с толку и не дает воспринимать произведение, как жалобу. Оно, скорее, дает понимание национального колорита Латинской Америки, ее традиций и мифов, а не истории насилия, лишений и бедствий, которые выпали на долю этого края. Неудивительно, что роман называют прогулкой по музею истории в извращенном виде.
Автор выбрал жанр неслучайно: он опирался на архетипическое сознание своего народа, чтобы запечатлеть его во всех красках. Дело в том, что латиноамериканцы все еще близки к мифологии собственных стран, они не утеряли связь с ней, в отличие от европейцев. По признанию самого писателя, он не придумывал книгу, а вспоминал и записывал рассказы дедушек и бабушек. Сказания оживают вновь и вновь, пока передаются из уст в уста.
Предания и мифы тесно переплетены с историей материка, поэтому люди часто сравнивают текст «Сто лет одиночества» с Библией. Постмодернистский эпос повествует о вселенском городе и о людском роде, а не только о семье Буэндиа и деревушке Макондо. В этой связи особенно интересны трактовки причины распада рода , данные автором. Первая – мистическая (религиозная): род проклят (параллель с первородным грехом) из-за инцеста, его породившего. В качестве возмездия ураган сметает деревушку с лица Земли. Вторая – реалистическая : род Буэндия (человеческий род) убивает цивилизация. Разрушается естественный патриархальный уклад жизни людей (как и в Латинской Америке сегодня: все хотят эмигрировать в США и искать там лучшей доли). Произошло забвение исторической памяти, они лишилась самоценности. Земля, некогда прославленная и плодородная, порождает Иванов, не помнящих родства. Разобщение в роде Буэндиа вызвано равнодушием, которое и посеяло одиночество. Как только в Макондо пришли цыгане (разносчики цивилизации), там пустило свои корни столетнее одиночество, вынесенное автором в название.
Действие в романе происходит в 19-20 веке. Череда войн в те времена не имела конца и потеряла начало. Все представления людей о реальности были искажены перманентной войной, поэтому многие предпочитали учить детей своеобразному бегству от злой реальности, выстраивая для них волшебный мир, альтернативный настоящему.
Еще одна интересная особенность – тип романа «Сто лет одиночества» . Он тоже выбран неслучайно и раскрывает определенные черты менталитета жителей Латинской Америки. В книге нет главного героя, есть род, семья, общность людей, которые играют главную роль. Тип западно-европейского романа другой, в центре событий находится лишь один герой, и важнее всего то, что происходит в масштабах его личности. Там очевиден конфликт личности и общества, в латино-американском романе внимание акцентируется на семье, ведь для того народа свойственно делить социум не на индивидуумы, а на семьи. Для них первостепенен род, а не отдельные его представители.
Отображение в романе реальной истории Латинской Америки История Колумбии 19-20 века кратко
На протяжении 19 века обстановка в Колумбии была нестабильной . Итогом длительной гражданской войны стало принятие Конституции: в соответствие с ней страна стала федерацией, штаты которой были в большой степени автономны. Позже Конституция изменилась, и страна стала республикой, поделенной на департаменты. Произошла централизация власти, которая привела к ухудшению политической обстановки. Неудачная экономическая реформация стала причиной огромной инфляции. Началась война. Все эти преобразования были так или иначе отражены в романе, чаще в сатирической манере. В частности, экономическое бедствие было отмечено безобразным обнищанием деревни и даже голодом.
1899-1902 – Тысячедневная война. Обвинение, выдвинутое либералами против консерваторов, в незаконном удержании власти. Победили консерваторы, Панама получила независимость. Одним из командующих действительно был Аурелиано Буэндия. Мир был подписан при посредничестве США, однако Панама его не признала. Америке нужна была выгодная аренда на ее территории, поэтому она поддержала сепаратистов. Так Панама стала самостоятельной. Интерес, который другие государства стали проявлять в Латинской Америке, был порожден корыстью, и этот мотив так или иначе проявляется в романе.
Далее началась Перуанско — Колумбийская война (началась из-за захвата колумбийского города). Территориальный спор был решен при посредничестве других государств, победа осталась за Колумбией. Именно влияние извне принесло гибель роду Буэндия: оно обезличило культуру и стерло историческую память.
После этого началась десятилетняя гражданская война между правительством (либералами) и коммунистической оппозицией (консерваторами) . Был убит популярный в народе либеральный политик, по стране прокатились вооруженные восстания, унесшие тысяче жизней. Началась реакция, потом переворот, и так продолжалось 10 лет. Погибли более 200.000 человек (по официальным данным). В романе тоже были две противоборствующие силы: либералы и консерваторы, которые постоянно переманивали жителей Макондо из стороны в сторону. Принадлежность к политике уродовала героев и всегда пагубно отражалась на их состоянии.
Потом, в 1964 году, гражданская война возобновилась и продолжалась вплоть до 2016 года . За это время страну безвозвратно покинули более 5.000.000 человек. США поддерживало правительство и активно спонсировало войну. В произведении осуждается постороннее вмешательство в политику Латинской Америки.
Интересно? Сохрани у себя на стенке!Материал из Википедии - свободной энциклопедии
Исторический контекст
Роман «Сто лет одиночества» был написан Гарсиа Маркесом в течение 18 месяцев, между 1965 и 1966 годами в Мехико . Оригинальная идея этого произведения появилась в 1952 году, когда автор посетил свою родную деревню Аракатака в компании матери. В его рассказе «День после субботы», опубликованном в 1954 году, первый раз появляется Макондо. Свой новый роман Гарсиа Маркес планировал назвать «Дом», но в итоге передумал, чтобы избежать аналогий с романом «Большой дом», опубликованным в 1954 году его другом Альваро Самудио .
Первый, считающийся классическим, перевод романа на русский язык принадлежит Нине Бутыриной и Валерию Столбову . Современный перевод, получивший распространение сейчас на книжных рынках, был выполнен Маргаритой Былинкиной. В 2014 году перевод Бутыриной и Столбова был переиздан, эта публикация стала первой легальной версией .
Композиция
Книга состоит из 20 неименованных глав, в которых описывается история, закольцованная во времени: события Макондо и семьи Буэнди́а, например, имена героев, повторяются снова и снова, объединяя фантазию и реальность. В первых трёх главах рассказывается о переселении группы людей и основании деревни Макондо. С 4 по 16 главы повествуется об экономическом, политическом и социальном развитии селения. В последних главах романа показан его закат.
Почти все предложения романа построены в косвенной речи и довольно длинны. Прямая речь и диалоги почти не используются. Примечательно предложение из 16-й главы , в котором Фернанда дель Карпио причитает и жалеет себя, в печатном виде оно занимает две с половиной страницы.
История написания
«…У меня была жена и двое маленьких сыновей. Я работал пиар-менеджером и редактировал киносценарии. Но чтобы написать книгу, нужно было отказаться от работы. Я заложил машину и отдал деньги Мерсе́дес. Каждый день она так или иначе добывала мне бумагу, сигареты, все, что необходимо для работы. Когда книга была кончена, оказалось, что мы должны мяснику 5000 песо - огромные деньги. По округе пошёл слух, что я пишу очень важную книгу, и все лавочники хотели принять участие. Чтобы послать текст издателю, необходимо было 160 песо, а оставалось только 80. Тогда я заложил миксер и фен Мерседес. Узнав об этом, она сказала: „Не хватало только, чтобы роман оказался плохим“».
Из интервью Гарсиа Маркеса журналу Esquire
Центральные темы
Одиночество
На протяжении романа всем его героям назначено судьбой страдать от одиночества , которое является врожденным «пороком» семьи Буэнди́а. Селение, где происходит действие романа, Макондо, также одинокое и отделённое от современного ему мира, живёт в ожидании визитов цыган, привозящих с собой новые изобретения, и в забвении, в постоянных трагических событиях в истории культуры, описанной в произведении.
Одиночество более всего заметно в полковнике Аурелиано Буэнди́а, поскольку его неспособность выражать свою любовь заставляет его уходить на войну, оставляя своих сыновей от разных матерей в разных селениях. В другом случае, он просит начертить вокруг себя трёхметровый круг, чтобы к нему никто не приближался. Подписав мирный договор, он стреляет себе в грудь, чтобы не встречаться со своим будущим, но из-за своей неудачливости не достигает цели и проводит свою старость в мастерской, изготавливая золотых рыбок в честном согласии с одиночеством.
Другие герои романа также терпели последствия одиночества и заброшенности:
- основатель Макондо Хосé Аркáдио Буэнди́а (много лет провёл в одиночестве под деревом);
- У́рсула Игуарáн (жила в уединении своей старческой слепоты);
- Хосе Аркадио и Ребека (ушли жить в отдельный дом, чтобы не позорить семью);
- Амаранта (была всю жизнь незамужней);
- Геринéльдо Мáркес (всю жизнь ждал так и не полученных пенсии и любви Амаранты);
- Пьетро Кре́спи (отвергнутый Амарантой самоубийца);
- Хосе Аркадио Второй (после увиденного расстрела никогда и ни с кем не вступал в отношения и провёл свои последние годы, запершись в кабинете Мельки́адеса);
- Фернанда дель Карпио (была рождена, чтобы стать королевой и первый раз покинула свой дом в 12 лет);
- Рената Ремéдиос «Ме́ме» Буэнди́а (была отправлена в монастырь против своей воли, но совершенно безропотно после несчастия с Маурисьо Бабилонья, прожив там в вечном молчании);
- Аурелиано Бабилонья (жил, запершись в мастерской полковника Аурелиано Буэндиа, а после смерти Хосе Аркадио Второго перебрался в комнату Мельки́адеса).
Одна из основных причин их одинокой жизни и отрешённости - неспособность любить и предрассудки, которые были разрушены отношениями Аурелиано Бабилонья и Амаранты Урсулы, чье незнание своего родства привело к трагическому финалу истории, в которой единственный сын, зачатый в любви, был съеден муравьями. Этот род не способен был любить, поэтому они были обречены на одиночество. Был исключительный случай между Аурелиано Вторым и Петрой Кóтес: они любили друг друга, но у них не было и не могло быть детей. Единственная возможность иметь дитя любви у члена семьи Буэнди́а заключается в отношениях с другим членом семьи Буэнди́а, что и произошло между Аурелиано Бабилонья и его тетей Амарантой Урсулой. Кроме того, этот союз зародился в любви, предназначенной для смерти, любви, покончившей с родом Буэнди́а.
Наконец, можно говорить о том, что одиночество проявилось во всех поколениях. Самоубийство, любовь, ненависть, предательство, свобода, страдания, тяга к запретному - второстепенные темы, которые на протяжении романа меняют наши взгляды на многое и дают понять, что в этом мире мы живём и умираем в одиночестве.
Реальность и вымысел
В произведении фантастические события преподносятся через обыденность, через ситуации, которые для персонажей не являются аномальными. Также и исторические события Колумбии , например, гражданские войны между политическими партиями, массовое убийство работников банановых плантаций (в 1928 году транснациональная банановая корпорация «Юнайтед Фрут » совершила при помощи правительственных войск жестокую резню сотен забастовщиков, ожидавших возвращения делегации с переговоров после массовых протестов), отражены в мифе о Макондо. Такие события, как вознесение на небо Ремедиос, пророчества Мелькиадеса, появление умерших персонажей, необычные предметы, привозимые цыганами (магнит, лупа, лёд)… врываются в контекст реальных событий, отраженных в книге, и призывают читателя войти в мир, в котором возможны самые невероятные события. Именно в этом заключается такое литературное течение как магический реализм , характеризующий новейшую латиноамериканскую литературу.
Инцест
Отношения между родственниками обозначаются в книге через миф о рождении ребёнка со свиным хвостиком. Несмотря на это предупреждение, отношения возникают вновь и вновь между разными членами семьи и в разных поколениях на протяжении всего романа.
История начинается с отношений между Хосе Аркадио Буэндиа и его двоюродной сестрой Урсулой, которые росли вместе в старом посёлке и много раз слышали о своём дяде, имевшем свиной хвостик. Впоследствии Хосе Аркадио (сын основателя) женился на Ребеке, приёмной дочери, которая предположительно была его сестрой. Аркадио был рожден от Пилар Тернерa, и не подозревал, почему она не отвечала на его чувства, так как не знал ничего о своем происхождении. Аурелиано Хосе влюбился в свою тетю Амаранту, предложил ей женитьбу, но получил отказ. Также можно назвать близкими к любви отношения между Хосе Аркадио (сыном Аурелиано Второго) и Амарантой, тоже неудавшиеся. В конце концов развиваются отношения между Амарантой Урсулой и её племянником Аурелиано Вавилонья, которые даже не подозревали о своем родстве, поскольку Фернанда, бабушка Аурелиано и мать Амаранты Урсулы, скрыла тайну его рождения.
Эта последняя и единственно искренняя любовь в истории семьи, как это ни парадоксально, стала виной гибели рода Буэндиа, которая была предсказана в пергаментах Мельки́адеса.
Сюжет
Почти все события романа происходят в вымышленном городке Макондо, но имеют отношение к историческим событиям в Колумбии . Город был основан Хосе Аркадио Буэндиа, волевым и импульсивным лидером, глубоко заинтересованным в тайнах вселенной, которые ему периодически открывали заезжие цыгане во главе с Мелькиадесом. Город постепенно растёт, и правительство страны проявляет интерес к Макондо, но Хосе Аркадио Буэндиа оставляет руководство городом за собой, переманив присланного алькальда (мэра) на свою сторону.
Отрывок, характеризующий Сто лет одиночества
– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.
– Ничего, маменька, право ничего, так: Петя испугал меня, – говорила она, стараясь улыбаться, но слезы всё текли и всхлипывания сдавливали горло.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда то.
Через полчаса в зале между другими ряжеными появилась еще старая барыня в фижмах – это был Николай. Турчанка был Петя. Паяс – это был Диммлер, гусар – Наташа и черкес – Соня, с нарисованными пробочными усами и бровями.
После снисходительного удивления, неузнавания и похвал со стороны не наряженных, молодые люди нашли, что костюмы так хороши, что надо было их показать еще кому нибудь.
Николай, которому хотелось по отличной дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек десять наряженных, ехать к дядюшке.
– Нет, ну что вы его, старика, расстроите! – сказала графиня, – да и негде повернуться у него. Уж ехать, так к Мелюковым.
Мелюкова была вдова с детьми разнообразного возраста, также с гувернантками и гувернерами, жившая в четырех верстах от Ростовых.
– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.
Наташа первая дала тон святочного веселья, и это веселье, отражаясь от одного к другому, всё более и более усиливалось и дошло до высшей степени в то время, когда все вышли на мороз, и переговариваясь, перекликаясь, смеясь и крича, расселись в сани.
Две тройки были разгонные, третья тройка старого графа с орловским рысаком в корню; четвертая собственная Николая с его низеньким, вороным, косматым коренником. Николай в своем старушечьем наряде, на который он надел гусарский, подпоясанный плащ, стоял в середине своих саней, подобрав вожжи.
Было так светло, что он видел отблескивающие на месячном свете бляхи и глаза лошадей, испуганно оглядывавшихся на седоков, шумевших под темным навесом подъезда.
В сани Николая сели Наташа, Соня, m me Schoss и две девушки. В сани старого графа сели Диммлер с женой и Петя; в остальные расселись наряженные дворовые.
– Пошел вперед, Захар! – крикнул Николай кучеру отца, чтобы иметь случай перегнать его на дороге.
Тройка старого графа, в которую сел Диммлер и другие ряженые, визжа полозьями, как будто примерзая к снегу, и побрякивая густым колокольцом, тронулась вперед. Пристяжные жались на оглобли и увязали, выворачивая как сахар крепкий и блестящий снег.
Николай тронулся за первой тройкой; сзади зашумели и завизжали остальные. Сначала ехали маленькой рысью по узкой дороге. Пока ехали мимо сада, тени от оголенных деревьев ложились часто поперек дороги и скрывали яркий свет луны, но как только выехали за ограду, алмазно блестящая, с сизым отблеском, снежная равнина, вся облитая месячным сиянием и неподвижная, открылась со всех сторон. Раз, раз, толконул ухаб в передних санях; точно так же толконуло следующие сани и следующие и, дерзко нарушая закованную тишину, одни за другими стали растягиваться сани.
– След заячий, много следов! – прозвучал в морозном скованном воздухе голос Наташи.
– Как видно, Nicolas! – сказал голос Сони. – Николай оглянулся на Соню и пригнулся, чтоб ближе рассмотреть ее лицо. Какое то совсем новое, милое, лицо, с черными бровями и усами, в лунном свете, близко и далеко, выглядывало из соболей.
«Это прежде была Соня», подумал Николай. Он ближе вгляделся в нее и улыбнулся.
– Вы что, Nicolas?
– Ничего, – сказал он и повернулся опять к лошадям.
Выехав на торную, большую дорогу, примасленную полозьями и всю иссеченную следами шипов, видными в свете месяца, лошади сами собой стали натягивать вожжи и прибавлять ходу. Левая пристяжная, загнув голову, прыжками подергивала свои постромки. Коренной раскачивался, поводя ушами, как будто спрашивая: «начинать или рано еще?» – Впереди, уже далеко отделившись и звеня удаляющимся густым колокольцом, ясно виднелась на белом снегу черная тройка Захара. Слышны были из его саней покрикиванье и хохот и голоса наряженных.
– Ну ли вы, разлюбезные, – крикнул Николай, с одной стороны подергивая вожжу и отводя с кнутом pуку. И только по усилившемуся как будто на встречу ветру, и по подергиванью натягивающих и всё прибавляющих скоку пристяжных, заметно было, как шибко полетела тройка. Николай оглянулся назад. С криком и визгом, махая кнутами и заставляя скакать коренных, поспевали другие тройки. Коренной стойко поколыхивался под дугой, не думая сбивать и обещая еще и еще наддать, когда понадобится.
Николай догнал первую тройку. Они съехали с какой то горы, выехали на широко разъезженную дорогу по лугу около реки.
«Где это мы едем?» подумал Николай. – «По косому лугу должно быть. Но нет, это что то новое, чего я никогда не видал. Это не косой луг и не Дёмкина гора, а это Бог знает что такое! Это что то новое и волшебное. Ну, что бы там ни было!» И он, крикнув на лошадей, стал объезжать первую тройку.
Захар сдержал лошадей и обернул свое уже объиндевевшее до бровей лицо.
Николай пустил своих лошадей; Захар, вытянув вперед руки, чмокнул и пустил своих.
– Ну держись, барин, – проговорил он. – Еще быстрее рядом полетели тройки, и быстро переменялись ноги скачущих лошадей. Николай стал забирать вперед. Захар, не переменяя положения вытянутых рук, приподнял одну руку с вожжами.
– Врешь, барин, – прокричал он Николаю. Николай в скок пустил всех лошадей и перегнал Захара. Лошади засыпали мелким, сухим снегом лица седоков, рядом с ними звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги, и тени перегоняемой тройки. Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.
Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.
Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.
Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка, Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
